Я верю

Эти трое ушли, и свет в комнате постепенно погас. Ночь словно исподтишка подкралась к Алджернону. Он лежал спокойно, утратив сознание, и спал, и спал, и спал — сам не зная сколько. Может быть — несколько минут, а может быть — часов, а может быть — дней. Но пока Алджернон спал, его дух воскресал, и в него вливалось здоровье.

Глава четвертая

Алджернон проснулся утром от яркого солнечного света и трелей птиц, распевавших на ветвях деревьев… От солнечного света? Алджернон вздрогнул, вспомнив о том, что это не был солнечный свет. Здесь не было солнца — энергию излучала сама атмосфера. Он откинул в сторону одеяло и, одним махом опустив обе ноги на пол, подошел к окну. Там, за окном, все было таким же ярким и таким же полным жизни, как и вчера… Разве это БЫЛО вчера? Алджернон совершенно потерял представление о времени. Он не знал, был сейчас день или ночь. Казалось, здесь никто не следил за временем. Он вернулся к своей кровати и прилег на одеяло, закинув руки за голову. Лежа в такой позе, он размышлял обо всем, что с ним произошло.

В дверь опять осторожно постучали, и, спросив позволения Алджернона, в комнату вошел мужчина — очень серьезный на вид, — которому, видимо, хорошо были известны его обязанности.

— Я пришел, чтобы поговорить с вами, — сказал он, — поскольку мы опасаемся, что вы испытываете сильные сомнения по поводу того, что с вами происходит.

Алджернон опустил руки вдоль своего тела и, выдавая в себе военную жилку, лег как по команде «смирно», словно он был в полевом госпитале.

— Все, что мне довелось здесь увидеть, сэр, противоречит учению христианской Церкви. Я ожидал, что меня встретят ангелы, я ожидал, что они станут играть на арфах, я ожидал увидеть Райские врата, а вместо этого я оказываюсь в местах, сильно напоминающих милый сердцу Грин-Парк или Гайд-Парк, либо иной довольно ухоженный парк. Подобные галлюцинации, — сказал он, — я мог бы испытывать также и в Ричмонд-Парке. [13]

Этот новый доктор рассмеялся и сказал:

— Да, судя по всему, вы, как я вижу, не такой уж ревностный христианин. Если бы вы были, например, католиком и действительно ВЕРИЛИ, то, прибыв сюда, повстречали бы ангелов. И вы бы продолжали видеть этих ангелов до тех пор, пока по их обманчивой внешности не догадались бы, что они — всего лишь иллюзия, вызванная вашим воображением. Мы же с вами имеем дело с реальностью. Будучи человеком опытным, да к тому же солдатом, которому приходилось видеть как жизнь, так и смерть, вы могли бы захотеть увидеть нас такими, какие мы есть на самом деле.

Алджернон припомнил несколько сцен из своего прошлого.

— Смерть, — сказал он. — Я сам изрядно заинтригован этой материей, поскольку на Земле смерть считают чем-то ужасным. Люди отчаянно боятся умирать. И что мне всегда казалось забавным — так это то, что чем более набожен человек, тем больший ужас он испытывает при одной только мысли о смерти.

Рассмеявшись, он сцепил вместе ладони и продолжил:

— У меня есть один весьма почтенный друг — страстный католик, который всякий раз, когда слышит, что кто-то болен или находится при смерти, говорит, что рад слышать, будто бедному господину Имярек стало лучше и что он пребывает в столь добром здравии! Но скажите мне, сэр, почему, если есть жизнь после смерти, люди так боятся умирать?

Доктор очень хитро улыбнулся ему и сказал:

— Думаю, что человек с таким образованием, опытом и острым мышлением, как у вас, должен был бы знать ответ на этот вопрос. Но коль скоро вы не знаете, то позвольте мне объяснить. Люди прибывают на Землю, чтобы достичь определенных вещей, чтобы изучить определенные вещи, чтобы испытать определенные трудности, дабы очистить и укрепить свою душу или, если угодно, свое Высшее Я. Таким образом, если человек кончает жизнь самоубийством, то это преступление против Программы, против Порядка вещей. И если бы люди смогли понять, сколь естественна смерть и что она есть лишь рождение на новой стадии эволюции, то тогда повсеместно они стали бы желать смерти и цель существования Земли и других миров была бы утрачена.

