Собрание сочинений [Том 2]

Он сказал, что полное отсутствие жалости у его бенефактора скрывалось за личиной беспечного шутника, неистребимым желанием которого было подшучивать над каждым, с кем он сталкивался.

- Маской моего бенефактора был счастливый невозмутимый человек, которого ничто в этом мире не заботит, - продолжал дон Хуан. - Но на самом деле, подобно всем Нагвалям, он был холоден, как арктический ветер.

- Но ведь ты же не холодный, дон Хуан, - сказал я искренне.

- Я несомненно холодный, - сказал он. - И то, что ты воспринимаешь это как душевное тепло, лишь доказывает эффективность моей маски.

Он продолжал объяснять, что маска Нагваля Элиаса выражалась в сводящей с ума дотошности и аккуратности, которая создавала ложное впечатление собранности и основательности.

Он начал описывать поведение Нагваля Элиаса. Говоря, он продолжал наблюдать за мной. И, наверное, из-за его пристального взгляда я не мог сосредоточиться на том, что он мне говорил. Я с огромным трудом заставил себя собраться с мыслями. Еще минуту он наблюдал за мной, а затем продолжил свои объяснения относительно безжалостности, но я уже больше не нуждался в них. Я сказал ему, что я вспомнил то, что он хотел: момент, когда мои глаза впервые засияли. В самом начале своего ученичества я добился, причем совершенно самостоятельно, смещения уровня моего осознания. Моя точка сборки достигла положения, называемого местом без жалости.

Место без жалости

Дон Хуан говорил мне, что нет нужды разговаривать о деталях моего восприятия. Во всяком случае, сейчас, потому что разговор об этом - лишь вспомогательное средство для вспоминания. Если точка сборки однажды сдвинется, событие полностью восстановится в памяти. Он добавил, что лучшая помощь для полного вспоминания - прогулка. Поэтому мы встали и пошли не спеша в полном молчании по горной тропинке, пока я не вспомнил все.

На окраине местечка Гуаймас в северной Мексике, расположенного на пути из Ногалеса, штат Аризона, мне вдруг стало ясно, что с доном Хуаном творится что-то неладное. Уже около часа он был необычайно молчалив и печален, но я не обращал на это внимания, пока его тело не начала сводить судорога. При этом его подбородок так бился о грудь, словно шейные мускулы не могли больше выдерживать тяжести головы.

- Тебя укачало в дороге, дон Хуан? - встревожившись, спросил я. Он не ответил. Он тяжело дышал. В течение первых нескольких часов нашей поездки с ним все было в порядке Мы без конца говорили о самых разных вещах. Когда мы остановились в городе Санта Ана чтобы заправиться, он даже отжался несколько раз от крыши машины, разминая затекшую спину.

- Что с тобой не так, дон Хуан? - спросил я.

Я ощутил в животе спазмы беспокойства. Не поднимая свесившейся на грудь головы, он пробормотал, что хочет посетить один определенный ресторан. И едва слышным дрожащим голосом сообщил, как туда добраться.

Я припарковал машину на соседней улице за квартал от ресторана. Когда я открыл дверцу машины со своей стороны, он схватил меня за руку железной хваткой. С превеликим трудом он с моей помощью выбрался из машины через водительское сидение. Ступив на тротуар, он ухватился за мои плечи обеими руками, чтобы выпрямиться. В зловещем молчании мы спустились по улице к ветхому строению, в котором находился ресторан.

Дон Хуан повис на моей руке всем телом. Его дыхание было таким учащенным, и его била такая сильная дрожь, что я не на шутку забеспокоился. Я оступился и вынужден был схватиться за стену, чтобы не свалиться вместе с доном Хуаном на тротуар. От волнения я совсем потерял голову. Заглянув в его глаза, я увидел, что они совершенно тусклые и лишены своего обычного блеска.

Мы кое-как вошли в ресторан и услужливый официант подскочил к нам, чтобы помочь дону Хуану, как если бы был предупрежден о том, что с ним происходит.

- Как вы себя чувствуете сегодня? - пронзительно завопил он на ухо дону Хуану.

Он буквально донес дона Хуана от двери к столику, усадил его, а затем исчез.

