Яблоко Евы

«Мне незачем жить… Чем дальше, тем становится только хуже… — эти мысли бились в голове Евы, как обезумевшие рыбы в переполненном аквариуме. — Кому это нужно?! Ради чего?! Я уже отлюбила свое! Отлюбила! Я больше не смогу полюбить! Никогда! А жить без любви… А без любви я не могу. И с любовью не могу! Нет, это просто нужно закончить! Так мучиться… Так мучиться! Нет! Я сильная, у меня получится… Я справлюсь!»

Ева не умела плавать. Она умела рисовать, петь, фотографировать, шить… Но она не умела плавать. Совершенно. Вода всегда пугала ее, с самого детства она вызывала в ней панический ужас. Ева словно знала, что однажды именно она — вода — заберет ее жизнь. Так тому и быть. Сегодня этот день настал. Все не случайно… Захлебнуться, утонуть, камнем лечь на дно… Бегом, к мосту. Тут совсем рядом. Высокий-высокий, высоченный, массивный мост через Большую Невку…

Ева уже представляла себе, как она перелезает через решетку моста, отталкивается от ограды и камнем, словно сбитая в небе птица, летит вниз. Какая-то секунда, и вода разверзнется перед ней пастью хищного зверя. Все случится мгновенно. Больно не будет. Разве только чуть-чуть. Будет страшно. Да. Но ведь это только один шаг, а дальше уже ничего не изменить. Просто отдаться, и все. Поэтому все равно. Главное — шагнуть. Один шаг — и избавление от страданий.

«А все эти люди, которые меня знают… Какая мне разница, что они будут говорить?» — подумала Ева, поворачивая на набережную.

В эту секунду она увидела тот самый мост. Огромный мост, возвышающийся над пространством воды, словно напряженная дуга гигантского железобетонного арбалета.

Чтобы не думать о нем, она начала судорожно перебирать в голове людей, которые уже завтра узнают о том, что ее нет на этом свете, что она ушла от них. Глеб… Борис… Ее подруга Наташа. Она, наверное, даже не расстроится. Воображающий себя ее начальником Шкловский. Виктор — ее постоянный помощник. Хороший парень, верный. Ну, просто сменит работу. Бывает. Компания, для которой она готовит новую коллекцию одежды. Все эти директора с напыщенными лицами… Перебьются. Ничего с ними не станется.

«Одежда — это же так смешно…» — подумала вдруг Ева.

Она всю жизнь мечтала одевать людей. Но лучше б они были голыми. Правда! Голыми как-то честнее — ничего не скроешь, все видно. Люди кутаются в одежды. Всегда. Они одевают в одежды свое тело, свои мысли… Они одевают в одежды даже свои чувства! Все ненастоящее, лицемерное, искусственное. Никто не любит, чтобы просто любить. Никто не ненавидит, потому что просто ненавидит. Все, словно «от кутюр», — красиво, изощренно и неправильно. Без одежды — возможно, и не очень красиво, зато правильно. Люди должны ходить голыми, только тогда их словам можно будет верить.

Подумав об этом, Ева, вдруг, поняла, что ее настроение улучшилось. Ей понравилась эта мысль, показалась очень здравой. На долю секунды Ева подумала, что ей, может быть, не стоит умирать прямо сейчас. Вдруг она сможет убедить человечество в том, что надо раздеться? Это было бы забавно… Но минута этого ее абсурдного и нелепого веселья была недолгой. Ева поймала себя на мысли, что чем глупее, чем идиотичнее идея, тем более здравой она начинает ей казаться. Такой уж мир — люди глупы, бездумны и нелюбопытны. Их хочется поставить в неловкую ситуацию. На примере продемонстрировать им их непроходимую глупость…

Тут мысль Евы снова сделала очередной зигзаг.

«Хорошо, когда у тебя нет родителей», — подумала она.

Идея странная, но, опять же, не лишенная определенного смысла. Ты не должен жить для них, ради них, беречь их нервную систему. Они ушли, значит, и тебе можно.

Родители Евы умерли, когда она еще училась в школе, в пятом классе. Погибли в автокатастрофе. Как-то очень глупо — куда-то поехали без особой надобности, нужно было знакомым помочь… Ева не знала подробностей. Пару лет ей вообще говорили, что ее родители внезапно уехали в какую-то срочную командировку. Еве в это не особенно верилось, но что на такое возразишь? Не могла же она себе представить, что они мертвы…

Ева так и не видела родителей в гробу. Так что, потом, уже с возрастом, даже примирившись, в целом, с мыслью, что их больше нет, она все равно никак не могла этого понять. С одной стороны, вроде понятно, а с другой — постоянно думаешь о них как о живых. С мертвым надо прощаться. Если ты не простился с мертвым, он продолжает оставаться живым где-то в закоулках твоего подсознания. Он словно уехал куда-то, отлучился на время, но жив…

Тут Ева подумала, что ее труп обязательно будут хоронить в закрытом гробу, потому что вода неизбежно изуродует ее тело. Так что, закрытый гроб гарантирован ей, можно сказать, по медицинским показаниям. Ева снова внутренне улыбнулась… Идея с утоплением нравилась ей все больше и больше, ведь в результате она для всех останется чуть-чуть живой. Кто увидит ее в гробу, если гроб будет закрыт? Никто. А это, по нынешним меркам, уже настоящий вход в вечность.

Когда родители Евы умерли, ее стала воспитывать бабушка. Она тоже умерла несколько лет назад. Долго перед этим болела, в последние два года не могла самостоятельно передвигаться. Мучилась, мучилась. И умерла. Тогда Ева впервые поняла, что смерть — это вовсе никакая не трагедия, а самое настоящее избавление от трагедии. И сейчас… Сейчас Ева осознавала это вновь, с новой силой. Осознавала со всей возможной определенностью.

Ева видела бабушку в гробу, перед тем как его спустили в подвальный этаж крематория. Это многое меняет. Специалист, занимающийся подготовкой покойников к торжественной церемонии захоронения, тогда очень постарался. Ее любимая бабушка Даша помолодела в гробу лет на десять, а то и на пятнадцать. Она лежала в нем такая умиротворенная, такая спокойная. Даже счастливая. Светлое лицо, живой румянец на мертвых щеках. Казалось, она просто спит. И в обычной жизни она давно не выглядела такой счастливой.

— Вот хамка какая! — услышала Ева позади себя.

Она не поняла, что случилось. В растерянности замедлила шаг и повернулась. Странно, ей казалось, что на этой тихой островной набережной никого не было. А сейчас прямо позади нее стояла щупленькая старушка. Лицо морщинистое, ссохшееся, как сухофрукт. Абсолютно седые волосы торчат из-под странной шапки наподобие тех, что бывают у монахинь. Вся в черном, с заплечным рюкзачком и большой клюкой. Неужели Ева ее не заметила? Даже умудрилась толкнуть, а не заметила…