Изюм от Дон Хуана, или Велосипед для паралитика (СИ)

— Должен предупредить тебя, — сказал дон Хуан. — Тебе нужно научиться уверенно определять, когда человек — нагваль, а когда человек — это просто человек. Ты можешь умереть, если придешь в прямой физический контакт с нагвалем.

— Хенаро очень теплый, — заметил дон Хуан, когда дон Хенаро ушел. — Планом силы было, чтобы ты нашел мягкого бенефактора.

Мне было любопытно узнать, когда дон Хенаро стал моим бенефактором. И дон Хуан предложил мне вспомнить необычное событие, которое произошло в тот день, когда я впервые встретил дона Хенаро, и которое послужило правильным знаком. Я ничего подобного вспомнить не мог. Я начал пересказывать события. Насколько я помнил, это была ничем не примечательная и случайная встреча, которая произошла весной 1968 года. Дон Хуан прервал меня.

— Если ты слишком туп и не можешь вспомнить, то лучше оставим это. Воин следует указаниям силы. Ты вспомнишь все по мере надобности.

Дон Хуан сказал, что иметь бенефактора — это очень трудное дело. В качестве примера он взял своего ученика, Элихио, который был с ним много лет. Он сказал, что Элихио не смог найти бенефактора. Я спросил, найдет ли Элихио его когда-нибудь, и он ответил, что нет возможности предсказывать поворот силы. Он напомнил мне, как однажды, несколькими годами ранее, мы встретились с группой молодых индейцев, бродивших по пустыне северной Мексики. Он сказал, что видел, что никто из них не имел бенефактора, и что общая обстановка и настроение момента были совершенно правильными для того, чтобы протянуть им руку и показать нагваль. Он говорил об одной ночи, когда четверо юношей сидели у огня, и дон Хуан, по моему мнению, показал интересное представление, в котором он явно виделся каждому из нас в разной одежде.

— Эти парни знали очень многое. Ты был единственный новичок среди них, — сказал он.

— Что случилось с ними впоследствии?

— Некоторые из них нашли бенефакторов, — ответил он.

Дон Хуан сказал, что бенефактор обязан отдать долг силе, и что бенефактор передает новичку свое личное прикосновение не меньше, а то и больше, чем учитель.

— Сегодня нагваль пытался заставить тебя споткнуться, но ты был достаточно силен, чтобы отразить его нападение. Однажды ты поддался ему, и я вынужден был лить воду на твое тело. На этот раз ты прошел хорошо.

Я заметил, что слово «нападение» придает этому событию очень опасное звучание.

— "Опасное звучание"? Это неправильный способ выражаться, — сказал он. — Я не собираюсь пугать тебя. Действия нагваля смертельно опасны. Я уже говорил тебе об этом, и это не означает, что дон Хенаро старается повредить тебе. Наоборот — его забота о тебе неуязвима. Но если у тебя недостаточно силы, чтобы отразить нападение нагваля, ты умрешь, несмотря на мою помощь или заботу Хенаро.

Я заметил, что события этого дня были настолько ошеломляющими, что мне, пожалуй, понадобятся годы, чтобы разобраться во всем.

— Если тебе непонятно, то ты в прекрасной форме, — сказал он. — Вот когда ты понимаешь, ты находишься в каше. Конечно, это точка зрения мага. С точки зрения среднего человека, если ты не можешь понять, то ты идешь ко дну. В твоем случае средний человек подумал бы, что ты распался или начинаешь распадаться.

Я засмеялся над его выбором слов. Это была ирония — однажды я упоминал о концепции распада в связи со своими страхами. Я заверил его, что на этот раз вообще ни о чем не намерен спрашивать.

— Я никогда не возражал против разговоров, — сказал он. — Мы можем с тобой говорить о нагвале, сколько угодно, но с одной маленькой поправкой: если ты помнишь, я сказал, что можно быть лишь свидетелем проявлений нагваля. И поэтому мы можем говорить только о том, чему были свидетелями. Но ты ищешь объяснений, а это печально. Ты хочешь объяснить нагваль при помощи тоналя, а это глупо, особенно в твоем случае, так как ты больше не прячешься за своим невежеством. Ты очень хорошо знаешь, что наш разговор имеет смысл лишь в определенных границах, а эти границы неприложимы к нагвалю.

