Твердые реки, мраморный ветер (СИ)

Андрей чувствовал себя пациентом на приеме терапевта, и, как ни странно, испытывал полнее доверие к этому мелкому щенку.

– Последние два дня писал статью о цикле Кребса – хочу вставить ее в "Курс генетики XXV века", так как там она прописана, на мой взгляд, недостаточно детально.

– Покажи?

Андрей достал комп, открыл файл и протянул пацану. Тот стал быстро бегать глазами по тексту, и это было поразительно – он явно понимал все то, что там написано! В восемь лет блин!!! Ну а что… Андрей, в общем, и сам был из вундеркиндов – играть в шахматы научился в два года, читать – тоже, математикой и физикой увлекся в пять лет, и если бы его не запихнули в школу, если бы просто оставили в покое и помогали заниматься тем, что интересно, так и он в восемь уже вполне мог бы освоить много всего из разных наук.

– Да, так и есть, – с довольным видом произнес пацан. – Сначала ты пишешь действительно ясно, а вот здесь у тебя в параграфе про интерференцию генов написано: "Если siРНК образуется в результате разрезания дайсером дцРНК, то микроРНК транскрибируется с генов". Это же чушь получается! Читая такую фразу начинаешь думать, что siРНК может образовываться и каким-то другим путем, а не в процессе разрезания дайсера дцРНК. Фраза понимается правильно, если, например, переделать ее так: "Если siРНК, как мы знаем, образуется в результате…" и так далее – так получается понятно и правильно.

– Да… согласен, но разве это что-то объясняет?

– Объясняет. Дальше еще есть несколько фраз – вот тут, вот тут…, смотри!

Андрей после секундной паузы встал и подошел к нему, аккуратно лавируя между несколькими детьми, валяющимися на полу. Присев рядом и заглянув в комп, он оказался при этом в непосредственной близости не только от пацана, но и от мужчины, и в первые полминуты не мог сосредоточиться. То ли это было самовнушение, то ли было что-то другое, но присутствие рядом с ними – вот тут, на расстоянии вытянутой руки, повлияло на Андрея совершенно неожиданно. Сначала возник всплеск пронзительной радости, которая словно попрыгала в нем и преобразовалась в блаженство. Блаженство было мягким и слабым по интенсивности, словно не очень отдаленное эхо, но при этом пронзительность его была очень высока! Он всегда думал, что только интенсивные ОзВ могут быть пронзительными или всеохватными, а оказалось, что это совсем не так. Он затаил дыхание, чтобы не сбить, не нарушить это состояние. Прямо перед ним были две лапы – одна крепкая, с выраженными мышцами, но не неприятно-рельефная, как это бывает у спортсменов, с упругой загорелой кожей, и вторая – лежащая на ней – детская, только приобретающая очертания крепкой лапы, но уже вполне оформившаяся и очень эротичная, и когда его взгляд останавливался на лапах, когда он немного наклонялся, чтобы почувствовать слабый запах кожи, блаженство усиливалось. И в этот момент он осознал, что от их тел исходит довольно определенный запах. Этот запах не был похож вообще ни на что!

Андрей преодолел позыв к неловкости и стал внюхиваться. Это был запах, который мог бы доноситься порывом ветра из долины, полной цветов, и еще в нем был привкус запаха загорелой попки девочки, и когда он отстранился на полметра, запах стал едва заметным, и блаженство резко ослабло. Придвинулся – стал вдыхать запах их тел – и блаженство само собой тут же выросло! Это точно не было самовнушением – слишком определенной, слишком явной была зависимость интенсивности блаженства от интенсивности запаха, и эту закономерность он обнаружил только сейчас, не зная о ней раньше.

Он придвинул совсем близко лицо к их лапам, уловил еще один оттенок – так пахнет выгоревший чабрец, и блаженство резко скакнуло за ту грань, о которой он до сих пор и не догадывался.

Мелькнула мысль "блаженство", но он ее отогнал, чтобы не сбивать это переживание. Хотелось дышать поверхностно, но сделав пару глубоких вдохов он обнаружил, что блаженство вполне устойчиво.

– Да, эти фразы написаны криво, – согласился он, посмотрев наконец туда, куда указывал пацан.

Блаженство не исчезало, не становилось слабее!