- Он тебя знает, дон Хуан? - спросил я, когда мы сели. Не глядя на меня, он пробормотал что-то невразумительное. Я встал и прошел на кухню в поисках этого официанта.

- Знаете ли вы старика, который пришел сюда со мной? - спросил я, когда наконец нашел его.

- Конечно знаю, - сказал он с видом человека, у которого хватит терпения ответить только на один вопрос. - Это старик, у которого бывают приступы.

После этого заявления все стало на свои места. Я знал теперь, что в дороге с ним случился небольшой приступ. Конечно, я никак не мог его предотвратить, но все же чувствовал себя беспомощным и обеспокоенным. Предчувствие того, что самое худшее еще впереди, вызвало у меня неприятное чувство в животе.

Я вернулся к столу молча сел. Внезапно появился все тот же официант с двумя мисками креветок и двумя тарелками супа из морской черепахи. Мне пришло в голову, что, наверное, в этом ресторане подают только креветок и черепаховый суп, или что дон Хуан всегда заказывает именно эти блюда, когда бывает здесь.

Официант так громко заговорил с доном Хуаном, что перекрыл шум, создаваемый находившимися в ресторане посетителями.

- Надеюсь, вам понравится наша еда! - завопил он. - Если я вам понадоблюсь, поднимите только руку, и я тут же окажусь рядом.

Дон Хуан кивнул в знак согласия и официант ушел, сочувственно похлопав дона Хуана по спине.

Дон Хуан жадно ел, время от времени чему-то улыбаясь. Я был настолько встревожен, что одна лишь мысль о еде вызывала у меня отвращение. Но после определенного момента с ростом беспокойства у меня стало расти и чувство голода. Я попробовал пищу и нашел, что она невероятно вкусна.

Поев, я почувствовал себя немного лучше, хотя все оставалось по-прежнему и беспокойство мое не уменьшилось.

Когда дон Хуан наелся, он поднял руку над головой. В ту же минуту подскочил официант и вручил мне счет.

Я рассчитался с ним, и он помог дону Хуану встать. Поддерживая под руку, он вывел его из ресторана. Официант даже помог ему выйти на улицу и сердечно распрощался с ним.

С таким же трудом, как и в первый раз, мы вышли к машине. Дон Хуан всей тяжестью своего тела навалился на мою руку, едва дыша и останавливаясь через каждый шаг, чтобы перевести дух. Официант стоял в дверях, словно желая убедиться в том, что я смогу поддержать дона Хуана.

Ему понадобилось минуты две-три, чтобы забраться в машину.

- Скажи мне, что я могу для тебя сделать, дон Хуан? - спросил я умоляюще.

- Разверни машину, - приказал он дрожащим, едва слышным голосом. - Я хочу поехать на другой конец города в лавку. Они там тоже меня знают. Они мои друзья.

Я сказал, что не знаю, где находится лавка, о которой он говорит. Он что-то неразборчиво забормотал, выражая гнев, и топнул об пол машины обеими ногами. Губы его недовольно надулись, и немного слюны скатилось на его рубаху. Затем он, казалось, испытал мгновенное просветление. Я ужасно нервничал, глядя на его усилия привести в порядок свои мысли. В конце концов ему все-таки удалось рассказать мне, как добраться до лавки.

Я был до предела встревожен, боясь, что приступ дона Хуана имел последствия более серьезные, чем я думал. Мне захотелось избавиться от него, сплавить родственникам или друзьям, но я никого из них не знал. Я вообще не знал, что делать. Повернув в обратную сторону, я поехал к лавке, которая, по его словам, находилась на другом конце города.

Я подумывал, не вернуться ли мне в ресторан и не расспросить ли официанта о родственниках дона Хуана. Хотелось верить, что кто-нибудь в лавке знает его. Чем больше я думал о положении, в которое попал, тем больше жалости испытывал к самому себе. Дон Хуан закончился. Я испытывал ужасающее чувство потери и обреченности. Я явно терял его, но мое чувство утраты скоро перешло в досаду от того, что мне приходится возиться с ним в таком его немощном состоянии.

Я кружил по городу около часа, разыскивая эту лавку и никак не мог найти ее. Дон Хуан признался, что он мог ошибаться и что лавка, возможно, находятся в другом городе. К тому времени я совершенно выбился из сил и не представлял, что делать дальше.