Пещеры древних. (THE CAVE OF THE ANCIENTS)

Погони не было. Под спасительным покровом ночи я тихо, как только мог, отыскал себе место для сна. Устроившись поудобнее, я плотно завернулся в лохмотья и забылся в беспамятстве. Ни шуршание спешащих ног, ни гудение раковины, ни звон серебряных колоколов не могли разбудить меня.

Было уже позднее утро. Я проснулся от того, что кто-то с энтузиазмом пинал меня. Сквозь пелену тумана, застилавшего мне глаза, я разглядел лицо огромного чела.

— Вставай, вставай, ты, ленивый пес! Да проснись ты, ради священного клинка!

Он пнул меня снова, на этот раз сильнее. Я потянулся, схватил его за ногу и дернул. С грохотом падая, он закричал:

— Достопочтенный Настоятель зовет тебя, безмозглый идиот!

Отплатив одним тумаком за то множество, что он успел надавать мне, я оправил одежду и бросился бежать. «Нет пищи — нет завтрака!» — бормотал я себе под нос. Почему каждый раз, когда приходит время подкрепиться, я оказываюсь срочно кому-нибудь нужен? Я летел по бесконечным коридорам, размахивая руками на поворотах. Нескольких пожилых монахов, случайно попавшихся мне на пути, едва не хватил инсульт. Но к назначенному часу я уже был на месте. Вбежав в комнату Настоятеля, я почтительно поклонился.

Настоятель изучал мою карточку, и, входя, я успел уловить поспешно приглушенный смешок.

— А, — произнес он. — Так ты и есть тот самый юноша, который носится по скалам, мажет лестницы маслом и вообще производит шума больше, чем кто другой?

Чуть помедлив, он строго глянул на меня и продолжил:

— Но учишься ты хорошо, удивительно хорошо. Твои метафизические способности находятся на столь высоком уровне, и ты так преуспел в академической работе, что я собираюсь назначить тебе специальные занятия с Великим Ламой Мингьяром Дондупом. Под личным руководством Его Святости ты обретешь небывалые возможности. А теперь иди к своему Наставнику.

Жестом отпустив меня, он вернулся к своим бумагам. Обрадованный тем, что мои ночные приключения остались тайной, я поспешно ретировался.

Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, ждал меня. Когда я вошел, он, окинув меня проницательным взглядом, спросил:

— Ну как, ты уже позавтракал?

— Нет, Сударь, — ответил я. — Достопочтенный Настоятель послал за мной, когда я еще спал. Я очень хочу есть.

— То-то я смотрю, у тебя вид удрученный. А я было подумал, что с тобой дурно обошлись, — засмеялся он. — Ну, ладно, позавтракай, а потом приходи сюда.

Мне не нужно было повторять дважды: я был голоден, и это мне не нравилось. Как я мог знать тогда, что голод станет моим постоянным спутником жизни?

С новыми силами, подкрепленными отличным завтраком, и с духом, очищенным мыслью о предстоящей работе, я вернулся к Ламе. Когда я вошел, он поднялся и сказал:

— Едем! Проведем недельку на Потале.

Размашистым шагом он направился к выходу. Я последовал за ним. На улице нас ожидал монах-конюх с двумя лошадьми. Я хмуро осмотрел лошадь, доставшуюся мне по жребию. Она ответила мне еще более угрюмым взглядом, думая обо мне, возможно, даже хуже, чем я о ней. В предчувствии неминуемой гибели я взобрался на лошадь и положился на волю судьбы. Лошадь являла собой опасное темпераментное создание, но главным ее недостатком было, бесспорно, отсутствие тормозов. Кроме того, верховая езда — это то, чем я не слишком овладел в процессе воспитания.

Лошади рысью снесли нас с Чакпори по горной тропе. Перейдя дорогу Мани-Лаханг слева от Парго-Калинг, мы вскоре въехали в деревеньку Шо. После короткого отдыха началось тяжелое восхождение на Поталу. Карабкаться по крутому склону верхом на лошади — занятие малоприятное, и моей основной задачей было удержаться в седле.

Нескончаемый поток монахов, лам и простых паломников медленно тек по узкой тропе. Некоторые из них застывали, изумленные сказочным видом, другие, допущенные к самому Далай-Ламе, думали только о предстоящей беседе.