– Не просто криво – искажается смысл. Например тут: "Комплекс RISC после этого высвобождается и готов к работе и может продолжать разрезать следующие мРНК". Это разве правильно?

Андрей на несколько секунд задумался.

– А… нет, RISC не разрезает мРНК, а блокирует их, а разрезает их слайсер.

Такую фразу не смог бы написать человек, который сам четко понимает написанное. Это бы резало ему глаза и уши! Так что ты упустил момент, когда необходимо было остановиться, переключиться на другие интересы, стал нагромождать фразы без того, чтобы с удовольствием и не спеша разобраться в них, и язык изменился – из удобочитаемого он стал намного более техничным. Все это – критерии совершенной ошибки в реализации радостного желания.

– Да, сейчас я могу вспомнить – действительно не хотелось бросать параграф а полпути, хотелось уже поскорее закончить с ним, довести до конца, и…

– Обычная ошибка. – Резюмировал пацан, с интересом рассматривавший Андрея, рассматривавшего его коленки и ляжки. – Перфекционизм.

– Зато теперь есть опыт. Не знал, что вот так легко можно убить радостные желания.

– Отложи генетику, отложи вообще все, выполни несколько фрагментов ничего неделания и различи – какие есть желания. Им и следуй, – подала голос Майя.

– Наверное, у меня еще нет полного доверия к желаниям. Постоянно хочется найти какой-то алгоритм, критерий того – какое желание реализовывать, а какое – нет, вместо того, чтобы доверяться желаниям. Когда интерес к генетике ослаб, возник страх – а вдруг сейчас мои желания растворятся, вернутся снова в полумертвое состояние? Отсюда – спазматическое выдавливание, перфекционизм. Теперь я знаю, что отравление возникает очень быстро!

Мужчина что-то шепнул пацану, тот – соседу, и спустя несколько секунд волна докатилась до всех. Кроме Андрея, естественно.

– Пойдем, – встав, Майя обратилась к Андрею. – Прогуляемся, а у Марти, – она кивнула на пацана, разговаривавшего с Андреем, – пока есть другие дела.

Глава 19

Подводная часть пещеры оказалась не менее разветвленной, чем сухая. Целый час дайверы продвигались вперед и вглубь, разделившись на две пары, и нанесли на карту лишь самые основные тоннели и подводные залы. Стало ясно, что подробное картирование всей пещеры может занять недели, а то и месяцы, и на этом ажиотаж вокруг нее понемногу стих. Пещера превратилась в своего рода рекреационную зону, где можно побродить по "инкрустированным" залам, погрузиться в подводный тоннель, нанести на карту новый участок или просто посидеть в полной темноте и тишине, занимаясь теми или иными практиками, требующими особенного сосредоточения. Так как довольно много ветвей пещеры кончались тупиками, то такие "зоны сосредоточения" строили именно там, нанося их на карту. Когда кто-то уходил в такую зону, то он ставил соответствующую отметку, и на компьютерной схеме она светилась оранжевым цветом, предупреждая, что туда соваться не надо. Джейн тоже выбрала себе местечко в пещере – в конце длинного и очень узкого лаза, в который можно было пролезть только на четвереньках, а местами приходилось проползать на пузе. Чтобы добраться от кианитовой щели до конца этого лаза, требовалось двадцать минут, и поначалу Джейн решила, что это чересчур долго, но с другой стороны это неудобство имело свое преимущество – залезая в такую узкую и длинную нору она испытывала без дополнительных усилий чувство предельной оторванности от мира, да и по пути было чем заняться. Она постелила в конце лаза толстое мягкое одеяло, прикрепила другое к стене, и теперь там можно было и удобно сидеть, и удобно лежать. И сейчас, когда наслаждение носилось по ее телу, как псина по полянке, соскучившаяся по свободе, ей захотелось снова уползти в свою нору и проверить одну гипотезу, подброшенную ей Томасом.

Занятия с Томасом начались как-то исподволь, и постепенно стали более частыми и плодотворными. К удивлению Джейн, Томас проявил к ней интерес тогда, когда сама она чувствовала себя не в своей тарелке – когда желание накапливать фрагменты исчезло полностью, а желание изучать науки осталось, но потеряло ту пронзительность, к которой она уже привыкла за год, и все, чего ей по-настоящему хотелось, это отдохнуть от желаний, и желания, как понятливые осьминоги, свернулись и уползли в норки.