Источник силы

Мозг достопочтенного Джона работал быстрее, чем мозг его матери. Она, казалось, еще сохраняла какие-то смутные фантазии относительно влюбленности в нее Тавернера, он же ясно видел, что Тавернер не только не намерен становиться их орудием, а собирается постоять за несчастного, против которого они плели интриги, и будет вести честную игру. Не теряя времени, он приступил к его обвинению.

— Итак, доктор, — сказал он с развязной наглостью, которая всегда скрывается за внешним лоском у людей такого сорта, — мы выслушали ваше мнение, оно для нас не слишком много значит и вряд ли мы им будем руководствоваться. Я все время говорил вам, мама, что нам необходимо получить квалифицированное заключение о Мариусе, а не зависеть от этих местных эскулапов. Мы больше не задерживаем вас, доктор, — и он поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Но Тавернер продолжал спокойно сидеть со сладкой улыбкой на лице.

— Я не высказывал никаких мнений о вас, мистер Инглас, а только об этом вы имеете право меня просить, хотя, если бы я это сделал, я вполне мог бы понять ваше желание столь бесцеремонно указать мне на дверь. Это лорд Калэн оказывает мне честь, передавая себя в мои руки, и лишь от него, и никого другого, я приму свою отставку, как врач или как посетитель его дома.

Во время этой перебранки дверь спальни открылась и лорд Калэн, бесшумно ступая по толстому ковру, подошел к нам. Он зачесал свои косматые черные волосы назад, и стало видно, что они растут прямо на макушке, что делало его похожим на эльфа еще больше, чем спутанный колтун. Ему явно пришлась по вкусу отповедь Тавернера его семейству, и его широкий рот со странными тонкими красными губами, не похожими на человеческие, искривился в плутовской усмешке. Позже я окрестил его «Лежебока у огня», и это прозвище пристало к нему, сохраняясь даже при той странной дружбе, которая в конце концов возникла между нами.

Он встал между Тавернером и мной, положил свои руки на наши плечи, в странной не английской манере демонстрируя свое расположение. Казалось, скорее он взял нас под защиту, чем наоборот, и именно на этом всегда основывались наши взаимоотношения — столь беззащитный на физическом плане, Мариус, граф Калэн, обладал великой силой в невидимом королевстве.

— Идемте! — вскричал он. — Позвольте нам покинуть эту обитель зла, полную бессердечия. Это тюрьма. Эти люди нереальны, это лишь отвратительные маски, за ними ничего нет. Находясь на ветру, они издают звуки, подобные словам, но настоящие слова произносить они не могут, потому что они лишены души. Идемте, идемте отсюда и забудем их, ибо они лишь кошмарные сны. Но у вас (он коснулся Тавернера) есть душа, и ему (его рука тронула мое плечо) тоже дана душа, хотя он и не знает об этом. Но я вручу ему его душу и помогу ему понять, что она его собственная, и тогда он будет жить так же, как живете вы и я. Идем, пропустите нас! Пропустите нас!

И он направился по длинному коридору, увлекая нас своим неодолимым обаянием и восклицая «нечисть, нечисть» своим высоким, вибрирующим голосом, так что казалось, что проходя по дому, он проклинает его.

Однако когда мы посадили его в машину, наступила реакция и мужество покинуло его. Он был похож на ребенка, который внезапно оказался на сцене один на один с огромной аудиторией. Какая-то неведомая сила еще минуту назад исходила от него, увлекая нас, и друзей и врагов, своим неукротимым потоком, но сейчас он утратил свою власть над ней. Она покинула его, и он оказался беззащитен, и, ужасаясь собственной безрассудности, украдкой наблюдал за нами обеспокоенными глазами, пытаясь понять, что мы намерены сделать с ним теперь, когда он сжег за собой все мосты.

Я подумал, что пережитое им волнение физически истощило его и он неспособен причинить неприятности. Но физическое состояние этих странных больных, на лечении которых специализировался Тавернер, нередко производило обманчивое впечатление. У них обнаруживались неожиданные резервы сил, позволявшие им буквально воскресать из мертвых. Боюсь, я не следил за нашим пациентом так внимательно, как следовало бы, поскольку, когда мы притормозили, чтобы миновать ворота усадьбы, он внезапно выпрыгнул из машины и исчез в зарослях.