Мы остановились только на самом верхнем участке тропы. Я соскочил с лошади с благодарностью, но без всякой грации. Бедная подруга издала радостное ржание и с отвращением повернулась ко мне задом.

Мы шли и шли, карабкаясь по бесчисленным лестницам, пока не достигли высшей точки Поталы. Жилье, доставшееся Мингьяру Дондулу, оказалось по соседству с Залом Наук. Там были собраны незнакомые инструменты из разных стран мира, но самыми интересными были те, которые пришли из глубокой древности. Итак, мы достигли цели, и я расположился в назначенной для меня комнате.

С высоты Поталы, из окна моей комнаты, которая находилась всего этажом ниже жилья Далай-Ламы, Долина была видна как на ладони. Вдалеке поблескивала золоченая крыша собора Йо-Канг. Лингхорская дорога, как огромная змея, обвивалась кольцом вокруг Лхасы. Ее заполонили благочестивые странники, несущие остатки своих сил на алтарь величайшего центра Тайных знаний. Я благодарил судьбу за то, что она послала мне такого прекрасного Наставника. Без него я остался бы обычным чела, дремлющим в темноте общей спальни, с ним же — я был на вершине мира. Внезапно, так внезапно, что я вскрикнул от страха, чьи-то сильные руки подхватили меня и подняли в воздух.

— Несчастный! — загудел низкий бас. — Так, значит, ты любишь своего Наставника только за то, что он привел тебя на вершину Поталы?! За то, что он кормит тебя своими приторными индийскими сладостями?

Я пытался протестовать, но он только расхохотался. Я был слишком слеп или слишком смущен тогда, чтобы осознать, что ему известно все, что я о нем думаю! Он продолжал, возвратившись к обычной интонации:

— Мы связаны с тобой крепкими узами. Мы были хорошо знакомы в прошлой жизни. Ты знаешь о ней все, тебе лишь нужно вспомнить. Идем, нам нужно многое сделать.

Я оправил одежду, поднял чашу, выпавшую во время моего невольного полета, и поспешил в комнату Наставника. Он жестом предложил мне сесть и, когда я устроился, спросил:

— Ну что, ты думал о смысле жизни, о нашем вчерашнем разговоре?

В некотором испуге я покачал головой:

— Сударь! Я еще спал, когда Настоятель потребовал меня к себе, затем Вы позвали меня, потом я завтракал, а после Вы снова захотели видеть меня. У меня не было времени подумать о чем бы то ни 6ыло!

Он сказал, улыбаясь:

— В свое время мы поговорим и о еде, но вначале разберемся с жизнью.

Он замолчал и достал книгу, написанную на каком-то диковинном языке. Теперь я понимаю, что это был английский. Наставник пролистал несколько страниц и, кажется, нашел то, что искал. Он передал мне книгу, открытую на какой-то картинке.

— Тебе известно, что это? — спросил он.

Я посмотрел. Рисунок был столь обычным, что я принялся рассматривать подпись под ним. И не смог понять ни слова. Возвращая книгу, я сказал с укором:

— Вы же знаете, Достопочтенный Лама, что я не могу прочесть это.

— Но ты узнал рисунок? — продолжал настаивать он.

— Конечно, ведь это всего лишь Дух Природы. Я все сильнее приходил в замешательство. К чему он ведет? Лама снова открыл книгу и сказал:

— В далекой заморской стране люди потеряли способность видеть Духов Природы. Если кто-то утверждает теперь, будто видит их, это становится поводом для насмешек. Люди на Западе не верят в то, чего нельзя разобрать на части, или взять в руки, или положить в корзину. Дух природы обитает там только в сказках, а сказкам никто не верит.

Я был изумлен! Я видел Духов всегда и воспринимал их как нечто совершенно естественное. Я в недоумении потряс головой.

Лама Мингьяр Дондуп продолжал говорить:

— Вся Жизнь, как ты слышал вчера, состоит из вибрирующей материи, которая создает электрический заряд. Электричество — это жизнь материи. Как и в музыке, здесь есть свои октавы. Представь себе обычного человека. Его колебания лежат в определенном диапазоне. В нем он живет, думает, верит. Духи природы и призраки звучат октавой выше и поэтому не видны обычному человеку.

Я нервно теребил край одежды, обдумывая услышанное. В этом нет никакого смысла! Я вижу духов и призраков — значит, они видны всем!