О молитве

Большое дело, когда у певчего есть благочестие. Знаете как это важно? Сам он внутренне изменяется, а так как это внутреннее изменение выражается и вовне, то и тот, кто его слушает, изменяется добрым изменением. Так молитва всех является благоугодной Богу.

Священные смыслы уязвляют сердце

— Геронда, мне нравится второй глас.

— Второй глас чисто восточный, то есть византийский. Ни на каком инструменте его нельзя сыграть, только на скрипке [159]. Видишь, турки взяли музыку из Византии и как умилительно поют! И что они поют в своих песнях? «Было бы у меня пятьдесят драм коньяка и пятьдесят драм бастурмы, о!..» [160] Приходят в восхищение, когда поют про пятьдесят грамм коньяка и немного бастурмы! А мы поём о Христе, Который был распят, принёс Себя в жертву, и нас это не будет трогать?

«О треблаженное Древо…» [161] Стоит подумать человеку о страданиях Христовых, он умиляется до слёз. На келье Честного Креста я как‑то нашёл большую толстую палку, примерно метр длиной и тут же вспомнил Крест Христов. Принёс к себе в келью и припал к ней, словно это был Крест Христов. О, как билось моё сердце! Я спал с ней!..

— Геронда, Вы тогда думали о распятии?

— Только о распятии! Я ощущал себя на Голгофе, словно обнимаю Честной Крест. Если бы это был сам Честной Крест, не знаю, было бы у меня сильнее чувство. Сердце у меня разрывалось, слёзы, сердце стучало! Грудь, рёбра чуть не лопнули. Я сжимал это дерево, чтобы не треснули рёбра. Вы берёте книжку с последованием службы Кресту, поёте: «Кресте Христов, христиан упование» [162], — а ум ваш не здесь. Как тогда измениться душе? Да, если заработает сердце, если изменится душа, тогда будет праздник. Знаете, что значит праздник?

Когда человек следит за тем, что поёт и чувствует, отсюда начинается благочестие, приходит умиление и всё остальное. Поэтому углубляйтесь в смысл, чтобы сердце уязвлялось и чувствовало. Если телеграмма дойдёт до сердца, тогда от одного слова уязвляется человек, внутренне воспаряет, духовно изменяется, а за всем остальным потом просто следит; и это духовное изменение у него во всём. Я, когда слышу «изумевает же ум и премирный пети Тя, Богородице» [163], в этот момент прихожу в изумление. А когда слышу «Благовествуй, земле, радость велию» [164], знаете, что со мной делается? Сердце трепещет от радости, и всё тело дрожит каким‑то сладостным ознобом. Но если не думать о смысле, то не происходит никакого изменения, ни в сердце, ни в теле.

— Геронда, мне очень нравятся патриотические песни.

— Патриотические песни пробуждают любовь к родине, вдохновляют на подвиги, воодушевляют и поднимают на борьбу. Один слепой с дудочкой, знаете, сколько людей поднял на борьбу во время немецкой оккупации? С какой болью пел бедняга «Будь здоров, бедный народ!» Болел за народ и боль слышалась в звуках дудочки! Протягивал шляпу и говорил: «Подайте слепому». Немцы говорили: «Слепой, что с него взять», — и не трогали, даже бросали деньги! А он… проповедовал! Люди тогда были в унынии, а он зажигал в душе огонь, и многие проникались решимостью и уходили прямо в горы Джумерка к Зервасу [165]. Представьте теперь — воодушевляться так же любовью ко Христу!

Я когда слышу звуки марша, не могу удержаться от слёз… Сразу думаю о войне, о борьбе за освобождение, о героях, которые были убиты, проливали свою кровь. Когда слышу умилительное песнопение, сердце сокрушается. Слышу пасхальные стихиры — веселюсь. А когда пою, ум мой в Боге и сердце трепещет. Если пою что‑то скорбное — болею душой и пою печально. Если пою что-либо радостное — радуюсь. Хочу сказать, что основание всего — это ум. Ум сосредоточен на смысле? Тогда человек духовно изменяется, сердце горит и, как бы это выразить, воспринимает это духовное умиление с духовной радостью. Но если ум не там, где должен быть, то нет ни умиления, ни радости.