Тавернер издал продолжительный свист.

— Эго может вызвать затруднения, — сказал он, — но не стоит беспокоиться. Я думаю, он вскоре вернется, чтобы быть в полной безопасности.

Я поднялся, чтобы выпрыгнуть из машины и отправиться на поиски нашего беглеца, но Тавернер остановил меня.

— Пусть он сам придет, если захочет, — сказал он. — Мы не имеем права принуждать его, и мы скорее завоюем его доверие, предоставив ему полную свободу поступать так, как ему нравится, чем пытаясь убедить его делать то, к чему он не готов. Сон на свежем воздухе в такую погоду не принесет ему вреда, а я возлагаю большие надежды на власть гонга, зовущего к обеду. Усадьба Калэнов — это последнее место, куда он захочет пойти, и они ничего не узнают о его исчезновении, если мы сами их не просветим. Но существует Шоттермилл. Давайте позвоним Парксу и навестим его, чтобы послушать, что он скажет о нашем больном. Есть несколько вопросов, которые мне хотелось бы выяснить.

Доктор Паркс, семейный врач Калэнов, был одним из наших лучших друзей среди местных жителей. Он был знаком с некоторыми теориями Тавернера и в значительной степени склонен был их признать, но, опасаясь за свою практику, воздерживался от того, чтобы слишком открыто нас поддерживать.

Он был старый холостяк и угощал нас скудным ланчем из холодной баранины и пива. Тавернер, который никогда не терял времени зря, чтобы подойти к тому, о чем собирался вести разговор, сразу же задал вопрос об умственном состоянии лорда Калэна. Все было так, как мы и подозревали. Некоторое время тому назад Парксу предложили освидетельствовать лорда, и он был взбешен, когда узнал, что леди Калэн за его спиной обратилась к Тавернеру. Но он также придерживался мнения, что пребывание в вереске не принесет никакого вреда нашему пациенту. Он часто скрывался там даже зимой, если отношения в семье становились особенно напряженными.

— Вы единственный человек, Тавернер, — сказал наш хозяин, — способный что-то сделать в данном случае. Я часто думал об этом больном в свете ваших теорий, и они помогают объяснить то, что в противном случае выглядит просто случайным совпадением, но наука не признает совпадений, а только причинность. Я принимал Мариуса при его появлении на свет, лечил его от кори, кашля и всего остального и осмелюсь сказать, что знаю его так хорошо, как никто другой. Но чем больше я за ним наблюдаю, тем меньше я понимаю его и тем больше он очаровывает меня. Это странная вещь — очарование, которое юноша вызывает у чудаков вроде меня. Вы можете подумать, что мы полярно противоположны и должны отвергать друг друга, но ничего подобного. Подружиться с Мариусом — это все равно, что начать пить, — однажды начав, вы уже не можете остановиться.

Это меня заинтересовало, ибо я склонялся к такому же выводу.

— Когда я впервые увидел лорда Калэна, — сказал я, — я был поражен его сходством со старым священником в селении Хэндли. Есть какая-нибудь связь между ними?

— О, — сказал доктор, — вы затронули очень интересную тему. Нет абсолютно никакой связи между этими двумя семействами, кроме того, что Калэны покровительствуют всем жителям этого, селения и даже ввели старого священника в свой круг. Я думаю, обе стороны искренне хотели бы, чтобы этих связей не было. Мистер Хьюинс смертельно ненавидит Мариуса, а однажды даже устроил большой скандал, отказав ему в причастии. Но какие отношения могут быть между ними на том уровне, который Тавернер называет Внутренним Планом, я могу лишь догадываться. Существует такое понятие, как духовный дедушка человека?

— Обобщения ненадежны, — сказал Тавернер. — Приведите мне несколько фактов, и я смогу сказать вам больше.

— Факты? — спросил Паркс. — Нет ни одного факта, за исключением того, что мальчик год за годом рос карикатурно похожим на Хьюинса, и те, кто знал старую историю, отмечали и использовали это. В Кэтлбэри есть фермер, который ни за что не сделает первую борозду при вспашке, пока Мариус не идет впереди…