Бои под Нарвой

— Вас?! — удивился Петров. — Что вы сможете делать на войне?

— Я окончила медицинские курсы. Кроме того, могу писать донесения и приказы. Работала на заводском коммутаторе, могу быть телефонисткой…

— Вы, оказывается, на все руки мастер! Попробуйте поговорить с Блохиным или Праховым. А детей оставьте с бабушкой. Она будет на них получать военный паек. Блохин и Прахов вас давно знают, помнят и вашего мужа…

Машинистка задумчиво провела рукой по подстриженным волосам. Она и боялась оставить своих малюток, и хотела поехать с отрядом.

— Рискну! Только и вы замолвите за меня слово! — после некоторого раздумья решила она.

— Тогда давайте печатать приказ по отряду.

Петров начал диктовать.

Взяв отпечатанный приказ, инженер вернулся в кабинет директора. Здесь остались лишь Еремин, Фомин и Блохин. Просмотрев приказ, Блохин и Еремин подписали его.

— Кто же будет печатать бумаги на фронте? — задумчиво произнес Блохин. — Не мешало бы нам иметь машинистку.

— Кустова просит взять ее в отряд, — подсказал Петров.

— Кустова? Офицерская вдова? — поморщился Блохин.

Фомин бросил злобный взгляд на Петрова:

— Хватит с нас контриков!

— Ее муж выбился из рабочих! Двадцать лет проработал у нас на заводе чертежником-конструктором. На фронте стал прапорщиком. Погиб в бою. Она может работать не только машинисткой, но и телефонисткой, и медсестрой.

— Решайте сами, товарищи, можно ли эту просьбу уважить. Я эту женщину не знаю, — отмахнулся Еремин.

Блохин колебался. Он боялся, что уже немолодая женщина, мать двоих детей, о которых она все время будет беспокоиться, в боевой обстановке станет только обузой в отряде. Но имеет ли он право отказать ей в просьбе? Кустову он помнил с молодых лет, когда ее отец, старый мастер-прокатчик, привел впервые в цех дочку — стройную румяную девушку с яркими, веселыми глазами. Вспомнил он и ее мужа, о котором ничего, кроме хорошего, нельзя было сказать. «Нашего, рабочего происхождения люди. Посоветуюсь с Праховым. Он ее лучше меня знает».

— Нужно собрать всех бойцов отряда и зачитать им присягу. Где бы это можно сделать? — спросил Еремин.

— В транспортном цехе. Там просторно. Пошли, товарищ Петров, надо объявить людям, чтобы шли в транспортный.

Когда они вместе с Праховым входили в огромный цех, Блохин увидел Кустову и вспомнил ее просьбу.

— Вот, Прахов, Кустова просится к нам в отряд, — сказал он.

Прахов удивленно вскинул брови. Он не ожидал, что эта скромная, уже немолодая женщина проявит такую решительность.

— Не выдержите трудностей похода, товарищ Кустова, — дружелюбно обратился он к машинистке. — Трудно вам будет.

— Выдержу, все выдержу!.. Мы, женщины, выносливы и живучи. Возьмите меня, Маркел Яковлевич, умоляю вас! — едва сдерживая слезы, попросила Кустова.

— Ладно, возьмем! — решил Прахов. — Только, чур, на нас потом не пенять. Будьте к утру готовы к выступлению с вашей машинкой, бумагой и прочей канцелярией.

В цех вошли Еремин и Фомин. Блохин поднял руку, и стало тихо, только пар от дыхания нескольких сот людей поднимался к высокому потолку.