Конечно, для Алджернона эта мысль была совершенно нова, хотя вполне логична. Но все же ему чего-то недоставало.

— Но тогда правильно ли я понимаю, что страх смерти создается искусственно и является совершенно нелогичным? — спросил он.

— Ну да! — сказал доктор. — Таков уж промысел самой Природы, что каждый должен бояться смерти, каждый должен сделать все, что от него зависит, чтобы его земные испытания продолжались и были доведены до их логического и предопределенного исхода. Поэтому, если человек кончает с собой, он тем самым расстраивает План. Заметьте, — сказал он, — когда наступает пора естественной смерти, то человек не испытывает страха и обычно не испытывает боли, поскольку людям, живущим в иной сфере астрала, известно, что, когда человек должен умереть — или, как мы говорим, осуществить переход, — в это время у него вырабатывается некая форма потери чувствительности, и вместо мучительных приступов душевных страданий в преддверии смерти его посещают приятные мысли, чувство успокоения, мечты о том, чтобы скорее вернуться в свой Дом.

Алджернон даже вскочил от негодования.

— Но это не так! — сказал он. — Ведь умирая, люди часто бьются в судорогах и испытывают сильнейшую боль.

Доктор печально покачал головой.

— Нет, — сказал он, — вы заблуждаетесь. Когда человек умирает, он испытывает не боль, а освобождение от боли. Тело может биться в судорогах, тело может стонать, но это всего лишь автоматическая реакция некоторых возбужденных нервов. Это ничуть не означает, что человек испытывает боль. Постороннему наблюдателю бывает трудно судить о том, что происходит на самом деле. Сознательная часть организма, которой предстоит осуществить переход, отделяется от физической части, которая является просто чем-то животным. Да вспомните сами! — сказал он. — Ведь совершая самоубийство, вы не испытывали никакой боли, не так ли?

Алджернон глубокомысленно потер подбородок, а затем нерешительно ответил:

— Пожалуй, нет, не испытывал. Я не могу припомнить каких-либо чувств, кроме ощущения сильного холода. А потом — ничего. Думаю, сэр, что вы правы: если вдуматься, то я не чувствовал никакой боли. Я был ошеломлен, я был удивлен.

Доктор рассмеялся и, сцепив руки, сказал:

— Вот тут-то вы и попались! Вы признаете, что не испытывали никакой боли, а между тем вы визжали, как резаный поросенок. А ведь в случае с резаным поросенком происходит всего лишь то, что воздух быстро выбрасывается из легких, сотрясая при этом голосовые связки, в результате чего получается резкий визг. Подобная реакция имела место и у вас — длительный резкий визг, прерванный бульканьем вашей крови, которая в обильном количестве появилась в результате глубокой раны на вашем горле. Именно этот резкий визг заставил несчастную горничную броситься в ванную.

Да, теперь все казалось вполне логичным. Алджернон наконец увидел, что это была не галлюцинация, а факт. И тогда он сказал:

— Но я полагал, что когда человек умирает, то его немедленно забирают на суд Божий. И человек тут же увидит Иисуса, а возможно — и Святую Матерь, а также всех учеников.

Доктор грустно покачал головой и ответил:

— Говорите, вы надеялись увидеть Иисуса? А что, если бы вы были иудеем, если бы вы были мусульманином, если бы вы были буддистом? Вы и тогда ожидали бы увидеть Иисуса? Или вы полагаете, что Небеса разделены на отдельные государства, куда направляются приверженцы каждой отдельной религии? Нет, все это абсурд, бессмыслица, преступная глупость, а глупые проповедники на Земле просто засоряют людям мозги своими ужасающими легендами. А потом люди приходят сюда и думают, что попали в ад. Нигде НЕТ ада, кроме как на Земле!

Алджернон так и подпрыгнул на месте. Ему показалось, будто все его тело забилось, словно в огне.

— Так значит, я на Небесах? — спросил он.