Великий перелом

— Благородный адмирал узнал от меня и от других, что вы противились восстанию евреев, выступивших на нашей стороне, когда мы занимали Палестину. Почему вы так поступили, ведь вы нас поддерживали в борьбе против немцев в Польше?

— По двум причинам, — ответил Мойше. — Во-первых, я теперь знаю, что вы собираетесь править всем человечеством вечно, и я этого поддерживать не могу. Во-вторых, немцы в Польше уничтожали евреев, как вы знаете. Англичане в Палестине этого не делали. Некоторые евреи, которые поддерживали вас здесь, убежали из Германии или из Польши. Вы кажетесь мне более опасными, чем англичане.

Золрааг превратил его слова в шипучие, щелкающие и скрипящие звуки языка ящеров. Атвар снова заговорил, на этот раз медленнее и обращаясь непосредственно к Мойше:

— Те, другие самцы, которые сбежали, думают не так, как вы. Почему?

Мойше призвал на помощь все свои познания в языке Расы.

— Другие самцы смотрят вперед недалеко. Я смотрю вдаль. В долгосрочном плане ящеры хуже, англичане лучше.

Чтобы показать, насколько он уверен в этом, он закончил усиливающим покашливанием.

— Это хорошо, что вы думаете с дальним прицелом. Немногие Большие Уроды поступают так, — сказал Атвар. — Может быть, так и должно быть и, с точки зрения Большого Урода, который не желает подчиниться правлению Расы, вы и правы. — Он сделал паузу, повернув оба глаза к Русецкому. — Но это вам все равно не поможет.

Ящеры заменили всю сделанную людьми мебель своей, отчего комната, в которой стоял сейчас Русецкий, казалась больше, чем была в действительности. Чистый стеклянный экран одного устройства вдруг засветился, и на нем появилось лицо ящера. Из машины также послышался его голос. «Телефон с киноприспособлением», — подумал Мойше.

По тому, как дернулся адъютант Атвара, выслушав сообщение, можно было подумать, что он сунул язык в электрическую розетку.

Он повернул один глаз к Атвару и сказал:

— Благородный адмирал!

— Не теперь, Пшинг, — ответил Атвар с совершенно человеческим нетерпением.

Но адъютант Пшинг продолжал настаивать. Атвар прошипел что-то, чего Русецкий не понял, и повернулся к экрану. И тут же лицо ящера на экране сменилось огромным грибоподобным облаком, поднимающимся высоко в небо. Мойше в ужасе охнул. Он видел такое облако на пути в Палестину — оно поднималось над тем, что было Римом.

Его восклицание напомнило Атвару, что пленник все еще здесь. Главнокомандующий повернул один глаз в сторону Золраага и взорвался:

— Выведите его отсюда!

— Будет исполнено, благородный адмирал, — сказал Золрааг. — Теперь идите. У благородного адмирала есть дела, более важные, чем какой-то незначительный Большой Урод.

Мойше вышел. Он молчал, пока боевая машина, которая привезла его в штаб-квартиру Атвара, не тронулась в обратный путь к отелю. Затем он спросил:

— Где взорвалась эта атомная бомба?

Золрааг издал шипение, прозвучавшее, как шум неисправного самовара.

— Значит, вы узнали? Это место — часть провинции Египет. У него два названия, по вашему нелепому обычаю. Оно называется Эль-Искандрия и Александрия Вы знаете какое-то из этих названий?

— Кто-то бомбил Александрию? — воскликнул Мойше. — Vay iz mir! Кто? Как? Вы, Раса, ведь держите под контролем всю страну, не так ли?

— Я считал, что так, — ответил Золрааг. — Но очевидно, что нет. Кто? Мы не знаем. Англичане, которые мстят нам за то, что мы сделали в Австралии? Мы не верили — не верим, что у них есть оружие такого вида. Они не могли занять его у американцев?

Вопрос прозвучал очень серьезно. Мойше поспешил ответить:

— Не представляю себе, благородный господин.

— Не представляете? — спросил Золрааг. — Вы ведь вели радиопередачи для англичан. Мы должны расследовать это.

По спине Мойше прошел холодок. Ящер продолжил:

— Может быть, это немцы, которые воюют с нами, где только могут? Мы не знаем — но когда узнаем, кто из Больших Уродов сделал это, они заплатят большую цену.

