Селестинские пророчества

Я вдруг понял, что Санчес сосредоточен на разговоре больше, чем обычно. Когда говорил я, он переносил на меня все свое внимание и смотрел не отрываясь. Когда в беседу вступала Хулия, падре принимал другое положение, чтобы полностью сосредоточиться на ней. Было такое впечатление, что он действует очень продуманно. «Чем он, интересно, занят?» – подумал я, и как раз в этот момент наступила тишина. И Санчес, и Хулия выжидающе смотрели на меня.

– Что такое? – в недоумении спросил я.

– Теперь ваша очередь говорить, – улыбнулся Санчес.

– Мы что, говорим по очереди? – спросил я.

– Нет, – вмешалась Хулия, – просто мы беседуем сознательно. Каждый говорит, когда к нему перемешается энергия. Сейчас мы видим, что она переместилась к вам.

Я не знал, что и сказать.

Санчес смотрел на меня с дружеским участием:

– Частью Восьмого откровения является овладение групповым сознательным воздействием друг на друга. Но не надо смущаться. Просто постарайтесь понять, как это происходит. Когда все, кто входит в эту группу, ведут беседу, в какой-то момент только одному человеку приходит в голову самая действенная мысль. Если остальные участники беседы начеку, они почувствуют, что один из них собирается заговорить, и тогда все смогут сконцентрировать энергию на этом человеке и помочь ему высказать свою мысль с предельной ясностью.

Потом в ходе беседы самая действенная мысль возникает у кого-то другого, затем еше у кого-нибудь, и так далее. Если сосредоточиться на том, о чем идет речь, то можно почувствовать, когда наступает твоя очередь. Важная мысль непременно возникнет в вашем сознании.

Санчес перевел взгляд на Хулию, и она спросила у меня:

– Что за мысль пришла вам в голову, а вы ее не высказали?

Я попытался вспомнить.

– Я думал, – проговорил я наконец, – почему падре Санчес так пристально смотрит на того, кто говорит. Наверное, мне хотелось узнать, что это значит.

– Главное в этом, – начал объяснение Санчес, – вовремя высказаться и излить энергию, когда настанет очередь говорить кому-то другому.

– В группе многое может получаться не так, – вставила Хулия. – Некоторые исполняются высокомерия. Они ощущают важность своей мысли и высказывают ее вслух," потом им становится настолько хорошо благодаря всплеску энергии, что они долго продолжают говорить тогда, когда поток энергии должен быть перемещен уже на кого-то другого. Они пытаются подчинить себе всю группу.

Другие же отступают и, даже ощущая, насколько действенна их мысль, не рискуют высказать ее. В результате группа раскалывается, и никто уже в полной мере не может воспользоваться всеми предназначенными для них вестями.Подобное происходит, когда кого-то из людей, входящих в эту группу, не принимает кто-то из остальных членов группы. Отверженным отказывают в получении энергии, и поэтому никому не удается воспользоваться их мыслями.

Хулия умолкла, и мы с ней посмотрели на Санчеса, который переводил дыхание, чтобы заговорить.

– Немаловажно и то, как мы отвергаем людей, – сказал он. – Когда мы недолюбливаем какого-то человека или чувствуем исходящую от него угрозу, для нас естественно сосредоточить внимание на том, что нам в нем не нравится и что раздражает. К сожалению, при этом, вместо того чтобы разглядеть в человеке глубоко укрытую красоту и излить на него энергию, мы лишаем его энергии и, по сути дела, причиняем ему вред. Он же замечает лишь, что ни с того ни с сего почувствовал себя не столь счастливым и не таким уверенным в себе, как минуту назад. И все из-за того, что мы истощили запас его энергии.

– Вот почему, – подхватила Хулия, – этот процесс так важен. В этом яростном соревновании люди заставляют друг друга стареть с ужасающей скоростью.

