В ожидании мира

Впервые я увидела этот сон, когда была еще подростком. И с тех пор я вижу его с периодичностью один раз в полгода. В этом сне меняются дома, самолеты, люди, которые находятся рядом и даже города, но сюжет всегда остается неизменным. Что может значить это сновидение, я не знаю. Никаких закономерностей я не замечала, чтобы могла сказать, что после сна произошли какие-либо события.

Иногда я очень устаю от ночных видений, хочется просто уснуть мертвым сном и ничего не видеть. Особенно в такие моменты, когда снятся кошмары и приходится сражаться с нечистой силой. Это такое странное ощущение, кажется, руки и ноги не слушаются, язык немеет и нет никакой возможности позвать на помощь. Чувствуешь себя парализованной, а состояние близкое к панике и ужасу. Каким спасением бывает в этот момент пробуждение.

Каждый день, просыпаясь, я хожу, как будто всю ночь смотрела фильмы, находясь под впечатлением от очередного сна, и могу без проблем рассказать сюжет.

Как порой мне хотелось, чтобы события, происходившие в моей жизни, были лишь кошмарным сном.

Вот и сейчас. Война. Неужели это происходит с нами? Неужели то, что мы видим — это явь? Хочется поскорее проснуться и забыть дурной сон. Хочется не видеть разрушенный город и обнищавших людей, хочется не видеть отчаяние и растерянность на лицах этих людей. Как жаль, что не существует машины времени, на которой можно было бы вернуться в прошлое, где все было хорошо.

Порой у меня бывает такая сильная необъяснимая тоска по ушедшим временам. Да, прошлое в наших воспоминаниях, всегда кажется нам лучше. Но мне не кажется, это были лучшие времена в моей жизни.

Когда меня принимали в пионеры, когда я пела в хоре, когда стояла в очереди за молоком, когда бегала в книжный магазин, просто для того, чтобы насладиться запахом типографской краски. Это был мой любимый магазин. Еще учась в первом классе, как только мне в руки попадалась мелочь, я тут же неслась в канцелярский отдел, и покупала что-нибудь для души, будь то открытка, обложка для тетради или точилка для карандашей.

Как я скучаю по тем временам. Как хочется окунуться в прошлое и не выныривать. Если бы мне предложили прожить жизнь тогда, до всех этих глобальных перемен, я бы не раздумывая, согласилась.

Может у меня консервативные взгляды на жизнь, но это внутри меня и трудно бороться с этим, да и не хочется.

А ведь много людей так и не смогли перестроиться вместе с грандиозными переменами и новоявленными реформаторами. И до сих пор живут старыми ценностями и воспоминаниями о великой эпохе, когда человек регулярно получал свои 120 рублей и мог достойно прожить на них до следующей зарплаты.

И сколько бы не было споров и дискуссий на эту тему, я рада, что застала те времена, и если, будет угодно судьбе, смогу сравнить эти две величайшие эпохи в жизни страны.

В начале 90 годов наша семья вернулась на свою историческую родину, тогда еще в Чечено-Ингушетию.

Вообще, когда родители увезли нас на север, а до этого мы жили с бабушкой, мы с сестрой очень скучали по своей Родине. Скажете, звучит высокопарно, зато от души. Нас всегда очень тянуло домой. Когда нас на летние каникулы привозили к бабушке, нам так не хотелось уезжать и всегда, накануне отъезда, было море слез.

Путь от Якутска до Грозного не близкий. Сначала мы летели 6 часов до Москвы, затем переезжали с одного аэропорта в другой, и еще больше двух часов лету до Грозного. Нас детей было четверо, да еще багаж, но все это не имело значения, ведь мы ехали домой, и радости не было предела. Каким для нас было счастьем, когда в порту «Внуково» мы слышали чеченскую речь. Мы смотрели на этих людей так, как будто это самые близкие люди на земле. Каким родным и приятным был на слух этот язык. Хотя мы сами, не считая родителей, говорили на родном языке плохо, но понимали почти все.

