Исповедь военнослужащего срочной службы
Исповедь военнослужащего срочной службы читать книгу онлайн
«…В последнее время все больше и больше шума вокруг нашей многострадальной армии стало подниматься, то там кто-то застрелился, то тут кто-то удавился, то служивый пол-караулки перестрелял, а сам в бега ударился, нашумевший в последнее время случай с солдатиком, которому впоследствии ноги отняли и еще кое-какие органы, много чего нехорошего пишут в газетах и по ящику показывают. И те, кто утверждает, что армия — это практически смерть для любого, кто туда попадет, и те, кто уверяет в обратном, одинаково неправы, на мой взгляд…
… Я вовсе не жалею о том, что со мной произошло все описанное, напротив, без этого моя жизнь была куда более скучна и малоинтересна.
… Я благодарен всем персонажам, как положительным, так и отрицательным, которые приняли участие в том, чтобы я стал тем, кем сейчас являюсь. Я вообще не жалею ни об одном поступке в своей жизни и если бы была возможность, сделал бы все именно так, и никак не иначе.»
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Учеба
Учеба же наша состояла в основном из шагистики и строевых приемов, физподготовки (ФИЗО) и занятий по специальности в учебных классах и на учебном аэродроме. Все бы ничего, если бы не жара. Лучше всего было сидеть в классе, предпочтительно на заднем ряду, там можно было спать, соблюдая меры предосторожности. Застуканного же на месте преступления бойца ожидала процедура приседания с авиационной пушкой ГШ-23 на горбу. Весила такая хреновина больше полтинника, присесть и встать с ней могли всего пара человек из нашего отделения. Были еще наказания. Самый цимус был, когда офицер, ведущий занятия отлучался, оставляя вместо себя сержанта, тот, в свою очередь назначал старшего среди нас и тоже смывался по своим делам, а мы оставались предоставленными самим себе. До обеда обычно спали, положив голову на прошнурованные и пронумерованные, а также скрепленные печатью «секретные» конспекты (в справочнике «Джен» издания 1980 года все эти «секреты» были подробно описаны), а после обеда занимались своими делами либо развлекались, как могли. Одним из любимых развлечений было «усыпление». Доброволец приседал раз 20, после чего ассистент, стоящий сзади, пальцами обеих рук прижимал ему кровеносные сосуды справа и слева на шее. Доброволец, хрюкнув, оседал или падал на пол без сознания, забавно дрыгая при том ногами и хрипя… Бессознательное состояние длилось от 20 секунд до минуты. Иных приходилось будить ударами ладони по щекам. Один раз мы усыпили здоровенного двухметрового литовца Арунаса Венсбергаса по его же собственной просьбе, чтобы пережать ему артерии, пришлось подставлять сзади стул для ассистента, а еще три человека должны были удержать его от падения. Арунас все не верил, что потеряет сознание, думая, что все мы прикидываемся. Вырубился он великолепно, причем три человека не удержали его, он рухнул на пол, попутно с грохотом опрокинул что-то вроде трибунки для лектора и с шумом приземлился перед кафедрой преподавателя. Он рассек себе кожу на виске, а будили мы его минут пять. Само собой, он ничего не помнил, только все спрашивал, откуда у него кровь.
На учебном аэродроме, где на крыле списанных самолетов, предназначенных для нашего обучения можно было вполне жарить яичницу, было не так комфортно, но интереснее. Прапор-преподаватель рассказывал нам всякие штуки: про балочные держатели, универсальные блоки, показывал, как подвешивается все это хозяйство, подсоединяются разьемы, учил заряжать бортовую пушку (мы учились на МиГ-23 по специальности авиаоружейника), в общем, было интересно его слушать. Сам прапор технарил в Афгане, рассказывал много интересных случаев по технике безопасности, просто занятных историй. В отличии от наших взводных, он был снисходителен к бойцам, которые могли заснуть на его занятии, он даже не будил и не наказывал их. Хороший был мужик. Не было в нем какого-то говна, которое непременно присутствует в кадровых военных, за всю жизнь не слышавших ни одного выстрела, произведенного по нему.
Самой страшной же пыткой было физо. Рядом с клубом находился здоровенный стадион, где мы и занимались этим изощренным мазохизмом. Перед армией я свободно подтягивался 20–25 раз, несколько раз делал подъем переворотом, здесь же пять подтягиваний были для меня подвигом. Впрочем, скоро я привык к здешнему климату и результаты улучшились. Занимались мы босиком, в трусах и панаме. Без головного убора человек выходил из строя за час. Если сержант был в добром расположении духа, он разрешал нам ополоснуть ноги в арыке после занятия. Мне повезло с моим весом и телосложением — я переносил жару легче, чем наши стокилограммовые здоровяки.
Пару раз нас выгоняли в пустыню на тактические занятия. С полной боевой выкладкой (точнее ее весовым эквивалентом), оружием, ОЗК и противогазом. В первый раз в жизни мне захотелось сдохнуть на месте во время таких занятий. Еще хуже обстояло дело с автоматом, который забивался песком от ствольной коробки до дульного компенсатора. Чистить его после таких выходов в пустыню было сущим мучением. Самое обидное, что один раз занятия проходили на берегу реки (то ли Сыр-Дарья, толи Аму-Дарья), но искупаться нам так и не разрешили.
