Воздушные разведчики

– Нельзя ли произвести ночной вылет на разведку железнодорожного узла Смоленска, по которому в сумерках бомбардировщики нанесли мощный удар? Дело в том, что имелись сведения о возможном прибытии воинских эшелонов в Смоленск.

Проще всего было ответить: «Нельзя!» Ведь в то время в полку не было ФОТАБов – бомб подсвета для ночного фотографирования. Не оказалось и прожекторов для освещения взлетной полосы при посадке самолетов. К тому же летчикам еще не приходилось совершать посадку на Пе-2 в темное время суток.

Все же начальник штаба майор В. Л. Дробышев вызвал на КП один из лучших экипажей – старшего лейтенанта Владимира Свирчевского, чтобы посоветоваться.

– Приземлиться-то можно, – ответил летчик, подумав. – Нужно осветительными ракетами в это время с земли стрелять. А вот над целью… Говорите, пожары начались на железнодорожном узле? Фотографирование не получится, а разведку произвести можно.

Дробышев созвонился со штабом армии. Старший лейтенант Свирчевский тем временем приказал механику тщательно проверить самолетные фары, которыми до сего времени никто не пользовался. Из штаба армии дали добро на вылет.

– Отлично! – Свирчевский приказал штурману лейтенанту Захожему: – Рассчитай маршрут так, чтобы мы пришли к объекту без малейшего отклонения.

Вскоре после взлета Свирчевский выключил аэронавигационные огни, а штурман лишь изредка на короткое время включал переносную лампочку, чтобы определить местонахождение самолета. Пилотировать «пешку» пришлось в кромешной темноте, исключительно по приборам. Твердых навыков у Владимира еще не было, и ему пришлось нелегко. Неожиданно показалось, что самолет завалился в левый крен. Свирчевскому хотелось штурвалом и правой педалью управления рулем поворота создать правый крен. Но приборы показывали, что самолет идет точно в горизонтальном полете. И Владимир большим усилием воли подавлял в себе желание повернуть штурвал вправо. Сказал штурману об этом, а тот ответил:

– Скажи спасибо, что фашисты не стреляют в нас, не то вообще небо с овчинку показалось бы.

– Что да, то да. Пришлось бы бросать самолет ив крена в крен, где-то, глядишь, и не угадал бы.

Разговор со штурманом отвлек Свирчевского от навязчивого желания вывести машину из казавшегося левого крена. Потом он увидел впереди светлое пятно. С каждой минутой оно увеличивалось.

– Это Смоленск? – спросил у штурмана.

– Да, пожар на железнодорожном узле.

– Здорово поработали бомберы! – восхитился Свирчевский. – В сумерках бомбили, а все еще полыхает. Будь внимательнее, может, заметишь что-либо на подходе к станции.

Иллюзии исчезли, и Владимир увереннее пилотировал самолет, время от времени бросал взгляд на темную, без единого огонька землю. При подходе к Смоленску в отсветах бушевавшего пожара стали видны крупные сооружения.

– На подходе к станции два эшелона, – доложил штурман.

– Как определил?

– По огням паровозов. Тяжелые, видать, эшелоны. По два паровоза у каждого. Значит, технику везут, возможно танки.

– Смотри, что там на станции.

– Делается несусветное. Там эшелон с горючим, видимо, был – пожар полосой вытянулся. Но разгрузка танков с других эшелонов продолжается.

Зенитчики открыли по одиночному Пе-2 недружный и неприцельный огонь – видно, гитлеровцы еще не пришли в себя после бомбового удара. Когда станция осталась позади, Свирчевский взял курс на свой аэродром. На обратном пути пилотировать самолет было легче. Тем более что вспыхнувшая над линией фронта артиллерийская перестрелка помогла экипажу точнее сориентироваться. Вскоре Свирчевский увидел, как у Колпачков вспыхивали над землей осветительные ракеты. Владимир вывел машину на посадочный курс, включил фары. По мере приближения к земле стал различать границы посадочной полосы. Осторожно подвел «пешку» к полосе, мягко приземлил ее.

Таким оказался первый в истории полка ночной вылет на боевое задание. Экипаж старшего лейтенанта Свирчевского выполнил его успешно. Этому событию посвятили номер стенной газеты. Экипаж выступил перед летным составом полка. Летчик и штурман поделились впечатлениями, рассказали о возможностях ведения воздушной разведки ночью. Все пришли к выводу: для надежного выполнения задания нужны осветительные бомбы, которые позволили бы вести не только визуальную разведку, но и фотографирование наземных объектов. Майор Дробышев направил в штаб воздушной армии рапорт о необходимости снабжения полка САБами и ФОТАБами. [1]В последующем эти бомбы начали поступать в разведывательные и бомбардировочные полки, сослужили добрую службу.