– Но не нужно забывать, – добавил Санчес, – что в группе, где этим занимаются серьезно, смысл заключается в том, чтобы делать как раз обратное: увеличивать запас энергии каждого и повышать уровень его колебаний благодаря посылаемому всеми остальными потоку энергии. Когда это происходит, энергетическое поле каждой личности смешивается с полями всех остальных и образует единую совокупность энергии. Вся группа становится как бы единым телом, но телом многоголовым. Иногда за все тело вещает одна голова. Потом говорит другая. Но в группе, где все построено таким образом, каждый знает, когда ему брать слово и что говорить, так как он сейчас имеет куда более ясное представление о жизни. Такова Высшая личность, о которой упоминается в Восьмом откровении в связи с любовными отношениями между мужчиной и женщиной. Однако такая личность может быть образована и другими группами людей.

Слова падре Санчеса неожиданно заставили меня вспомнить о падре Костусе и Пабло. Неужели юному индейцу удалось в конце концов переубедить падре Костуса, и тому захотелось сохранить Манускрипт? Добился ди он этого благодаря силе Восьмого откровения?

– Где сейчас падре Костус? – спросил я. Мои собеседники, казалось, несколько удивились этому вопросу, но падре Санчес тут же ответил:

– Падре Костус вместе с падре Карлом решили отправиться в Лиму, чтобы сообщить иерархам Церкви, что, похоже, задумал кардинал Себастьян.

– Думаю, что именно поэтому падре был так тверд в своем намерении отправиться к вам в миссию. Он знад, что ему нужно сделать еше кое-что.

– Совершенно верно, – согласился Санчес.

В разговоре неожиданно возникла пауза, и мы стали внимательно всматриваться друг в друга: каждый ожидал, кого следующего посетит самая важная мысль.

– Теперь вопрос в том, – заговорил наконец падре Санчес, – что суждено сделать нам? Первой высказалась Хулия:

– Мне все время приходили в голову мысди, что я как-то связана с Девятым откровением, что оно попадет ко мне на достаточно долгое время, чтобы успеть что-то предпринять… но не совсем ясно, что именно.

Санчес и я не сводили с нее глаз.

– Это происходит в каком-то особенном месте… – продолжала она. – Погодите, ведь это же на развалинах, на Селестинских развалинах! Там есть одно особое место между двух храмов. Чуть было не запамятовала. – Она подняла на нас глаза. – Вот куда мне нужно: на Селестин-ские развалины!

Хулия умолкла, и оба – она и Санчес – обратили взгляды на меня.

– Не знаю, – начал я. – Мне было интересно, почему Себастьян и его люди так ополчились на Манускрипт. Я понял, что это вызвано страхом перед идеей о внутреннейэволюции человека… Но теперь я просто не знаю, куда идти… Эти военные направляются сюда… Похоже, Себастьян собирается первым найти Левятое откровение… Не знаю, мне представилось, что я каким-то образом участвую в попытке убедить его не уничтожать Манускрипт.

Я замолчал и мыслями снова обратился к Лобсону, а затем вдруг к Девятому откровению. И тут я понял, что откровение прояснит, куда нас, людей, приведет эволюция. Задавшись вопросом, как будут относиться друг к другу люди под влиянием Манускрипта, я получил на него ответ в Восьмом откровении. Теперь логически возникал следующий вопрос: к чему все это приведет, какие изменения произойдут в человеческом обществе? Лолжно быть, об этом поведает Девятое откровение.

Почему-то казалось, что полученной сейчас вестью можно будет воспользоваться, чтобы уменьшить страх Себастьяна перед сознательной эволюцией… Если он захочет прислушаться.

– И все же я считаю, что кардинала Себастьяна можно переубедить и сделать сторонником Манускрипта! – убежденно заявил я.

– Вы видите себя переубеждающим кардинала? – спросил Санчес.

– Нет… вообще-то нет. Со мной человек, который может выйти на него, кого Себастьян знает и кто способен говорить с ним на равных.

Когда я произнес эти слова, мы с Хулией одновременно посмотрели на падре Санчеса.

Он попытался улыбнуться и заговорил со смирением:

– Мы с кардиналом Себастьяном уже долго стараемся избежать прямого столкновения из-за Манускрипта. Он всегда стоял выше меня. Он считал меня своим протеже, и, должен признаться, я смотрел на него с пиететом. Но мне кажется, я всегда знал, что до этого дойдет. Когда вы в первый раз заговорили об этом, я понял, что задача переубедить кардинала ляжет на меня. Вся моя жизнь была подготовкой к этому.