— Товарищи рабочие Стального завода! Уже не раз вы вставали на защиту молодой Советской республики трудящихся. Вы остановили банды Корнилова, разгромили восставших юнкеров, в прах развеяли полки Краснова. Теперь рабоче-крестьянская власть снова в опасности и снова обращается к вам за помощью. Снова вы идете на бой с лютым врагом нашей Родины. Вам надобно принести воинскую присягу на верность рабочему классу, Советскому правительству и вашим товарищам по оружию, — проговорил Еремин. — Я зачитаю вам текст присяги, а потом вы своей подписью скрепите ее. — Еремин окинул взглядом внимательные, серьезные лица и громко, торжественно зачитал текст присяги: — «Вступая в семью Рабоче-Крестьянской Красной гвардии, добровольно и сознательно принимая на себя всю долю тяжелой и святой борьбы угнетенного и обездоленного народа, даю обещание перед братьями по оружию, перед всем трудящимся народом и перед революционной совестью своею достойно, без измены, без страха и колебания бороться за великое дело, которому отдали свою жизнь лучшие дети рабочих и крестьян, за дело победы Советской власти и за торжество социализма».

Голос Еремина гулко разносился по огромному цеху. Высокий сводчатый потолок усиливал звуки и придавал особое грозное величие и силу словам присяги. Рабочие с затаенным дыханием слушали эту вдохновенную клятву на верность рабочему делу и повторяли за Ереминым слова присяги.

— Все понятно, товарищи? Все уверены в своих силах? Все сможете с честью выполнить эту клятву? Кто колеблется, тому лучше не принимать присягу, — строго сказал Еремин.

В ответ раздались взволнованные крики:

— Понятно! Все как один выполним присягу!

— Тогда, товарищи, смело в бой — против всех врагов рабоче-крестьянской власти!

Кто-то запел:

Песня, подхваченная сотнями сильных голосов, гремела в цехе, и ей было тесно под этими сводами, она стремилась далеко в ночную тьму.

— Смерть буржуям! Да здравствует пролетарская революция и власть Советов! — выкрикнул Прахов.

Могучее «ура» загремело в просторном помещении. Затем Блохин объявил, что утром отряд выступает.

Глава 5

Утро следующего дня выдалось ветреное и холодное. Но едва пробился поздний зимний рассвет, как просторный двор Стального завода заполнился людьми. Ночью почти никто не спал, все были заняты подготовкой к походу: получали сухой паек, патроны. Почти у всех в руках были узелки с домашней снедью и запасным бельем.

Как только большинство рабочих собрались, Блохин поднял руку и, когда стало тихо, отрывисто скомандовал:

— Стройся по ротам!

Вскоре отряд вышел из заводских ворот. По пустынным промерзшим улицам ритмично и строго гремели сотни шагов, тускло поблескивали штыки, грохотали колеса орудий, прицепленных к грузовикам. Тысячи глаз смотрели из окон на идущих — кто с надеждой и верой, а кто со злобой и ненавистью…

Дул колючий, морозный ветер, и красногвардейцы основательно промерзли, пока к полудню добрались до Лигова. Станция была переполнена кронштадтскими матросами, ехавшими из Ораниенбаума. С трудом удалось отыскать на запасном пути предназначенный для Стального отряда состав. Вагоны были не подготовлены для перевозки людей — в них не было печей, всюду валялся мусор. Пришлось срочно приводить их в порядок. Очистив вагоны, заготовив топливо и железные листы, рабочие побежали на вокзал погреться. В залах ожидания было тесно, сильно накурено, но относительно тепло.

В углу зала, возле закрытой билетной кассы, на деревянном диване расположились девушки — Оля, Саня и Рая. Возле них толпились молодые рабочие.

— Пока подадут состав, можно и спеть, — предложила Оля Антропцева.

— Ты что, решила ехать с нами? — удивилась Рая.

— Провожу ваш эшелон и вернусь к себе домой, на «Треугольник». Наш молодежный отряд выступает завтра, — объяснила Ольга и, окинув веселым взглядом парней, предложила: — Запевайте-ка вашу любимую!

звонким, высоким голосом запела Рая.

подхватили сильные мужские голоса. Среди них особенно выделялся звучный, мягкий баритон строгальщика Андрея Онуприенко — высокого, белозубого и чернобрового украинца.