Путь шамана

Вскоре я окончательно потерял их из виду. Они считают, что я иду за ними, решил я, и обязательно будут ждать меня где-нибудь там, впереди, за краем гряды. И я с трудом двинулся вперед, промокший, голодный и усталый, в ужасе, что навсегда потеряюсь в этих огромных необитаемых дебрях. Прошел час, потом другой и третий, но индейцев все не было видно. Дождь перестал, и в пустынном лесу стало светлее. Я принялся искать согнутые веточки на молодых деревьях - так индейцы указывают путь, по которому они прошли,- но не нашел ни одной.

Я остановился, уселся на упавшее дерево посреди сырого леса и попробовал ясно обдумать свое положение. Я издал особый индейский клич - крик, идущий из самой глубины легких, который слышно за полмили. Я трижды повторил его. Ответа не было. Меня охватил страх. У меня не было ружья, так что не могло быть и речи о том, чтобы подстрелить какую-нибудь дичь. Я не знал, куда идти. Единственными человеческими существами в этой чаще были мои спутники, но их и след простыл.

Я понимал, что до сих пор мы держали на запад, но сквозь густые кроны окружавших меня деревьев нельзя было определить направление солнца. От главной гряды шло множество развилок, и было непонятно, куда лучше пойти. Я выбрал одну из них почти наугад и медленно двинулся вперед, ломая веточки через каждые десять футов, чтобы дать знак индейцам, если они станут искать меня здесь. Время от времени я кричал, но в ответ не услышал ни звука. Я остановился у какого-то ручья и налил воды в калебас с пивом. Пока я, взмокнув от ходьбы, отдыхал, вокруг меня кружились десятки бабочек, то и дело садясь мне на голову, руки и плечи. Я смотрел, как они пили пот с моей кожи и тут же испражнялись на нее. Я встал и пошел дальше, в глубь леса, опираясь на свой бальсовый посох. Темнело. При помощи имевшегося у меня короткого мачете я нарезал ветвей с молоденьких пальм и соорудил нечто наподобие навеса. Почти совсем обессилев, я выпил пива, укрылся пальмовыми листьями и тут же уснул.

Когда я проснулся, сквозь кроны деревьев пробивался слабый свет. Я лежал, в этой зеленой тиши, как вдруг услышал какой-то приглушенный раскат. Он раздался совершенно неожиданно, и я не понял, откуда он доносится. Не шевелясь, я прождал минут пятнадцать, и звук повторился - откуда-то слева. Определенно, это стреляли из ружья. Я вскочил и кинулся в направлении выстрела; я мчался, спотыкаясь и скользя, вниз по крутому склону, время от времени издавая индейский клич. Послышался еще один такой же звук, на этот раз немного правее. Я изменил направление и вскоре уже спускался по отвесной стороне каньона, цепляясь за лианы и перекатываясь от одного деревца к другому. Тут до меня донесся неумолчный, всепроникающий гул, будто где-то рядом шел бесконечный товарный поезд. Я вдруг оказался на покрытом валунами берегу реки. Примерно в четверть мили вверх по течению гигантский водопад с ревом низвергался по гладкой каменистой поверхности утеса. И там, у подножия водопада, я увидел своих спутников, и в эту минуту для меня не было на целом свете людей роднее, чем они.

Я стал пробираться к ним, карабкаясь по огромным прибрежным валунам, прямо по воде, стоявшей между наносами песка. Ветер доносил до меня растворенные в воздухе мельчайшие брызги водопада, даря прохладу моему телу. Наконец я дотащился до того места, где стояли Акачу с Цангу и рухнул на песок рядом с ними.

"А мы уж думали, тебя демон заловил",- сказал, усмехнувшись, Акачу.

Я слабо улыбнулся в ответ и с радостью взял протянутую мне флягу.

"Ты устал,- сказал Акачу.- Это хорошо: может быть, предки пожалеют тебя. Теперь ты должен искупаться".

И показал на мой посох: "Возьми его и иди за мной".

Он повел меня по каменистому краю водоема, куда низвергался водопад, и вскоре 'мы стояли перед элажной поверхностью утеса, под неистовыми ударами крупных водяных брызг. Акачу взял меня за руку и медленно двинулся дальше, к подножию утеса. Вода окатывала нас со всех сторон, все с большей и большей силой, так что трудно было удержаться на ногах. Одной рукой я опирался на посох, а другой ухватился за Акачу.