Припашки
Еще были так называемые «припашки». То есть выходы на работы. Припахать могли когда угодно: после занятий, вместо занятий, утром, вечером и, в случае необходимости, ночью.
Припахивали на подсобное хозяйство, на разгрузку угля в город, на разгрузку-погрузку фруктов (ни разу не попал лично), в личное распоряжение какого-нибудь майора или прапора, на авральную чистку картошки (чаще всего ночью), на разгрузку или погрузку мин на гарнизонных складах в пустыне, на уборку территории, да мало ли было мест, где могла пригодиться совершенно бесплатная рабочая сила?
Однажды вторую и третью роту припахали на дыни, грузить их, или наоборот разгружать. Мы были страшно расстроены что не нас, но как выяснилось, зря. И вторая и третья роты на следующий день превратили в карантин, населенный поносниками, который продолжался с неделю, если не больше. Обожрались ребята дынек, что и говорить…
Одна припашка запомнилась мне особенно. Это была персональная припашка, утром в класс, когда только началось занятие по артвооружению самолета, вошла наша необъятная, как земной шар королева «чайника» — заведения военторга для солдат, где служивые могли испить компота, приготовленного из битых яблок и закусить это дело пряниками, обильно смоченными водой для большего веса. Конечно при условии, что у них были деньги. Компот тоже изрядно был разбавлен водой, подавался в обыкновенных полулитровых и литровых стеклянных банках из под болгарских консервированных фруктов и овощей. Стаканов не было. Но тогда даже это нам казалось деликатесом после столовской бурды.
Буфетчица (почему они все такие одинаково толстые, эти работники общепита?) что-то шепнула на ухо сержанту, оставленному надзирать за нами в процессе самоподготовки, и тот, оглядев наше сонное воинство и ткнув в меня пальцем, велел следовать за буфетчицей и делать, что она скажет. Мы подошли к чайной, около которой стояла четырехколесная вокзальная тележка для багажа (такие таскают электрокарами по перронам), я загрузил эту тележку коробками с куриными яйцами и мы направились к КПП N2. Я понял, что идем мы в город, очевидно перевезти в тамошний военторг эти самые яйца. Я тащил тележку за оглоблю, а буфетчица придерживала коробки. Однако все оказалось еще круче, чем я думал. Мы остановились неподалеку от центра города, в тени деревьев, после чего буфетчица начала дурным голосом орать «Яйца, яйца, свежие яйца!!! Покупайте свежие яйца!!!!» Мы занимались выездной торговлей. Яиц было много, я понял, что от занятий на полдня я гарантированно отмазан и мысленно возликовал по этому поводу. Было лишь беспокойство по поводу моего попадания на обед.
Покупатель, однако, не шел, как не нахваливала буфетчица свой товар. Накричавшись вдоволь, она сообщила мне, что отойдет на минутку к знакомой, а мне велела стеречь товар и всем интересующимся сообщать цену — два рубля с копейками за десяток, если мне не изменяет память. Я остался один рядом с тележкой. Должно быть, выглядело это весьма экзотично — молодой зольдат, торгующий яйцами, так как ко мне вскоре стали подходить потенциальные покупатели. Я сообщал им цену, но просил подождать продавщицу, которая придет с минуты на минуту. В конце-концов у моей тележки собралась очередь человек в пять, а продавщица все не показывалась. У тетки, стоящей в очереди первой иссякло терпение, она протянула мне три рубля и попросила дать ей десяток яиц. «Но у меня же нет сдачи!» — возразил я. «Оставь ее себе на конфеты, солдатик» — жестом купчины сказала тетка и гордо удалилась со своими яйцами. Остальные поступили так же. Буфетчицы не было часа полтора, за это время я распродал полтележки, имел полный карман капусты и был уверен, что получу трандюлей от буфетчицы, буде она когда-нибудь вернется. Поток покупателей иссяк, а ко мне подошел молодой туркмен и начал расспрашивать меня о службе. Мы поговорили с ним минут пять о том, о сем, потом он куда-то ушел и вернулся с двумя здоровенными чебуреками, еще шипящими и двумя бутылками лимонада. Все это он вручил мне, сообщив, что он сам недавно демобилизовался и хочет сделать мне что-нибудь приятное. Я не стал долго ломаться, поблагодарил доброго туркмена, который пожелал мне всяческой удачи и ушел по своим делам. Второй чебурек (а это был весьма козырный чебурек, не идущий ни в какое сравнение с той тошнотиной, которую нынче продают в привокзальных ларьках лицами неопределенной национальности, хрен знает с чьим мясом) я доедал около получаса, при том что был с утра почти голоден. После этого я понял, что на обед мне уже и не хочется идти. Тут вернулась буфетчица, слегка охренела сперва от количества проданных мною яиц, а затем от количества вырученных денег, как я понял, мелочи у местного населения попросту не водилось, ибо все расплачивались трешками. Не знаю точно, на сколько приподнялась буфетчица в тот раз, но пообещала, что на подобные мероприятия теперь будет брать только меня, а потом принесла точно такой же чебурек, какими угощал меня туркмен. Мне чуть дурно не стало. Однако я ушатал и его, резонно рассудив, что второй такой холявы может и не быть. После этого вид пищи вызывал у меня легкое отвращение. Вернулся я уже перед ужином, отдав широким жестом свою пайку одному из голодных сослуживцев, чем безмерно удивил всех. Ограничился лишь чаем. Жаль, что у человека нет горба, как у верблюда.