Записки сумасшедшего. 10000 Будд

Я помню, как в одной из бесед он сказал: «Я садовник: я везде разбрасываю семена, даже не беспокоясь куда они упадут, у меня их изобилие. Когда придет подходящее время, некоторые из них прорастут и станут огромными деревьями, осыпанными цветами, источающими свой аромат и дающими прохладную тень всем путникам».

Ошо уезжает поездом из Бомбея в Джабалпур. На платформе достаточно многолюдно и шумно и примерно пятьдесят человек нас, пришедших с ним попрощаться. Некоторые пожимают ему руки, некоторые касаются его стоп, и каждый раз он наклоняется, чтобы дотронуться до их голов. Некоторые просто молча стоят, глядя на него глазами, полными слез. Ошо подходит к ним, обнимает и просит их не печалиться, он скоро вернется. Их глаза еще больше наполняются слезами от его прикосновения, но на их лицах широкая улыбка. Слезы и улыбки — это ежедневное явление вокруг Ошо.

Внезапно нас испугал свисток проводника. Это был сигнал, означающий, что поезд отправляется. Ошо вошел в поезд и встал в дверях со сложенными вместе ладонями, в жесте «намасте». Он подозвал меня к себе. Я поднялась на ступеньку вагона, и он показал мне своей вытянутой рукой на дальний угол, где стояла его знакомая, и попросил меня привести ее

Я возразила, сказав: «Ошо, поезд уже отправляется». Он сухо ответил: «Нет, он не поедет. Иди и приведи ее». Я побежала на угол, пробираясь через сотни людей и, когда я подбежала, то к своему удивлению увидела, что там стояла Ма Тао, плача навзрыд, как маленький ребенок, который отстал от матери. Я схватила ее за руку и побежала к поезду. Нам потребовалось почти пять минут, чтобы добраться до Ошо — а он все так же продолжал стоять в дверях своего вагона с кондиционером, поджидал ее. Он положил свою руку на ее голову и заверилее, что он скоро приедет, чтобы она не плакала. И снова, та же улыбка сквозь слезы на лице Тао. Ее маленькие глазки засияли, подобно звездочкам Я почти видела, как он изливал свою любовь простым прикосновением своей руки, а мы, преданные, как будто пили воду вечной жизни из его источника.

Он посмотрел на всех еще раз и помахал всем на прощание рукой, и это получилось как сигнал водителю поезда: «Теперь поехали!» Поезд медленно тронулся, в дверях стоял он, а мы все смотрели на него, пока поезд не исчез вдали. Мы обнимали друг друга и потихоньку начинали расходиться, унося в наших сердцах надежду увидеть его снова поскорее.

Я вспомнила дзенское хайку:

Я стою на платформе на В. Т.-станции, жду прибытия Ошо из Джабалпура. К моему удивлению, вокруг не было больше никого из друзей Ошо. И я начала волноваться, что получила неверную информацию о его приезде. И все же я решила ждать приезда поезда. Мои глаза блуждали вокруг в поисках знакомого лица. Я была вся мокрая — было очень жарко. Скоро подойдет поезд, и все же никто еще не пришел его встретить. Я уже начала подумывать, что все друзья вместе решили Ошо оставить, несмотря на то, что обычно все происходит как раз наоборот; он говорит горькую правду, которую далеко не каждый сможет «проглотить», Он безжалостно опрокидывает все, что стало в Индии традиционным.

Я запуталась в своих мыслях и вздрогнула, когда услышала шум пришедшего на платформу поезда. Мое сердце забилось, а глаза впились в вагон с кондиционером. Один за другим начали выходить пассажиры. Эти несколько минут превратились в целую вечность. И, наконец, он! Выходит из поезда. Я кинулась к нему. Он спустился со ступенек. Я коснулась его стоп, и он поприветствовал меня прикосновением своей руки к моей голове. Я несказанно обрадовалась его появлению и чувствовала, как меня обволакивает невидимый аромат, который всегда окружает его.

Он спросил: «А где же остальные?» Я сказала ему: «Я не знаю, почему они не пришли, но я знаю, где тебе можно остановиться». Затем я спросила его, хотел бы он поехать на такси, а он просто ответил: «Давай подождем — друзья скоро подойдут».