Каждый следующий шаг давался все тяжелее. Еще усилие - и мы вдруг оказались в темном углублении по ту сторону водопада. Казалось, мы попали в какую-то волшебную пещеру. Свет проникал лишь сквозь плотную завесу падающей воды, отгородившую нас от остального мира. Неумолчный рев водопада был еще громче, чем тогда, несколько лет назад, в моем первом видении; он как бы наполнил собою все мое существо. Вода и земля - дзе основные стихии - отделили нас от мира.

"Дом Предков",- прокричал мне в ухо Акачу и указал на посох.

Еще раньше он объяснил мне, что делать. Я стал шагать взад-вперед по этой фантастической пещере* ставя посох перед собой. Как мне было велено, я все время выкрикивал: "Тау, тау, тау!", чтобы привлечь внимание предков. Я насквозь продрог от залетавших в пещеру брызг воды, которая еще совсем недавно покоилась в ледяных озерах высоко в Андах. Дрожа от холода, я все ходил и кричал, а за мной шел Акачу, но без посоха.

Мало-помалу мной овладело какое-то странное умиротворение. Я уже не ощущал ни холода, ни голода, ни усталости. Шум водопада становился все более далеким и каким-то успокаивающим. Мне стало казаться, что я нахожусь там, где мне и следует быть, что я пришел домой. Стена падающей воды вспыхнула переливчатыми цветами, превратившись в поток радужных капелек-призм. Они проносились мимо, но у меня было чувство, что они стоят на месте, а я уплываю куда-то вверх. Подумать только - я лечу внутри горы! И мне стало смешно от того, как нелепо устроен наш мир.

Наконец Акачу схватил меня за плечо и заставил остановиться. Взяв мою руку, он вывел меня из волшебной пещеры, и мы вернулись старым путем к песчаной отмели, где нас ждал Цангу. Мне было жаль покидать это священное место.

Когда мы снова собрались все вместе, Цангу повел нас прямо к каньону и тут же начал взбираться по его отвесному склону. Мы последовали за ним, карабкаясь друг за дружкой, цепляясь за торчащие из земли корни и стебли, чтобы не скатиться назад, в жидкую глину. Это утомительное восхождение продолжалось около часа, причем нас то и дело окатывало долетавшими брызгами. Наконец, уже ближе к вечеру, мы добрались до небольшой ровной площадки, примыкавшей к вершине водопада. Немного отдохнув, мы пошли по плато вслед за Цангу. Некоторое время мы с трудом продирались сквозь густые заросли джунглей, но вскоре оказались в лесу, среди высоких могучих деревьев.

Прошагав еще минут пять, Цангу остановился и принялся нарезать ветви для навеса.

Акачу взял палку и надрезал ее с одного конца. Затем он сделал второй надрез, перпендикулярно первому, и воткнул палку целым концом в землю. Вставив в крестообразный надрез две ветки, он расширил его, так что получилось углубление с четырьмя рожками по бокам. Потом он взял свой мешок из обезьяньей кожи, достал из него тыквенную чашку размером в кулак и поместил ее между рожками. Он снова полез в мешок и вытащил оттуда пучок коротких зеленых стеблей. Это были стебли растения маикуа - вид травы дурман,- которые он насобирал еще дома. Один за другим он брал эти стебли и чистил их прямо над чашкой, пока та не наполнилась до краев. Тогда он вынул из чашки очистки и стал выжимать в нее зеленый сок из стеблей. Минут через пять чашка стала-полной примерно на восьмую часть. Очистки же Акачу выбросил.

"Теперь маикуа должна охладиться,- сказал он.- Когда настанет ночь, ты ее выпьешь. Ты будешь пить один, ибо мы должны охранять тебя. Не бойся - мы все время будем с тобой".

, К нам подошел Цангу и сказал: "Самое главное, чтобы ты не боялся. Если увидишь что-нибудь страшное, не убегай, а подойди и дотронься".

Акачу крепко взял меня за плечо. "Он прав. Ты должен это сделать, иначе ты скоро умрешь. А чтобы ты мог дотронуться, не выпускай посох из рук".

Меня потихоньку начал охватывать ужас. Мало того, что их слова вряд ли можно было назвать утешительными, я и раньше слышал, что люди иногда умирали или навеки теряли разум от того, что выпили маикуи. Я вспомнил рассказы об индейцах хиваро, которые,от маикуи приходили в такое иступленное состояние, что, потеряв голову, метались по лесу и, в конце концов, либо тонули, либо разбивались, упав со скалы. Именно поэтому маикую никогда не пьют, если рядом нет надежных товарищей, способных тебя обуздать'.