Я пояснил, что дело не в желании объяснить все с разумной точки зрения — просто мне нужно поддерживать хоть какой-то порядок, чтобы выдержать натиск всех этих потрясающих переживаний и состояний.

Дон Хуан заметил, что я пытаюсь отстаивать точку зрения, с которой сам не согласен.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что индульгируешь, сказал он. — Поддерживать порядок — значит быть совершенным тоналем, то есть сознавать все, что происходит на острове тоналя. Ты — не он, и поэтому твое возражение насчет поддерживания порядка безосновательно. Ты пользуешься им только для самооправдания.

Я не знал, что и ответить. Дон Хуан успокоил меня, что очистка тоналя достигается лишь ценой длительной борьбы.

— Жаль, что ты все еще такой тяжелый, — сказал он. Тебя всегда останавливает ошеломление, и поэтому ты не видишь настоящего искусства Хенаро.

— А ты сознавал, как он выглядит, дон Хуан?

— Нет, представление было только для тебя.

— Что ты видел?

— Сегодня я видел лишь движения нагваля, скользящего между деревьями и кружащего вокруг нас. Любой, кто видит, может свидетельствовать это,

— А как же насчет того, кто не видит?

— Он не заметит ничего. Может быть только, что деревья сотрясаются бешеным ветром, или даже какой-то странный свет, возможно, светлячок неизвестного вида. Если настаивать, то человек, который не видит, скажет, что хотя и видел что-то, но не может вспомнить что, Это совершенно естественно. Человек всегда будет цепляться за смысл. В конце концов, его глаза и не могут заметить ничего необычного. Будучи глазами тоналя, они должны быть ограничены миром тоналя, а в этом мире нет ничего поразительно нового. Ничего такого, что глаза не могли бы воспринять, а тональ не мог бы объяснить,

— Ты как-то сказал, что если бы ты не был так упрям и не цеплялся за разумные объяснения, то к этому времени стал бы уже магом. Но стать магом в твоем случае означает преодолеть упрямство и необходимость в разумных объяснениях, которые стоят на твоем пути.

Мы с Хенаро должны действовать точно так же, как ты, — в определенных границах. Устанавливает эти границы сила, и воин выступает, скажем так, ее пленником. Пленником, у которого есть только один свободный выбор — действовать как безупречный воин, или действовать как осел. В конечном счете, воин не пленник, а раб силы, так как у него нет даже этого выбора. Хенаро может действовать только безупречно, потому что действовать как осел для него будет равносильно смерти. Это вызовет опустошение и конец.

Ты боишься Хенаро, потому что он должен использовать страх, чтобы сжимать твой тональ. Твое тело знает это, хотя твой разум может быть, и не знает. Вот поэтому твое тело и хочет каждый раз убежать, когда Хенаро поблизости.

Я полюбопытствовал, намеренно ли дон Хенаро взялся пугать меня. Он ответил, что действия нагваля иногда очень необычны, и предвидеть их невозможно. В качестве примера он напомнил мне случай, когда однажды утром он не дал мне повернуться налево и посмотреть на дона Хенаро на дереве. Дон Хуан сказал, что хотя он и сознавал тогда все действия своего нагваля, но не знал заранее, что произойдет. Он объяснил, что мой внезапный поворот налево был шагом к смерти, который мой тональ сделал намеренно, как рывок к самоубийству. Это движение выпустило нагваль дона Хуана, в результате чего какая-то часть его самого упала на меня.

Я сделал невольный жест замешательства.

— Твой разум опять говорит тебе, что ты бессмертен.

— Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан?

— У бессмертного существа есть время для сомнений, замешательства и страха. Но воин, не может цепляться за смысл, найденный во владениях тоналя. Он знает, что целостность самого себя — лишь преходящий эпизод на этой земле.