К концу января 1943 года в полку сложилась трудная обстановка – осталось не более десяти боеспособных экипажей. Это объяснялось прежде всего тем, что экипажи имели недостаточный опыт. Кроме того, воздушные разведчики выполняли задания без прикрытия истребителей в условиях сильного противодействия средств ПВО противника.

Наступил февраль. В полк прибыло значительное пополнение боевых экипажей. В их числе оказались летчики старшие сержанты Сергей Мосиенко, Тимофей Саевич, Василий Пушкарев, Михаил Глебов, Николай Артемюк, Иван Дегтярь. Это были хорошо подготовленные воздушные разведчики. Командиры экипажей окончили Энгельсскую школу летчиков, затем прошли специальную подготовку в запасном полку, изучили тактику воздушной разведки, сильные и слабые стороны вражеских истребителей, других средств противовоздушной обороны.

Пополнение распределили по эскадрильям, ознакомили с наземной и воздушной обстановкой. С молодыми экипажами систематически проводили занятия такие опытные разведчики, как капитаны Алексей Леонов, Степан Володин, старший лейтенант Свирчевский, у которых на счету было уже почти по 100 боевых вылетов.

Экипажи старших сержантов Михаила Глебова и Николая Артемюка зачислили в эскадрилью майора Г. А. Мартьянова – не захотел подполковник Н. И. Лаухин разлучать друзей. Они сдружились еще в училище, помогали один другому в учебе. Михаил Глебов родился и вырос в селе Тополевка Владимирской области. Николай Артемюк, высокий, стройный, красивый блондин, родился в Сталинграде. Друзья нередко «атаковали» командира эскадрильи:

– Почему наши экипажи не посылают на разведку?

– Одни «старики» ходят, а мы в Ермаках загораем! Майор Мартьянов успокаивал их:

– Не торопитесь, ребята, хватит лиха и на вашу долю. До Берлина еще далеко. Учитесь пока, чтобы нас больше живых до Победы дошло.

Однажды при таком разговоре присутствовал майор С. П. Висягин. По лицам молодых летчиков, штурманов и стрелков-радистов он определил, что слова Мартьянова не возымели действия.

– Командир эскадрильи прав, – сказал им замполит. – Если бы это были обычные полеты, кто бы спорил, летайте на здоровье. А сейчас… война, самая жестокая из всех войн. И наша задача – разгромить фашистскую Германию. Если в начале войны важно было выстоять, то сейчас уже для нас не безразлично, какой ценой мы достигнем Победы. Именно потому ваши командиры так скрупулезно подсчитывают, какими силами выполнить ту или иную задачу.

Старший сержант Артемюк не сдержался:

– Вот-вот, товарищ майор, командиры арифметикой занимаются, а мы до Берлина в запасных экипажах останемся.

– Не останетесь. Подучитесь немного и начнете летать наравне со всеми экипажами.

Рассказал Висягин молодежи и о том, какие трудные бои шли на всех фронтах, в том числе и на Калининском, о тех потерях, которые несут авиационные полки, особенно разведывательные.

– И в обычных учебных полетах тоже, случается, гибнут люди, – продолжал политработник. – Слышали, наверное, что произошло с майором Маршалковичем? Опытный летчик был. Так что прав комэск: учитесь воевать так, чтобы до Берлина нас дошло как можно больше.

Пока же на боевые задания действительно летали самые закаленные и опытные экипажи. Слишком уж сложные были эти задания.

В разведотдел штаба Калининского фронта начали поступать донесения из общевойсковых армий, в которых сообщалось, что противник, с одной стороны, вроде бы укрепляет оборону на ржевском плацдарме: устанавливает дополнительные проволочные заграждения, минирует подступы к переднему краю. С другой же стороны, производит перегруппировку войск. Воздушные разведчики отмечали передвижение гужевого транспорта по дорогам от ржевского плацдарма в южном направлении. В районе Оленино раздавались взрывы большой силы. По данным радиоразведки, отдельные радиостанции тыловых частей врага переместились на юг. Местные жители, перешедшие линию фронта, рассказывали о том, что оккупанты отобрали скот и угнали его в тыл. Пленные и перебежчики показывали, что среди солдат и офицеров ходят слухи об отводе немецких войск с ржевского плацдарма.