Партизанский фронт

Партизаны одобрительно загудели, продолжая свои несложные дела. В ожидании результатов разведки, высланной вперед, одни полоскали портянки, мылись, другие улеглись спать, третьи бережно выбирали из вещевых мешков затерявшиеся среди патронов и взрывчатки последние сухари.

— Все подчищено, — удрученно бросил Урупов, вытряхивая мешок. — Теперь, хлопцы, переходим на подножный корм.

Да, к сожалению, он был прав. С этого дня отряду питаться действительно пришлось лишь тем, что находили в пути. Человеку, который хотя бы неделю не жил впроголодь, это, пожалуй, трудно понять. Даже солдаты, видавшие виды, не изведали этого, так как были порой хотя и на скудном, но все же регулярном снабжении.

В полдень снова двинулись в путь. Без продуктов вещевые мешки стали легче, но в долгой дороге, как известно, иголка и та тянет. Длительный марш, отсутствие еды и жара заметно подтачивали силы партизан. Даже балагур Мазур и тот приуныл. Местные крестьяне оказать помощь нам не могли. Они сами сидели без хлеба и соли, питались лебедой, крапивой и щавелем. Их примеру пришлось последовать и нам. Бойцы грустно шутили: «Нам, заядлым вегетарианцам, мясо и иной харч противопоказаны…» Как мы ни «нажимали» на вегетарианство, силы наши таяли с каждым днем. Говорят, китайцы из трав умеют готовить сотни вкусных блюд, но мы, кроме одного невкусного варева, изобрести ничего не могли. Первое время мы жадно набросились на свежий щавель, но скоро, набив оскомину, могли и его есть только вареным. Отряд совершал скрытый и быстрый марш, и поэтому ни о какой охоте, конечно, не могло быть и речи. Вместо хлеба в пищу партизан шли еще не созревшие колосья зерновых. Да и их удавалось собирать довольно редко: наш путь обычно лежал по лесистой местности вдали от селений.

Но и это было не все. Как говорится, беда беду погоняет. Нам предстояло еще одно неожиданное испытание. Впереди лежала полоса деревень, в которых, по данным местных партизан, встретившихся нам еще у железной дороги, можно было достать кое-какие продукты. В нашем воображении то и дело появлялись эти желанные деревушки, мы даже чувствовали запах свежеиспеченного хлеба и парного молока. Но увы! Наша разведка установила, что в деревнях, на которые мы так надеялись, свирепствовала эпидемия сыпного тифа. Медицинской помощи не было, и смерть беспощадно косила людей.

— Теперь никто о нас не думает, — жаловались крестьяне разведчикам. Они рассказали, что когда обратились за помощью в район, то оттуда в деревню приехали немецкие врачи. Поговорили между собой, дали какие-то пилюльки и укатили. Вскоре почти все, кто принял эти пилюли, умерли.

Зато крестьяне от всей души хвалили молодого врача из партизанской бригады Воронянского. Он разъяснял населению, как бороться против тифа народными средствами. Невзирая на опасность, он день и ночь помогал крестьянам и спас сотни жизней.

Мы обошли зону тифа стороной.

В двадцатых числах июля отряд приблизился к непроходимым паликовским болотам. На запад и восток от Домжерицких высот раскинулись необъятные лесные массивы, подернутые сизоватой дымкой. Казалось, что этим заболоченным лесам нет конца и края. Местные жители говорили, что по ним нельзя ни проехать, ни пройти. Однако жизнь вносит свои коррективы. Вскоре мы стали очевидцами того, как сотни людей, преследуемые немецкими карателями, всего за одни сутки ухитрялись пробираться через паликовскую глухомань.

Оставив высоты у деревни Домжерицы, отряд вскоре вышел к старинному, затянутому зеленой тиной каналу, разрезавшему топкие болота на две части. По его правой стороне проходила полузаброшенная и заросшая насыпная дорога, связывающая Домжерицы с затерявшейся в лесах деревней Крайцы, до которой было километров десять с гаком… Крайцы, расположенные в лесной глуши на перекрестке проселочных дорог в 20—25 километрах от вражеских гарнизонов, были подходящим местом для отдыха. Здесь мы запланировали остановку на сутки. Нужно было связаться с местным партизанским отрядом, разведать путь к центру Палика селу Пострежье и деревне Броды у Березины, запастись продовольствием. Партизаны напрягали последние силы, чтобы поскорее добраться до села.

