Выражение монашеского опыта

И когда это говоришь, печаль уходит и снова бывает радость. Но ты, однако, говори это не с тем, чтобы пришла радость, а говори это от сердца. И пока мы, как было сказано и прежде, пребываем в этой жизни, никогда не полагайся на себя, даже если поднимешься до седьмого неба или увидишь всю природу таинств. Поскольку ты носишь тело, опасность остается, и нам нужна осторожность. Только когда ты оставишь это тело мертвым, тогда радуйся, что уже не переменишься, а все, что тебе даст Господь, — твое собственное, и никто этого у тебя не отнимет; Емуже слава и держава во веки веков. Аминь.  [182]

10 О двоякой брани бесов и о том, что они воюют с подвижниками умело

Итак, чадо, узнай и о двоякой брани бесов. И мы говорим, что бес воюет с подвижниками умело. И когда он видит, что монах, подвизаясь, бежит с великим стремлением и пылом и что у него нет наставника, тогда злой бес, тайно следуя за ним, нападает на него. И, скрывая свои сети, толкает его вперед. А подвижник, не подозревая, что враг рядом с ним, бежит безрассудно, постясь, совершая бдение и молясь. А бес полностью отсекает у него аппетит к еде. И тот уже не желает ничего, будь перед ним самые лучшие кушанья.

Также бес позволяет ему свободно совершать бдение, так что монах начинает думать, что уже достиг бесстрастия и может жить и без пищи. И когда бес увидит, что он дошел до предела, тогда оставляет его подвижника, и тот падает. Ибо, не имея высоких крыльев созерцания для того, чтобы возвыситься и поднять тело, он валяется внизу, как змея. Ибо там, где он думает, что пришел с земли на небеса, он, не заметив того, внезапно оказался без оружия в океане. Потому что тело, которое собирает оружие и воюет, из‑за чрезвычайного голода истощилось и изнемогло. И вот тогда кровожадный змей, радуясь и веселясь, стремительно нападает на этого несчастного монаха и тянет за собой тысячи и других лукавых духов. И они совершенно удушают его, если он сразу не разыщет опытного и дельного наставника. И многих подвижников здесь он и ввергнул в различные постыдные греховные страсти. Ибо эту страсть бесы разжигают более других страстей, когда тело истощится и изнеможет.

Если же этот подвижник имеет острый ум и подвизается рассудительно, наблюдая, как бы не упасть вперед, то бес его оставляет. А когда увидит, что пыл и великая ревность прекращаются, и стремление понемногу уменьшается, и тот начинает нерадеть, тогда опять‑таки бес тянет его назад, чтобы ввергнуть в безразличие, для того чтобы тот оставил все это и стал опять рабом бесов.

Потому подвиг двойной. И монах должен или иметь наставника в таком делании и творить совершенное послушание, совершенно отсекая свою волю, или, если он один, остерегаться крайностей и идти по среднему пути. Не должен уклоняться ни вправо, ни влево. И пусть хорошо знает, что только когда получит высокие крылья созерцания, тогда по мере этой божественной благодати и тело выдерживает немощи. И хотя тело, будучи тленным, часто изменяется, слабеет и изнемогает, ум, имея другие, небесные и вышеестественные крылья, летает высоко и не заботится о тяжести тела, но поднимает его, сколь бы немощным оно ни было. Поэтому и многие святые, имеющие эту благодать, прожили много лет без хлеба и еды и довольствовались только святым причастием пречистого тела и крови Господа.

Однако поскольку святые отцы не учат нас не есть совсем, поэтому если мы получим и эту благодать и узнаем, что можем жить и без пищи на самом деле, а не в мечтах, то и тогда мы должны есть и сыр, и яйца, и молоко, если оно у нас окажется, и рыбу. Понемногу и все из того, что нам разрешает устав монашеского звания, — для двух целей. Во–первых, чтобы мы сокрушали корень возношения и гордости, попирая всякое мудрование, возносящееся против Бога, а во–вторых, чтобы мы выглядели похожими на всех, чтобы никто не знал нашего делания пред Богом и мы избегали бы человеческой славы и похвал. А еще для того, чтобы мы не думали, что эта малая еда, со знанием и рассуждением употребляемая, лишает нас божественной благодати и что если бы мы постились, то имели бы большую благодать. Нет. Ибо Бог не смотрит на количество наших подвигов, а испытывает цель и рассуждение, с которыми мы их совершаем, и соответственно изливает Свое благо, великую и богатую милость.

