Грозное лето

Пехотинцы генерала Сизова достигли крупной железнодорожной станции.

Почерневший на весеннем ветру, как и все солдаты, озабоченный и неприступно-суровый, Сизов медленно ехал на уставшем вороном жеребце между вагонов, пробираясь к уцелевшему вокзалу, где теперь находился его наблюдательный и одновременно командный пункт. Станция была вся забита немецкими эшелонами. Какой-то солдат взобрался на цистерну и каской черпал из нее спирт. Светловолосый боец, в ушанке набекрень, стоял внизу и, размахивая автоматом, кричал:

– Эй ты, герой!.. Что делаешь?.. А ну, марш отсюда!.. Генералу сообщу!.. В-о-о-яка!..

В голосе светловолосого было столько презрения, что солдат бросил каску в сторону и слез вниз. Светловолосый удовлетворенно улыбался, играя зелеными кошачьими глазами. Это был Сенька Ванин.

Вечером в дом, где остановился генерал, вошел начальник политотдела. Демин весь был забрызган грязью. Ординарец Сизова быстро очистил с полковника грязь, достал для него из своих мешков сухие носки. Переобувшись, Демин подошел к столу, на котором генерал развернул карту с красными и синими пометками.

– Иван Семенович, - начал он своим немного глуховатым и спокойным голосом, рассматривая серебристую седину на висках генерала. он впервые заметил ее еще на Донце. Теперь седины поприбавилось. - Иван Семенович, -повторил Демин поcлe короткой паузы, - есть интересные новости.

– Я вас слушаю, - генерал оторвался от карты и посмотрел на начальника политотдела. он уже привык к тому, что в трудных для дивизии, а значит, и для ее командира, обстоятельствах Демин всегда приходит к нему с каким-нибудь советом. - Как вы полагаете, к утру боеприпасы будут доставлены? Я послал несколько тягачей. Вся страна ждет нашего выхода к границе, и мы сейчас не можем задерживаться. Да и солдат не удержать. Рвутся вперед. Так какие же новости? - Генерал посмотрел на Демина и не смог удержать улыбки.

– Нам удалось установить связь с одним большим партизанским отрядом.

– Каким образом? - живо спросил Сизов.

– Забаров уже разговаривал с командиром отряда, местным секретарем райкома. Сейчас от лейтенанта прибежал один разведчик - Ванин. Сообщил Васильеву об этом. Партизаны решили ударить по немецким тылам. Нужно координировать их действия с нашими. Командир отряда хочет увидеть вас.

– Это отлично! А где сейчас командир отряда?

– В селе Фрунзевка. Там митинг готовится. Я пойду туда, и часа через два-три мы будем с ним здесь.

– Отлично!

В селе Фрунзевка возле школы собралось человек триста. Над толпой стоял размеренно-торжественный гул. На высокое крыльцо взобрался Сенька Ванин, с великим трудом упросивший Шахаева дать ему выступить перед колхозниками.

– Товарищи! - сказал он, зачем-то сняв шапку, которую мучил в своих обветренных руках. - Мы очень долго шли к вам, товарищи!.. И вот, как видите, пришли... Многие хорошие ребята погибли ради этого. Очень хорошие ребята!..

Голос Ванина дрогнул, оборвался, смолк. Толпа тоже застыла в молчании. И Сенька с досадой почувствовал, что все те слова, которые он заранее обдумал и приготовил, которые так красиво улеглись в его голове и так плавно должны были литься из его уст, навсегда исчезли, улетучились куда-то. Уши и щеки оратора загорелись жарким пламенем. Он совершенно забыл, что сказал людям раньше, потерял всякую связь с первыми словами, окончательно растерялся и умолк. Толпа загудела вновь, и под этот гул Сенька спешно покинул трибуну. На его месте встал высокий и худой человек - тот самый командир партизанского отряда и секретарь райкома, о котором сообщил генералу Демин. Он поздравил колхозников с освобождением, призвал немедленно приступать к весеннему севу. За ним готовился говорить полковник Демин, только что поднявшийся на крыльцо.

Сенька же стоял теперь на почтительном расстоянии от разведчиков и старался не глядеть на них, - если б можно было, он охотно провалился бы сквозь землю: шуточное ли дело - первая попытка произнести большую речь окончилась таким скандальным провалом! "А еще обижался на Крупицына, что комсоргом не назначили. Какой из тебя, к черту, комсорг! Болтать попусту мастер, а вот умную речь сказать не смог!" - беспощадно отчитывал он себя в мыслях. Незаметно к нему приблизился Шахаев. Обняв разведчика, сказал тихо:

– Ничего, Семен. Не волнуйся. Со всяким бывает такое...

Заглушая неторопливый глуховатый голос начальника политотдела, над селом низко пролетели невидимые ночные бомбовозы. С северо-востока к селу приближались советские танки. Уже отчетливо слышался придавленный рев их мощных моторов.

– А как же командир отряда попадет к своим партизанам теперь? -неожиданно спросил Ванин, чтобы, очевидно, перевести разговор на другую тему.

– Попадет. Ему тут каждая тропинка известна.

– Значит, скоро граница?

– Скоро, скоро, Сенька!.. Рукой подать!..

– Дожили, черт возьми!.. А!.. Дожили!..

– Еще не до такого праздника доживем, Сенька! Выше голову, дружище!..

– Граница!.. Подумать только надо!.. - Растроганный, Сенька так стиснул парторга, что у того невольно вырвался стон: забыл, видно, в великой радости отчаянный саратовец про раны старшего сержанта.

Случилось это в один ясный, синий-синий весенний день.

С тяжелыми, но скоротечными боями дивизия генерала Сизова вместе с другими соединениями пересекла Молдавию и вышла на государственную границу СССР с Румынией.

Разведчики первые подошли к Пруту. Дождавшись, когда к реке вышли основные силы дивизии, они разместились на втором этаже какого-то помещичьего дома, откуда хорошо был виден правый берег реки и красныe домики маленького румынского городка Стефанешти. Михаил Лачуга приготовил завтрак. В одном сарае обширной усадьбы Сенька нашел какую-то книжицу, показывал ее Али Каримову. Это был букварь, выпущенный румынами на русском языке для "Транснистрии".

На титульном листе букваря был помещен портрет Антонеску с подписью:

"Великий вождь румынского народа. Освободитель Транснистрии". На следующем листе разведчики увидели портреты короля Михая I и его матери Елены. Михай, названный "реджеле Михай", был изображен художником со всеми аксессуарами, которые полагались королю: три дюжины орденов, эполеты с многочисленными шнурками, кисточками и еще бог знает что.