Золрааг сказал и еще что-то, но тут Мойше сообразил:

— Австралия, благородный господин? Что произошло в Австралии?

— Мы разрушили там два города, чтобы обеспечить наши завоевательные действия, — ответил с холодным безразличием бывший правитель провинции Польша, затем вернулся к прежнему вопросу. — Каким образом? Мы не знаем. Мы не засекли ни самолетов, ни ракет, ни судов, движущихся по воде. Мы не верим, что бомбу можно было тайно доставить по земле, — мы обнаружили бы ее при досмотре грузов.

— Ни по воде, ни по воздуху, ни по суше? — сказал Мойше. — Остается немногое. Может быть, кто-то прорыл туннель под Александрией?

Золрааг возмутился:

— У вас, тосевитов, нет технологии, чтобы выполнить такое! — Тут ему показалось, что Русецкий шутит, хотя и намеком. — Ничего в этом забавного нет, рабби Мойше, — сказал он и добавил усиливающее покашливание.

Никто не обращался к Мойше «рабби» после того, как он покинул Варшаву. Тогда он думал, что ящеры явились в ответ на его молитвы, чтобы заставить нацистов прекратить уничтожение евреев в гетто. Люди питали надежду на это.

Теперь он увидел, что ящеры, хотя и не питают особой ненависти к евреям, более опасны для всего остального мира, чем нацисты. Два австралийских города были разрушены без видимых причин. И, несмотря на знойный воздух в машине, он задрожал.

Генрих Ягер заглянул в моторный отсек «пантеры».

— Опять прокладка топливного насоса? — проворчал он. — Боже милостивый, когда же они научатся их делать как следует?

Гюнтер Грилльпарцер показал номер партии, нанесенный белой краской на черной резиновой прокладке.

— Вот эта старая, сэр, — сказал он, — сделана, вероятно, в первые два месяца после того, как началось их производство.

Это не слишком утешило Ягера.

— Нам чертовски повезло, что мотор не вспыхнул, когда она порвалась. Того, кто прислал ее нам, надо бы отхлестать.

— Ага, дать тупому ублюдку лапши и поставить на его место кого-то другого, — сказал Грилльпарцер, используя эсэсовский сленг для обозначения пули в затылок.

Возможно, он перенял выражение у Отто Скорцени. Возможно, это не было шуткой. Ягер знал, как обстоят дела на германских заводах. Когда столько немцев находилось на фронте, для работы на производстве использовались евреи, русские, французы и другие рабочие-рабы, достойные только одного наказания за малейшую ошибку.

— На замену идет новая? — спросил Ягер.

Грилльпарцер посмотрел на номер партии.

— Да, сэр, — ответил он. — Мы прилепим ее сюда, и неприятностей не, будет — до следующего раза.

На этой оптимистической ноте он схватил отвертку и набросился на топливный насос.

Вдали со скрежетом пронеслась стая ракет, в сторону позиций ящеров. Ягер поморщился от жуткого шума. Ему довелось быть слушателем сталинского органного концерта: Красная Армия обрабатывала вермахт «Катюшами», еще до нашествия ящеров. Когда требуется спешно растерзать участок земли, лучший способ для этого — ракеты.

Отто Скорцени они вовсе не беспокоили.

— Кому-то достанется ад, — весело сказал он. Затем, понизив голос так, чтобы его слышал только Ягер, он продолжил: — Почти такой, как мы устроили в Александрии!

— А-а, значит, это были мы, так ведь? — сказал Ягер так же тихо, — а по радио взрыв приписали не рейху.

— Чертово радио и не собирается объявлять, что это сделал рейх, — ответил эсэсовец. — Если мы возьмем это на себя, какой-то наш город исчезнет с карты. Кельн, а может быть, Франкфурт или Вена. Они в любом случае могут исчезнуть, но мы не собираемся хвастаться и провоцировать ящеров, если можем помалкивать и таинственно улыбаться. Ты меня понимаешь?

Возможно, он хотел изобразить при этом таинственную улыбку, но она получилась пошлой.

Ягер спросил:

— Ты знаешь, как мы это сделали? Для меня это тайна.

— Вообще-то я знаю, но говорить не полагается, — сказал Скорцени.

Ягер поднял с земли ветку и замахнулся. Скорцени хмыкнул.