Емуже подобает всякая слава, честь и поклонение всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

11 О трех состояниях естества, до которых поднимается и нисходит человек: естественном, противоестественном и вышеестественном. И о трех образах божественной благодати, которую он может получить, понуждая человеческое естество: очистительной, просвещающей и совершенной

Итак, послушай, чадо, и о трех образах естества, через которые восходит и нисходит человек. И мы скажем, что естественное состояние человека, после того как мы преступили заповедь Божию и отпали от рая, — это божественный закон, который был нам письменно дан после оного изгнания. И всякий человек должен, если желает своего спасения, понуждать себя и вести брань со страстями, нанося удары и сопротивляясь, сражаясь и защищаясь, побеждая и терпя поражения. И вообще должен подвизаться, чтобы пребывать в рамках божественных законов естества.

И когда мы находимся в рамках божественного закона, данного нам Святого Писания, и когда мы не блудники, убийцы, воры, обидчики, лжецы, гордецы, клеветники, тщеславные, чревоугодники, многостяжатели, сребролюбцы, завистники, оскорбители, хулители, гневливые, ропотники, укорители, лицемеры и тому подобное, тогда мы пребываем в естественном состоянии после случившегося преступления.

А противоестественное состояние — у того, кто находится вне божественного закона и, как скот, уподобился бессловесным, у которых нет закона. И о нем говорит пророк: «И человек, в чести сый, не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им».  [183] Итак, тот, кто ходит вне божественного закона, валяясь в различных, как мы сказали, грехах, — такой пребывает в противоестественном состоянии.

А вышеестественное состояние — это бесстрастие, которое было у Адама, прежде чем он преступил заповедь Божию и отпал от этой божественной благодати и незлобия.

Вот, чадо, таковы три образа, через которые мы, если преуспеваем, то восходим от противоестественного к вышеестественному. А если живем в бесчувствии, не радея о нашем спасении, тогда мы пасем свиней и стараемся насытиться рожками, как блудный сын.  [184]

А три образа божественной благодати, как мы сказали, которую может получить человеческое естество, когда у человека доброе произволение, и он понуждает себя, таковы: очистительная, просветительная и совершенная.

И когда человек сперва придет в покаяние от своих прежних грехов, старается следовать божественному Закону и подъемлет великие подвиги и суровые труды из‑за привычки к страстям, тогда божественная благодать тайно дает ему утешение и радость, плач, наслаждение и сладость от божественных словес, которые он читает, и силу и дерзновение для духовного подвига. Итак, эта благодать называется очистительной. Она тайно помогает кающемуся подвижнику очиститься от грехов и устоять в пределах естественного.

Если же он устоит там, в пределах естественного состоянии, и не прекратит подвигов, не обратится вспять, не вознерадит, не упадет со своего места, а терпит, понуждая себя творить благие плоды, сохраняя великодушие и принимая непрерывные перемены естества, ожидая милости Божией, тогда ум принимает божественное просвещение и весь становится божественным светом, в котором он умно видит истину и различает, как он должен идти, пока не достигнет любви, которая есть сладчайший Иисус.

Однако и здесь, чадо, необходимо большое внимание. Слыша о свете, не думай, что это огонь или свет светильника, или молнии, или другой вид цвета. Прочь такую нелепость! Ибо многие, не понявшие этого, приняли вид молнии и, прельстившись, зло погибли. А умный свет божественной благодати — невещественный, безвидный и бесцветный, радостный и мирный. Это и есть благодать, называющаяся просветительной, которая просвещает ум и указывает безопасные пути духовного путешествия, чтобы путник не заблудился и не упал.