Необыкновенные приключения юных кубанцев (СИ)

— А разве тут и рыба водится?

— Еще как водится! Кишмя кишит. Камыш — он ведь не сплошь. Да вон уже и плёс виднеется.

Выбрались на плёс, подняв на крыло стаи пернатых обитателей. Из оставшихся одни, по мере к ним приближения, исчезали под воду, другие, помогая крыльями, разбегались по ближайшим зарослям. Кроме прибрежных, широким сплошняком тянувшихся к югу на сколько видит глаз, камышовые заросли разбросаны в виде разновеликих островков по всей обширной, на сотни метров, водной глади столь часто, что сразу и не понять, чего тут больше — открытой воды или освоенной растительностью.

— Дай-ка теперь весло мне, — сев на заднюю лавочку и отложив шест, попросил Андрей.

Изготовленное из деревянной лопаты, какими ворошат на току зерно, весло заметно ускорило ход громоздкой посудины. Несмотря на солидную массу (чтоб не рассыхалась, держали в полузатопленном состоянии), она шла резво и уверенно, в чём чувствовалось мастерство кормчего; сзади тянулся расходящийся в стороны след. Но и давалось это кормчему непросто: пот с него катился градом. Ветерок, здесь более ощутимый, нежели на берегу, не был в состоянии обсушивать взмокшего на первой же сотне метров Андрея. И он уже несколько раз зачерпывал ковшиком воду и выплёскивал себе на голову.

Марта, впервые в жизни оказавшаяся в столь «опасной» ситуации, поначалу вздрагивала при каждом качке и судорожно хваталась за борта, а казавшаяся ей бездонной пучина страшила и держала в постояннм напряжении.

— Какая тёмная под нами вода! Аж смотреть страшно… — призналась она.

— Тут, наверное, очень глубоко?

— Нет. Редко где два метра. Знал бы, что ты такая трусишка, то и не взял бы, — пошутил он.

— Не такая уж я и трусишка, как ты думаешь!

Чтобы, видимо, доказать это, она встала в полный рост (держась, однако, за верёвку, привязанную к скобе в носу лодки), с минуту осматривала окрестности и, покачав головой, села.

— Ума не приложу, как можно отыскать здесь человека, — проговорила безнадёжно. — Легче найти иголку в стоге сена…

— У меня есть кой-какие мысли на этот счёт. Магнитики, ежли хошь. На месте решим, с какого начать.

— А куда мы плывём?

— Во-он к тому островку. Он не просто камышовый, как все другие, а самый настоящий.

Островок, к которому они вскоре причалили, был, видимо, когда-то кем-то насыпан, как и многочисленные на Кубани степные курганы. Имел немногим более двадцати метров в поперечнике и возвышался над водой почти вровень с камышовыми метёлками.

Взойдя на верх, Андрей сразу же занялся изучением округи — искал, не белеет ли где на ближних зарослях парашютный купол. Вниманием Марты завладели изобиловавшие и здесь всевозможные полевые цветы. Обходя их, она каждый нюхала и внимательно рассматривала. Заметив, что внимания её удостоены и колючие шарики лопуха, он усмехнулся:

— Нос наколешь!.. Выбери два листа покрупнее, сделаю тебе козырёк от солнца. А то лицо обгорит и нос облезет, как у меня.

— Ну и пусть! Я нарочно не надела панамку — хочу загореть, как ты. Ой, кто-то смотрит в нашу сторону с холма, — сообщила она тревожно. — Это не Гапон?

— С какого ещё холма?

— Да вон же, с деревом на вершине.

— Точно… Токо это не холм, а курган. Нет, это не Лёха: рубаха темная. Но на всякий случай спрячемся.

Спустились ниже, присели на кучу прошлогоднего камыша; высокая трава укрыла их с головой. Комары зудели и здесь, он сходил к лодке за сумкой.

— Достань платье и накинь, шея у тебя вся в волдырях, — посоветовал и добавил: — Комарьё у нас ядовитое. Прошлым летом мужик рыбалил с лодки да напился и уснул. Так они его чуть насмерть не заели, на харю страшно было смотреть. Ты это… мордочку, как выразился Лёха, поменьше подставляй под солнце, загорать нужно постепенно. Ежели и дальше хочешь быть красивая.