По сторонам дороги были топкие болота, заросшие острой осокой и почерневшими ольхами. Вдали синел густой хвойный лесок. Заболоченные леса, полные черники и брусники, при Советской власти были превращены в заповедник, и туда почти не ступала нога человека. Вблизи от насыпи топкая трясина болот буквально ходила под ногами и казалась бездонной. Эти болота даже звери обходили стороной. Неподвижный знойный воздух был перенасыщен тяжелыми испарениями. Невольно вспоминались далекие детские страшные сказки о зловещей зыбучей трясине, поглощавшей разбойников и других злых людей.

Отряд медленно продвигался вперед. Нестерпимая жара и духота, смрад, голод и жажда мучили бойцов. Часа через два пришлось сделать привал. Устало опускаясь у обочины на землю, Кисляков и Соляник увидели довольно заметную «свежую» тропинку, выбитую в густой траве.

— Здесь недавно прошли немцы! — воскликнул лейтенант Соляник, показывая на песчаных местах отпечатки множества немецких кованых солдатских сапог.

— А мы беспечно несемся даже без разведки и охранения, — возмутился Ерофеев.

Действительно, получалось как-то так, что, вступив в заболоченный край, мы не приняли должных мер предосторожности. Неприятная новость быстро облетела партизан и как рукою сняла усталость. Без промедления были высланы разведка и боковое охранение.

Безжалостно палило солнце, и все живое попряталось в тени деревьев. Усталые и потные, мы шли и жадно смотрели на гнилую воду канала, затянутую зеленой ряской. Некоторые, облизывая сухими языками запекшиеся губы, не выдержали и, спустившись к каналу, через плотно сжатые зубы цедили густую протухшую воду. Однако двоих тут же стошнило, и это удерживало других от искушения.

Движение отряда сильно задерживали разведка и особенно боковое охранение.

— Не дозор, а одно мучение. Ищешь не немца, а кочку, чтобы не утонуть в этом чертовом болоте, — ругался разведчик Демьянович, выделенный в боковое охранение. Он тут же попросил подмену.

Стало ясно, что можно исполосовать до костей об осоку и искупать в грязи поочередно всех бойцов, но все равно не обеспечить прикрытие колонны с флангов. По предложению Кислякова боковое охранение, пробиравшееся черепашьим темпом и задерживающее отряд, сняли. А чтобы уменьшить опасность внезапного нападения противника, были увеличены дистанции между разведкой и отделениями.

Когда разведка приближалась к деревне Крайцы, один из партизан, пробираясь через заросли, вдруг заметил человека, быстро спустившегося с высокой сосны и нырнувшего в заросли. Сжав винтовку, боец бросился за ним и вскоре привел забрызганного грязью коренастого мужчину лет пятидесяти. Бледный и испуганный, он едва дошел до нас. А затем, трясясь от страха, довольно долго не отвечал на наши вопросы. Потеряв терпение, Кисляков подошел к нему и, схватившись за автомат, прикрикнул:

— Ты что — немцам продался? Говори или убью!

Задержанный еще больше побледнел и задрожал как осиновый лист.

— Не пугай его, Андрей! — вмешался парторг Ивановский и, приблизившись к перепуганному человеку, показал ему свое удостоверение. — Ты что, дружище, своих не узнаешь?

Прочтя документ, тот быстро преобразился и заговорил. Это был житель деревни Крайцы, бежавший из нее перед приходом врага.

— Вот товарищ аккурат прихватил меня при наблюдении за деревней и этой дорогой. Ну, думаю, попался к полицаям, и пиши пропало.

— Об этом потом, а теперь говори, есть ли в селе фрицы и сколько их? — спросил Сиваков.

— Да, есть, и много. Не менее трехсот будет, и все налегке, даже без обоза.

— Это точно?

— Точно, товарищ, даю голову наотрез.

— Учти, время военное, и голова слететь может, — предупредил командир. Усилив разведку, он поставил ей задачу незаметно выйти к деревне и выяснить обстановку.

Отряд приготовился к бою и с большой осторожностью продвигался вперед. По пути крестьянин с горечью рассказал нам о том, как переодетые немцы и полицаи примчались в деревню.