В первое время после возвращения, было стыдно говорить на родном языке, потому что делали много ошибок, и соседи и родственники посмеивались над нами. Но благо, русский язык понимали все, он нас и выручал. С годами, конечно же, мы научились говорить на родном языке, но не настолько хорошо, как хотелось бы. И иногда, когда разговариваю с людьми преклонного возраста, я чувствую, что мне не хватает знания языка, бывает неловко за паузу, во время которой стоишь и раздумываешь как правильно сказать следующую фразу.

С 9 по 11 класс, мы с сестрой, она старше меня на год, учились в одной из центральных школ Грозного.

Когда 1 сентября мы с ней отправились в школу, были очень удивлены. Школа выглядела как парад мод. Все учащиеся были одеты, кто во что горазд. И так было не только в день знаний, но и в течение всего года. Наши переживания о том, что нет соответствующей формы, были напрасны. Мы с Альбиной, так зовут сестру, выглядели на этом фоне серыми мышками. И понятие о моде, у нас, недавно приехавших с севера, было несколько иным.

Но как говорится «с волками жить по- волчьи выть», понадобилось не очень много времени, чтобы перестроиться. Да и не было это так важно. Главным было то, как нас приняли новые одноклассники.

Я не раз сравнивала эти две школы, два класса, тех и других одноклассников, которые были в Грозном и в Якутии. И сравнение было не в пользу последних. И дело даже не в том, что своя рубаха ближе к телу. А дело, наверное, в национальном характере, традициях, обычаях, одним словом, в менталитете наших людей. Здесь в школе нас приняли с распростертыми объятиями, мы совершенно не чувствовали себя новичками. Тогда, как в другой школе, приходилось доказывать свое «право на жизнь» и существовать по принципу — выживает сильнейший. Либо нужно было хорошо учиться, либо хорошо драться, третьего не дано. А иначе, после естественного отбора, который устраивали сами школьники, попадешь, мягко говоря, в категорию средней паршивости и будешь в унизительном положении на протяжении всего учебного процесса.

Конечно, в наших грозненских одноклассниках присутствовал юношеский максимализм. Они были полны ощущения того, что жизнь только начинается и все лучшее впереди, была даже некая подростковая дерзость, самоуверенность. Но все это переплеталось с соблюдением традиций, с уважением и вниманием и даже братской любовью, с какой ребята относились к девочкам. Очень силен был в каждом из нас тот национальный стержень, то традиционное воспитание, которое с рождения закладывается в каждого вайнаха.

Представление о воспитании у разных народов бывают равнопротивоположными. К примеру, ходить в гости без предупреждения считается у многих неприличным. У нас чеченцев предупреждать о визите как-то и не принято. Это говорит о том, что вы сомневаетесь, примут ли вас хозяева, что может обидеть последних. А гость, пришедший в кавказский дом — это святое. Как бы ни был занят хозяин, он откладывает все дела, ставит на стол все лучшее, что есть в доме, и уделяет гостю все свое внимание. Если человек поступает иначе, его просто сочтут невоспитанным.

Невероятное гостеприимство проявила моя тетя Раиса.

Когда в 94 году в городе начались боевые действия, она приехала, и забрала нас к себе в село. Кроме нас, в ее доме было огромное количество родственников, которые выехали из наиболее опасных зон.

Для всех и для каждого у нее нашлось место, нашелся кусок хлеба, а главное внимание и терпение, с каким она относилась ко всем нам.

И это несмотря на то, что у нее самой пятеро детей и уже были внуки. Она работала учителем в школе, и было трудно прокормить такую большую семью, да еще приехавших беженцев.

И сама Раиса, и ее дети относились к нам так, как будто мы были самыми желанными гостями в их доме. С такой любовью и теплотою, которая так необходима человеку, вынужденному покинуть свой дом и искать пристанище. Даже в самые сложные моменты Раиса улыбалась и делала вид, что все в порядке, какая бы буря не бушевала у нее на душе. Ни один день, ни одну минуту я не чувствовала, что нахожусь в гостях. Они смогли создать такую атмосферу, благодаря которой мне было спокойно и хорошо как дома, а война, казалось, где- то далеко.