Космогония и ритуал

С психологической точки зрения о разделении можно было бы говорить как о вытеснении антиструктурного содержания из структуры сознания в бессознательное, где оно заключается, ограждается-отделяется и таким образом нейтрализуется в своей вредности-разрушительности для сознания. Исходя из предположения, что психологические процессы суть по существу вторичные (субъективизированные архетипические процессы), миф о Идзанаки и Идзанами возможно интерпретировать следующим образом. Происходит обнаружение со стороны нерасчлененнного (андрогинного) первосущества своей темной „природы“. Это обнаружение равнозначно акту творения, т. е. нарушению-расчленению первоединства (первонеразличимости). Подобно тому, как расчленение живой ткани вызывает судороги, являющиеся естественной реакцией на насильственное действие, акт творения можно рассматривать (с мифологической точки зрения) как нанесение „раны“ на живом теле первоединства с последующими реакциями на это нарушение, имеющими целью его восстановление, что определяет драматичность многих мифологических космогоний. „Темная природа“, Ёми-но куни (страна Мрака), Тартар как „остаточный“ хаос (т. е. то, что не „перерабатывается“ в космоформу) являются своего рода глубинной „раной“ творения, незаживающей, и по этой причине скрываемой в подземном мире. Этим нарушением-„раной“ определяются все последующие конфликтные ситуации, о которых повествуется в мифологиях и которые определяют „данную“ мировую структуру, систему табу и ритуалов и устанавливают в том числе запрет на подсматривание как не контролируемое (опасное) соприкосновение с темной основой бытия.

Весьма показательно, что Ёми-но куни появляется одновременно с миром. Идзанами, умершая при рождении бога огня, становится первой его „обитательницей“, пришедшей из верхнего мира. Когда за ней приходит Идзанаки, она отправляется посоветоваться с богами подземной страны, т. е. страна „населена“, но населена исключительно существами никогда не выходившими из „утробного“ мира, которые, как можно предположить, не сумели преодолеть своей хтонической эмбриональности в достаточной степени для выхода из недр земли, но тем не менее доразвились до некой „протоформы“, которая „окостенела“ в „промежуточном“ состоянии.

Космогонический процесс, таким образом, может рассматриваться как самопорождение и самовыход из первичного хаоса в результате возникшего в его недрах „напряжения“. Самовыход осуществляется частично. Об этой частичности свидетельствует существование подземной страны и населяющих ее подземных богов. Здесь можно говорить о своего рода мифологической „эволюции“ и о подземном мире и его обитателях как об эмбрионах [89], не преодолевших своей начальной „утробности“. Смерть Идзанами является „инцидентом“ в процессе миротворения. Она может рассматриваться как вариант космогонического „естественного отбора“, вследствие которого происходит возвращение к „эмбриональному“ состоянию или распад новообретенной формы бытия [90].

Окончательное разделение между Идзанами и Идзанаки происходит у выхода из подземной страны. Сцена эта в высшей степени символична, во-первых, потому что происходит на границе между верхним и нижним миром; во-вторых, потому что здесь определяются все дальнейшие отношения между этими двумя противостоящими, но все же связанными между собою мирами. Связь и противостояние определяются как отношение жизни и смерти. Это отношение может рассматриваться также как достижение в результате космогонического процесса равновесия между противоположными силами (вовне — из хаоса, и внутрь — обратно в хаос), о котором свидетельствует череда смертей и рождений. Однако все эти моменты не исчерпывают отношений нижней страны (хаоса) и верхней (космоса), как то следует из других свидетельств (ритуальных и мифологических).

Энергетический принцип формообразования или миросотворения вполне выявляется в ритуалах так называемой „космологической“ эпохи. «Основное содержание текстов (в семиотическом смысле) этой эпохи состоит в борьбе упорядочивающего космического начала с деструктивной хаотической стихией, в описании этапов последовательного сотворения и становления мира» [91]. И далее: «темой основного ритуала (курсив наш. — Μ.E.) …выступает преобразование Хаоса в Космос» [92], т. е. „основной ритуал“ есть ритуал космогонический. „Основным“ или космогоническим ритуалом является в первую очередь ритуал, имеющий как свое главное содержание и назначение возобновление мирового цикла [93]. Необходимость периодического возобновления определяется «истощением биологических ресурсов на всех космических уровнях» [94]. И далее: «Всякая форма, в силу того, что она существует и длится, ослабевает и изнашивается» [95], т. е. процесс формо- или структурообразования есть процесс энтропический, энергоистощающий. А посему мировая форма-структура для того, чтобы «возобновить свою силу, должна быть поглощена аморфным, хотя бы на одно мгновение, слиться с первочеловечеством, возвратиться в „хаос“ (в плане космическом), в „оргию“ (в плане социальном), во „тьму“ (для семян), в воду (крещение в человеческом плане, „Атлантида“ в историческом плане и т. д.)» [96]. „Основной“ или „космогонический“ ритуал имеет, таким образом, своей главной целью возобновление истощенных энергий, которое достигается через возвращение к первоначальному состоянию (хаосу, тьме, воде, бесформенному). Не само бесформенное „перезаряжает“ бытие, а именно выход и дальнейшее формовозобновляющее и формообразующее движение. Достигая своей конечной точки, „полюса“ максимальной оформленности, „совершенства“, в котором космогонический процесс затухает и бытие «более не имеет необходимого энергетического резерва для дальнейшего роста» [97], оно в силу объективной необходимости должно вернуться к противоположному полюсу „максимальной бесформенности“. А посему, не только „основной“ ритуал, но также ритуальная оргия имеет онтологическое содержание. Оргия есть ритуальная (строго контролируемая и никак не произвольная) дезинтеграция социальной структуры (которая есть элемент-вариант единой космоструктуры). Здесь ритуально приоткрываются „врата ада“, как бы отодвигается камень, загораживающий вход-выход в/из подземной страны. «Последние дни года могут быть отождествлены с хаосом, предшествовавшим творению, как по причине вторжения мертвых, которое отменяет закон времени, так и по причине сексуальных излишеств, которые по этому случаю характеризуют бОльшую часть времени» [98]. Эти „сексуальные излишества“ ритуальны, они свидетельствуют о вхождении в мир хаотической первостихии, которая возрождает энергию земли, необходимую для продолжения существования рода. С другой стороны, суть „космической драмы“ состоит в том, что «творению предшествовал хаос» [99], к которому оно (творение) стремиться возвратиться. Другими словами, процесс структурирования есть процесс энергоистощения (и в этом смысле структура есть факт прежде всего энергетический), однако и обратное движение также есть по сути дела процесс энтропический. Этими качествами космогонического процесса объясняется «ежегодный кризис» [100]: беспокойство по поводу возобновления мирового цикла и необходимость ритуала как единственного „инструмента“, имеющегося в распоряжении человека для реконструкции «космического времени» [101]. По той же причине «„момент“, в котором живет человек, отяжелевает по мере того, как проходит время» [102], а следовательно высшим, не затронутым временем, а посему наиболее полным и совершенным, является тот самый первый момент, когда мир возник из хаоса [103].