Тени волчьего огня

Отдавшись этому Неописуемому

ощущению,

видящий обнаруживает себя подвешенным в цельности, которая не имеет иной субстанции или сколь-либо уловимого

качества, помимо

осознанности себя.

Видящий знает, не ведая как, что он переживает

вечность,

в которой нет явного осознания ни времени, ни пространства. Внезапно видящий испытывает неодолимое ощущение чудовищного

давления,

которое сперва будто бы исходит извне, но стремительно начинает материализовываться в его сокровенном центре бытия, врываясь в сознание мучительной болью.

Столь велико растущее давление, что всё существование видящего мгновенно погружается в состояние, переполненное болью на ментальном, эмоциональном и физическом уровне. Тройственное страдание настолько огромно, что существование видящего вынуждено вновь протянуться наружу, чтобы скомпенсировать это воздействие. Но в момент такого расширения видящий чувствует всё своё существование и неожиданно принимает как само давление, так и возникающее из него страдание, и это вызывает в нём неописуемое ощущение предельной

всеохватности.

Всеохватность не только мгновенно рассеивает давление, но и превращает страдание в божественное состояние восторга и блаженства, в котором видящий воспринимает

нечто,

напоминающее

Жёлтую Розу

Её сияние изумительно, аромат прекрасен.

Поглощённый своим видением, видящий знает, что переживает замысел

нагваля,

он знает, что ему была открыта

потенциальная разумность,

проявленная в результате воздействия

давления намерения

на

разум.

Переживая сей невыразимый замысел, видящий осознаёт, что является очевидцем

Высшей Троицы

- чистого выражения

нагваля.

Замысел этот он не способен постичь иначе, чем через принятие безграничной любви, олицетворением которой стала для него

Жёлтая Роза.

В это мгновение видящий понимает, что для разгадки замысла ему надлежит стать

мастером осознания, перепросмотрев

всю свою жизнь, ведь выражением этого божественного замысла является он сам.

Всё ещё испытывая божественное блаженство, видящий ощущает глубоко внутри своего сокровенного центра бытия вторую гигантскую волну нарастающего

давления,

которое исходит извне, но каким-то образом и изнутри его. Зная теперь, что ему следует полностью принять и охватить это давление, видящий немедленно расширяет границы своего существования, охватывая как давление, так и вызванное им неодолимое страдание. В момент полного объятия приходит тьма. Ощущение абсолютной тьмы кажется бесконечным и заставляет видящего внутренне тянуться к тому состоянию, которое он испытывал до пришествия второй волны давления. В этом стремлении его переполняет опустошающее чувство разделения между ним самим и великой тьмой, которую он отныне осознаёт частью своего собственного бытия. Придя в ужас от этого разделения, видящий отчаянно пытается дотянуться до тьмы, но чем больше его усилие, тем большим становится разделение.

Охваченный новым видением катастрофы, видящий внезапно понимает, что вновь испытать

целостность себя

он может, только направляя

намерение

на

развитие

своего осознания, тем самым постепенно возвращая свою

непознанную

тьму. В этот момент озарения видящий осознаёт себя

снови-дящим в пространстве,

чистым выражением

намерения

и

сыном

своего

отца. Высшей Троицы,

в которой он с отцом

един

в замысле. Мучительная печаль овладевает видящим, и он погружается в яркое

сновидение,

в котором есть лишь бесполезное, но безжалостное стремление посредством уз безусловной

дружбы

соединиться с

нагвалем.

И он знает, что это стремление является не более чем выражением столь же страстного желания воссоединиться со своим

непознанным

двойником. В состоянии подобного двойного стремления видящий осознаёт, что, будучи выражением замысла своего отца, он является и

познанным,

и

непознанным,

и в этом знании он пылает внутренней страстью к тому, чтобы охватить как

познанное единение [8]

со своим отцом, так и своего

непознанного

двойника. Наполненный всепоглощающей страстью к воссоединению, видящий понимает, что для материализации этой страсти он

должен овладеть

искусством сталкинга,

чтобы стереть в себе всё вызывающее ощущение разделения.

Затем в глубине своего сокровенного центра бытия видящий начинает ощущать едва заметное движение, которое вызывает в нём яркое осознание того, что он никогда не сможет вновь испытать единства со своим отцом и собственным

непознанным

двойником, если не станет воплощением замысла отца. Охваченный этим осознанием, видящий призывает всё своё

намерение

и в то же мгновение материализует внутри себя, внутри собственного существования, ясное выражение своего бытия, которое отражает сначала его

непознанного

двойника, а затем и его внутреннее

познанное

«я». Вместе с парадоксальным видением единства, которое также является отделением одного от другого, видящий осознаёт себя и

мужчиной,

и

женщиной

одновременно, и, вновь призывая всё своё

намерение,

мгновенно достигает подлинного единства, но только в контексте

времени.

В этом контексте видящий осознаёт себя

сновидимым сновидящего, сталкером времени.

Всё ещё ощущая некую ограниченность своего переживания возврата к исходному состоянию

целостности,

видящий осознаёт, что всё это время был обращен к

востоку, месту восходящего солнца,

и, чтобы завершить свой опыт, ему следует обратиться к

западу, месту заходящего солнца.

Неудержимо стремясь к

всеохватности,

видящий поворачивается к

западу

и раскрывает объятия процессу, ведущему к

единству во времени и пространстве

- к

смерти.

Но, обнимая

смерть,

видящий обнаруживает себя на пороге новой жизни, наполненной бесконечными возможностями для

сновидения

в жизнь материализации замысла отца. Направив своё

намерение

на

сновидение,

видящий

сновидит

в жизнь великое изобилие энергии, и она наполняет всё его бытие. Вскоре энергия достигает такого уровня, что видящий вынужден сжать собственное существование, дабы обуздать свою безграничную энергию.

Намерение

видящего сдержать свою энергию столь велико, а

напряжённость

сдерживаемой энергии столь неимоверна, что в момент предельного сжатия возросший уровень

напряжённости

вынуждает видящего вновь расширить свои пределы, максимально используя

намерение.

В этом стремительном процессе сокровенный центр бытия видящего взрывается мириадами искр, и каждая искра является частицей его жизни, но в то же время видящий знает, что он

един,

несмотря на то, что его осознание быстро начинает

отождествлять

себя с одной из множества искр, которая и есть он. Но также видящий знает, не ведая как, что эта искра является уникальным выражением

Единой Жизни -

его самого.