Капля крови

 Лейтенант с Тимошей подались к северу, где изредка шумели машины, проходившие через городок. Надо найти подходящий забор и устроить новую засаду.

 На сей раз Тимоша забросил гранату в кузов грузовика: там перекатывались какие-то бочки.

 Ну и взялась огнем машина!

 Лейтенант с Тимошей не смели и носа высунуть со двора, куда забежали. Они прятались между стеной амбара и поленницей дров. Тимоша быстро заложил дровами узкий проход — штабель вырос высокий, напоследок поленья укладывал лейтенант: Тимоше не дотянуться.

 Окрики. Треск мотоцикла. Команда, смысл которой уловить лейтенанту не удалось. Снова ракета. Очередь из автомата.

 — Культурно горит! — сказал Тимоша вполголоса и поглядел на крышу амбара, багровую от зарева. — Будто фрицы специально погрузили те бочки. Для растопки…

 — У ваших гранат, — прошептал лейтенант почтительно, — какая-то особенная большая разрушительная сила.

 — Нормально! — Тимоша притворился равнодушным к похвале. — Две тысячи осколков. И еще двести в придачу. Если граната в рубашке… — Однако искушение прихвастнуть было слишком сильно, и Тимоша добавил: — У меня каждый осколочек воюет!

 — Признаться, не думал, что метание гранат — такое искусство. Вы, по-видимому, много тренировались…

 — Практика богатая, — согласился Тимоша солидно. — Рекомендую городки. Для тренировки. Народная игра. Первое пособие! Я одной битой «пулеметное гнездо» выбиваю.

 — Разве есть такая фигура?

 — А как же? «Бабушка в окошке». Штатское название. А по-нашему, по-фронтовому, «пулеметное гнездо».

 И Тимоша принялся похваляться тем, как он фартово играет в городки. В запасном полку, куда попал после второго ранения, он сразу стал чемпионом но городкам. Вообще в том запасном полку житуха была непыльная.

 Только вот начальство скупилось на увольнительные. Никак не вырваться в город. На свидание с какой-нибудь кралей. Однажды Тимоша собрал на плацу всех, кто маялся без увольнительной, построил их, взял в руки красный флажок и вывел всю компанию за ворота. Заранее и сапоги начистил до зеркального блеска. Сам шел сбоку и только знай себе покрикивал: «Равнение!» и «Раз, два, левой!». Вежливо так. Часовые посторонились, решили, что взвод вышагивает куда-то на задание. Культурно так маршировали, строевым шагом. Загляденье!.. Ну а потом, когда все выяснилось, за те строевые занятия чуть-чуть не спровадили в трибунал. А кончилась прогулка лучше лучшего. На следующий же день его отправили на фронт. Порядок. Как говорят лейтенанты: «Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут!..» Там, в запасном полку, были тыловые крысы, которые считали это наказанием. Но он лишь о том и мечтал!

 Вынужденный шепот мешал Тимоше в полной мере насладиться своим рассказом…

 Медленно блекла и выцветала крыша амбара. Час, может, полтора часа прошло, пока зарево совсем обессилело.

 Они осторожно разобрали дровяную баррикаду и вылезли из своего затишка.

 Пробираться к дому, не испытывать больше судьбу! Или еще разок крупно поговорить с фрицами?

 Тимоша озлился: «Откуда вдруг взялась у меня манера без толку таскать взад-вперед гранаты? Надо сбыть с рук такую обузу».

 А лейтенант тяготился ролью, какая выпала ему в засадах. Не все же служить пьедесталом Тимоше!

 Вот почему к обоим пришло такое единомыслие: повоевать еще, пока ночь позволяет.

 Они забрались на третий этаж какого-то дома, убедились, что путь для отступления удобен, залегли за окнами и стали ждать, когда мимо пройдут машины.

 — Сыграем с фрицами в кегли, — Тимоша достал трофейные гранаты с деревянными ручками. — Вежливо. Кегли у них — заместо наших городков.

 Где-то вдали разгорался пожар, так что света хватало. Возиться в полутьме с трофейными гранатами трудно и опасно.

 Но в то же время дальний пожар весьма некстати. Лейтенант вряд ли об этом задумывался, но Тимоша был загодя обеспокоен: темнота не прикроет их в минуту предстоящего бегства.

 Одну гранату Тимоша отдал лейтенанту.