Низко, над самыми головами, просвистел косячок селезней. На островок наведалась было длинноногая цапля, но, заметив опасность, улетела, сложив зигзагом шею. Рядом в камыше стонущими голосами перекликаются пара лысух. На куширях у лодки пучеглазые лягухи затеяли громкую перебранку: «Ир-род, ир-род!» — надувая пузыри, ругают кого-то одни; «Ур-род, ур-род! «— вторят им сразу несколько других.

Все это Андрею давно знакомо, привычно и не мешает размышлять о том, как быть дальше, что предпринять в первую очередь. Для Марты — внове: ей казалось, будто попала она в некий сказочный мир — изумительно красивый, волшебный.

— Ты о чём-то размышляешь, — нарушила она молчание. — Рассуждай вслух, может, и я чем помогу. Одна голова хорошо, а две лучше.

— Можно и вслух… Я предполагал, что парашют — он ведь знаешь, какой громадный! — будет на зелёном заметен издалека. Но его пока что не видно.

— Ты считаешь, что он опустился неподалёку отсюда и притом обязательно в камыш? А вдруг в воду…

— Что где-то здесь недалеко — в этом уверен. А что опустился не в воду — парашютом можно ведь управлять с помощью строп. Но конешно: ежли он ранен, то мог угодить и в воду… А два метра, о которых я говорил, это редко где такая глубина, утонуть не должен. Верняк освободился от парашюта, выбрался на мелководье и находится в каком-то из ближних камышовых островков.

— Может, парашют видел тот, что смотрел с кургана в нашу сторону? С высоты ведь дальше видать, — предположила она.

— Стоп, ценная мысля! Зараз встанешь мне на плечи, кругозор увеличится — может, ты обнаружишь белое пятно.

Взошли на верх. Человека на кургане уже не было. Андрей присел на корточки:

— Залазь. Не боись, я буду держать тебя за ноги. Хотя — подожди: принесу шест для опоры.

Шест воткнули в землю, Марта разулась.

— Ой, придерживай, а то коленки трясутся… Да, ты прав: кругозор увеличился. Только вот ничего белого, кроме больших цветов да птиц, похожих на лебедей, пока не вижу.

— Зараз я повернусь лицом к хутору, а ты смотри, но не на воду, а на камыши. Ну, как, — парашюта не видно?

— Нет, Андрюша, нич-чего такого…

— Ну что ж… Жаль, конешно, что и этот магнитик не помог найти иголку.

— Это был уже последний? — спрыгнув, спросила она.

— Нет, и дажеть не главный. — Андрей срезал ещё два лопуховых листа и принялся мастерить защиту от солнечных лучей, сшивая края стеблем травы; Марта присела рядом. — Я нескоко раз замечал, — рассуждал он вслух: — когда долго сидишь в лодке — ну, например, с удочками — ути подплывают совсем близко. Не токо они — и лысухи, и нырки тожеть. Но стоит громко чихнуть, как они всей стаей взмывают и уносятся в другое место. Смекаешь? Наш лётчик таким вот образом должен обязательно себя обнаружить!

— Хорошо бы…

— Это наш главный магнитик. Ну, а не сработает и он, останется последнее средство: обойти вокруг зарослей, покричать, посвистеть; услышит — откликнется. Как думаешь?

— Не знаю… Как ты, так и я, — надо же что-то делать.

Она до крови расчесала ноги выше щиколоток, на что Андрей заметил: — Можно подумать, что тебя покусали осы. Натяни шаровары пониже, а то больно по вкусу пришлась нашим комарикам.

— Тобой они тоже, между прочим, не брезгуют. У тебя разве после них не чешется?

— Не так, чтоб очень. У нас, наверно, выработалось на них противоядие. Но у меня имеется и кой-что другое. — Поднялся, сдвинул охапку старого камыша и извлек кусок дернины. Из углубления достал крышку от выварки, затем резиновые сапоги. — Они хуть и дырявые, но ноги от комарья спасают.

Становилось невыносимо жарко, заливал пот. Вид у Марты стал довольно жалкий, и он спросил:

— Небось, и не рада уже, что напросилась в помощницы?

— Я, наверное, на мокрую курицу похожа? Нет, нисколечко не жалею.

— Ну и хорошо. Дальше сделаем так. Отсюда, с вершины курганчика, всё видно, как на ладони. Ты станешь вести наблюдение со стороны хутора, садись спиной к солнцу, чтоб не пекло в лицо. А я — от гор. Задача такая: быть всё время начеку и вовремя заметить, откудова взлетят хотя бы пятеро-шестеро утей. Тут они летают часто, но которые вспугнутые, те обычно ещё и крякают.