Я посмотрела на его лицо: на нем не было ни волнения, ни спешки. Почти все уже ушли с платформы, кроме нас двоих. Видя, что я немного взволнована, он начал со мной шутить, и заставил меня рассмеяться. Одна часть меня была счастлива, так как я находилась рядом с Ошо, а другая — переживала за него — ведь он трясся в поезде 24 часа, а теперь стоит на платформе в такую жару. Я чувствовала себя совершенно беспомощной.

Наконец, почти через полчаса, Шивабхай, Лахрубхай и несколько других друзей прибежали его встречать. Их тоже шокировала вся эта сцена, потому что им сказали на станции, что поезд на полчаса опаздывает.

Великое искусство Ошо заключалось в том, что он никогда не позволял людям чувствовать себя виноватыми. Он встретил всех с такой любовью, что все сразу забыли о том, что произошло. Смеясь и разговаривая, он пошел с ними к станции, а я шла за ним, удивляясь, и мое сердце шептало мне: «Он совсем не из этого мира».

Мы пришли на В.Т.-станцию вместе с Ошо, который уезжал в Джабалпур. Стоял жаркий летний день. Это было в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Я стою позади него, наблюдая, как пот сбегает вниз по его спине подобно маленькому ручейку. На нем белое ланги и шарф, обмотанный вокруг верхней части его тела. Его спина наполовину открыта. Он стоял во все своей красоте и величии, как лев среди стада овец, которые в него влюблены.

Поезд уже должен отправляться, но его багаж все еще не подъехал к станции: его повезли в другой машине. Мы начали беспокоиться. Он едет проводить медитационный лагерь, и я уже начала волноваться как он будет жить без своей сменной одежды. Внезапно он обернулся и посмотрел на меня. Мне стало стыдно, что я приношу ему беспокойство своим сомневающимся умом, но он просто мне улыбнулся. Его доверчивые, светлые глаза все еще стоят передо мной, пока я это пишу. Я расслабилась и вспомнила его слова — «доверяй жизни».

Станционный смотритель снова засвистел в свисток, и Ошо вошел в поезд без своего багажа. Он встал в дверях и загадочно улыбнулся. Где-то в своем сердце я знала, что поезд не тронется с места, пока его багаж не приедет. Все мы стояли, и ждали, затаив дыхание, что будет дальше. Как же бессознательно мы себя ведем рядом с просветленным мастером. Но его сострадание бесконечно; он принимал нас такими какие мы есть, и никогда не позволял нам почувствовать себя глупыми или бессознательными.

Поезд очень медленно тронулся, и к нашему великому удивлению мы увидели водителя Ишвабхая, бегущего к нам с его чемоданами. Расталкивая всех в стороны, он подбежал к вагону и поставил чемоданы рядом с Ошо, который все еще стоял в тамбуре, посылая нам последнее «до свидания».

Поезд унесся прочь. Мое сердце утонуло в тишине. Я села на скамью неподалеку и закрыла глаза. Один из наших друзей подошел ко мне, встряхнул меня и сказал: «Пойдем». Я открыла глаза и сидела, не понимая, куда идти: мое сердце осталось с ним. Мне хотелось закричать всему миру: «Среди нас снова живой Будда!»

Сегодня дождливо, и Ошо должен уехать в Пуну вечерним рейсом самолета. Он остановился в гостинице Си-Си-Ай в центре Бомбея, и требовался, по крайней мере, час, чтобы оттуда доехать до аэропорта. Мы улетаем в пять часов вечера. Я сидела рядом с Лакшми — водителем машины, а Тару сидела на заднем сидении рядом с Ошо. Она почему-то плакала. Наша машина ехала по дороге в сторону Педдара, я смотрела в окно. Силуэт здания Вудленда остался позади.

Я сказала Ошо: «В этом здании нет тринадцатого этажа». Он посмотрел на здание и попросил Лакшми узнать, продаются ли там квартиры. Лакшми промолчала. Я знала, что у нас нет друзей, которые могли бы там купить квартиру.

Лакшми включила радио, и оттуда донеслось: «Вложив всего одну рупию в лотерейный билет, вы получите девять лакхов в месяц!» Ошо засмеялся и сказал Тару: «Как ты относишься к тому, чтобы купить лотерейный билет?» Ее слезы перешли в смех. Я не знаю, купила ли Тару лотерейный билет или нет, но мы все-таки сняли квартиру в Вудленде для Ошо. Я до сих пор не понимаю, как у нас это получилось.