 Вскоре из-за угла показались синие фары машин. Пора!

 Тимоша распорядился:

 — Делай, как я!..

 Он взялся правой рукой за палку, отвинтил предохранительный колпак, вынул фарфоровое кольцо из гнезда рукоятки, лейтенант старательно ему подражал.

 Тимоша взял в левую руку фарфоровое кольцо с вытяжным шнуром, лейтенант сделал то же самое.

 Тимоша резким движением, уже замахиваясь гранатой, выдернул терку. Лейтенант чуть замешкался, у него не хватило сноровки, чтобы выдернуть терку на замахе, он опасно помедлил.

 — Швыряй эту дуру! — скомандовал Тимоша, разъярясь.

 Обе гранаты угодили в кузовы грузовиков. Тимошина ударила чуть раньше, и лейтенанта ослепило, оглушило дважды.

 Пламя разрыва! Сколько успеваешь увидеть при его мимолетном, судорожном свете!

 То ли зрение обострено предшествующей темнотой? То ли у страха глаза велики?

 Лейтенант и Тимоша вылезли из окна, глядящего во двор, на подсвеченную крышу соседнего дома, спустились по водосточной трубе, перебрались в полутьме на соседнюю улицу и счастливо избежали облавы, под которую, скорее всего, попал тот трехэтажный дом и весь квартал.

 Возвращение потребовало остатка ночи: ракеты теперь не затухали подолгу и патрули гулко ходили по улицам.

 С трудом добрались лейтенант и Тимоша до подвала и доложили о своей прогулке к северу от ратуши. Четыре гранаты, в том числе две трофейные, израсходованы по назначению.

 Пестряков упрекнул товарищей в неосторожности: рассвет уже шел по их следам.

 Черемных с удовольствием подсчитал вслух урон, который понес враг этой ночью; после подсчета он почувствовал облегчение, словно что-то изменилось к лучшему в его собственной участи, в его судьбе…

 Лейтенант рассказывал очень скупо — может быть, по свойству характера, а может, потому, что служил лестницей, приставленной к забору. Много ли увидишь, когда лицо закрыто Тимошиной шинелью и все время приходится отплевываться, потому что грязные, обтрепанные полы лезут в рот?

 Тимоша же был весьма щедр на подробности. В кабине грузовика сидел толстый-претолстый офицер. Не иначе как он раздобрел от пива и сосисок. Бензин в бочках был авиационный, это Тимоша определил по языкам пламени. Пушку на прицепе всю изрешетило. Прицеп тоже в полном порядке — разлетелся на мелкие осколки. Лейтенант не даст соврать. Так что от пушки той одна копоть осталась…

 — Ты и соврешь — недорого возьмешь, — перебил Пестряков.

 Тимоша обиделся и замолчал.

 Однако прохлаждаться нечего: ведь решили, пока не рассвело, наведаться в дом. Пестряков указал обкуренным пальцем на потолок.

 Он стеснялся того, что сам остается во втором эшелоне. Но как только товарищи ушли, улегся, подкошенный головокружением, на цементном полу подвала.

  7 Тимоша и лейтенант вылезли из подвала: время не ждет. Задымленное небо объято ожиданием рассвета, уже потускнели зарницы переднего края.

 Они вышли на улицу и проникли в дом через парадный подъезд.

 Спички в подвале наперечет, лейтенант и Тимоша огонька с собой не взяли. Они пробрались ощупью из передней в ближнюю комнату и наткнулись в темноте на стулья.

 Запах в доме какой-то чужой. Или это пахнет заплесневелой кожей от стульев, на которые они уселись?

 Когда рассвело, пришельцы наконец осмотрелись в доме.

 Лесенка, ведущая из кухни в подвал, была основательно завалена кирпичами и пудовыми обломками развороченной изразцовой плиты. Тимоша умело заложил тогда гранату в поддувало.

 — Полная маскировка, — удовлетворенно заметил Тимоша. — Никто не станет нас в таком подвале подразумевать…

 В кухне нашлись и спички, и запас стеариновых плошек в картонных коробочках размером с гуталиновые — то был первый и весьма драгоценный трофей экспедиции.

 На абажуре повисло заброшенное туда взрывной волной полотенце, покрытое копотью.

 — «Чистота — мать дома». — Лейтенант перевел изречение, вышитое на полотенце.