Сердце — это музыкант

Псалмопение это не только молитва, это и в некотором смысле «безумие», это, как бы это сказать, излияние сердечного чувства, переливание через край духовного состояния. Когда человек думает о Христе, о рае, тогда поёт с сердцем. А когда по чуть–чуть начнёт вкушать небесного, в каждом песнопении играет сердце. Даже если ум не сосредоточен на смысле слов, а только на мысли о рае, и тогда трепещет сердце. Сердце трепещет, как у соловья. Соловей, когда поёт на дереве, и сам весь трепещет, и ветка, на которой он сидит, вся дрожит. «Оставьте меня, — говорит, — ничего мне не нужно, я обезумел!»

— Геронда, у меня есть помысел, что когда я пою не по нотам, то пою сердцем.

— Нотами человек ограничивается. Но сердце нельзя ограничить. Когда работает сердце, вырывается из ограниченного и идёт в беспредельное, и тогда пение услаждается! Тогда, даже если где‑то сфальшивишь, всё равно чувствуешь сладость, потому что из сердца идёт сладость.

— Геронда, как этого можно добиться в случае, если певчий поёт не один, но с хором?

— Если протопсалт поёт с сердцем, то остальные заражаются от него, возбуждаются в хорошем смысле.

— Геронда, если протопсалт не поёт с сердцем, то другой певчий, какое бы у него ни было сердце, не может петь сердечно, будет следовать ритму и тону, которые задаёт протопсалт.

— То есть что же, протопсалт и сердце у него забирает? Сердце тут ни при чём. Он может быть последним из всех и петь тише, но если в пение вкладывает сердце, то и будет петь с сердцем, потому что по–другому не может. Поёт, а внутри у него всё поднимается, сердце трепещет, и на глаза наворачиваются слёзы. Понятно? Другой ему не мешает, как бы он ни пел. Так что не будем себя оправдывать. Во всяком случае, я не могу понять, когда женщины не поют от души, сердечно и с умилением, потому что у них от природы есть эта сердечная любовь и нежность.

— Геронда, у меня помысел, что мы поём с чувством, но только внешне.

— Чувство в псалмопении исходит изнутри, из сердца. Когда ум сосредоточен на смысле, это и даёт сердечное чувство — сердце трепещет! Сердце — это музыкант. Сила, сострадание, боль, которые есть у человека внутри, рождают чувство, жизнь, пульс, и это придаёт сладость псалмопению. И вы, если вникните во внутренний смысл, знаете, как будете петь?

— Стать одного с Вами духа, геронда.

— Опьянение, опьянение! Смотри, некоторые музыканты, специально перед тем как играть, сначала немножко выпивают и потом поют с душой, у них движущая сила — алкоголь. А вы будьте движимы Духом, божественным огнём и Святым Духом [166]!

СЕДЬМАЯ ЧАСТЬ

СОСТОЯНИЕ СЛАВОСЛОВИЯ

ГЛАВА 1

Славословие Бога 

В славословии есть и покаяние

— Геронда, я не подвизаюсь как должно, и это меня ж огорчает.

— Гляди, славь Бога.

— Геронда, я больше прошу Бога о прощении, чем славословлю.

— И это хорошо, но лучше Его славословить. В славословии есть и покаяние, которое приносит божественное утешение, так как содержит в себе смирение. «Слава Тебе, Боже», — значит и «прости мне, Боже мой, мои грехи, чтобы я Тебя славословил, как Тебя славословят ангелы».

— Иногда, геронда, я начинаю молитву не с того, что прошу Бога помиловать меня, грешную, но начинаю со славословия. Может быть, это неправильно?