Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ

Истомленные подразделения и сводные отряды парашютистов МВДБ-1 и 204-й ВДБ таились в рощицах, густых кустарниках, в сосняке, в облесенных оврагах по-над речкой Полой, в непосредственной близости от передней линии немецких окопов. По подсчетам штаба МВДБ-1, в группировке насчитывалось около тысячи лыжников обеих бригад.

– Сколько раненых и обмороженных, товарищ капитан? – Комбриг Тарасов обратился к исполняющему обязанности начальника штаба Григорию Жгуну.

– Возвратные потери до 200 душ. Ти, що з нами. На севере, вы знаете, писав Шамашкин…

Накануне была получена телеграмма начальника военно-медицинского управления штаба Северо-Западного фронта Модеста Абрамовича Шамашкина:

«Тарасову.

Невий Мох отметка 64,6 находится батальон Жука. Здоровых 327. Легко обмороженных 234. Эвакуации ждущих 150. Продовольствием обеспечены на 5 суток».

– Где же эти, как вы назвали, возвратные потери, Григорий Тарасович? – поинтересовался полковой комиссар Никитин.

– На южной оконечности озера Гладкого. З ними военфельдшер Стародумов. Оцэ полтора километра восточнее Старых Ладомир.

– Отправить связного с приказом: вывести всех на болото Невий Мох, оттуда их эвакуирует Жук. – Тарасов проследил, как Жгун записал его распоряжение.

– Распутица всюду, товарищ Тарасов, – напомнил Гриншпун, поглядывая на Дранищева. – Смогут ли они самостоятельно дойти?..

– У вас, капитан, есть другое предложение? Не хотите ли вы взять их с нами? – Тарасов энергично оборотился к начальнику особого отдела, одернул куртку. Комбриг не курил, не пил спиртное и сохранил статность даже в немецком тылу, несмотря на всяческие лишения и беды. – Строить еще одну посадочную площадку для самолетов у нас нет ни времени, ни сил. И сами же вы заметили: распутица!..

Гриншпун и прежде был весьма невысокого мнения о командире бригады, но теперь, когда позади столько неудач и потерь, поведение Тарасова обрисовалось перед ним как бы в новом свете. Его молчаливая сдержанность понималась как самомнение, требование пунктуальности – ограниченность ума и самодурство, а обсуждения с комиссарами и командирами ситуации – обычная растерянность, граничащая с робостью и боязнью ответственности. Придя к такому выводу, он выложил его начальнику политотдела, исполняющему и обязанности комиссара бригады: десантники, мол, готовы были сделать больше, если бы не нерешительность Тарасова. Какой же он командир, если шагу не может ступить без совета?.. Дранищев отговорился: «Выйдем из тыла, посчитаем бабки!»

– Мы обрекаем ребят на новые муки! – не сдавался Гриншпун, раздраженно щелкнув кнопками планшетки.

– Бригада не может брать с собой неходячих! Взять их – связать себя по ногам. Для нас промедление – смерть. Понятно тебе, капитан?..

– Понятно. Мне и другое понятно: не думаю, что в Валдае скажут спасибо. Бросить…

– Мы не бросаем! – гневно крикнул Тарасов. – Мы спасаем бригаду! Вот если не выведем людей, то нам действительно сымут голову…

– И правильно поступят! – подал голос Никитин.

– Сорок сороков бед – и один ответ! – вмешался Куклин. – Зря время теряем!

Гриншпун искал глазами поддержки у Дранищева, но тот уклонялся от его взгляда. Начальник политотдела не мог отказать комбригу в логичности рассуждений: действительно, брать с собой в прорыв немощных десантников по меньшей мере опрометчиво. Вызывать самолеты на раскисшее болото – бездумное легкомыслие.

– Неуместно строить мост на сухой поляне! – сказал Дранищев.

– У меня все, товарищ комбриг! – с затаенной обидой заключил начальник особого отдела.

– Действуйте, как я приказал! – Тарасов хлопнул ладонью по карте. – Что по Двести четвертой, Дмитрий Пантелеевич?..

Никитин в группировке был по званию старше всех – полковой комиссар, но оперативно пока подчинялся комбригу-1. Он доложил басовитым голосом: в строю чуть больше сотни активных бойцов. Общие потери среднего звена командиров 77 человек!

– Слыхали, капитан Гриншпун! Цена нашего спасения! – Тарасов склонил голову, собрал в кулак свою жидкую бородку, осевшим голосом протянул: – Возвра-атные… безвозвра-атные. Нет людей – и вся бухгалтерия!.. Федор Петрович, на марше следить за отстающими поручим молодому поколению, как считаете?

Дранищев и сам полагал, что лучше других с таким делом справится Алексей Александров. В знак согласия поднял руку, как при голосовании.

Тарасов смотрел на моложавое лицо начальника политотдела, а видел в мыслях раненого Мачихина. Не зря комиссар всполошил Валдай! И связной самолет нашли. И Шамашкин затормошил с ранеными. И боеприпасы посыпались с неба. Даже сапоги сбросили на парашюте. И с фронта нажать обещают при переходе десантниками передовой линии…

– Какие мысли о прорыве, товарищи командиры и комиссары? – Он обвел твердым взглядом собравшихся.

– Нужно рассредоточить удар! – Малеев придерживал правой левую раненую руку. – Слабинка у немцев ниже Волбовичей. Раз! Нами пробита лыжня до Полы в направлении Порогов. Два!

– Мы прошли без звука почти до Нарезки, – добавил Калиничев, выступив вперед. – Лыжня накатана – слабый осилит.

– Оттепель, а к утру затуманит. Точно прорвемся! – вмешался комбат-2 Иван Тимошенко. – Ударить в нескольких местах одновременно, пока фрицы спят!..

– Без отвлекающего маневра не обойтись, – сказал комиссар-4 Михаил Куклин. – Могу взять на себя.

– А может, лучше мелкими партиями? – Комиссар-3 Лукин после беседы с Мачихиным совсем опустился: густая черная борода не скрывала грязные щеки, маскхалат был в рыжих пятнах, куртка порвана.

– Мы – боевая часть, а не погорельцы с Козьего Хутора! – Тарасов с неприязнью смотрел на Лукина. – Форсировать реку поотрядно, повзводно, поротно.

– Сформировать две колонны. Одну поведу я, а другую – комбриг Тарасов. – Никитин все еще водил пальцем по карте, следуя изгибам реки Полы.

– Ваше мнение, товарищ Дранищев? – строго спросил комбриг.

– Разведчики отвлекут немца, а мы, воспользовавшись туманом, как дымовой завесой, пойдем на прорыв. Левая сторона Полы крутая. Пусть командиры прикажут здоровым: помогать ослабленным на всем марше!

– Ребята не кинут товарищей в беде! – резковато заметил Тарасов, зыркнув в сторону Гриншпуна. – Есть еще желающие сказать? Нет. Тогда слушайте боевой приказ! Двигаться двумя колоннами. Капитану Жгуну дать расписание движения и состав колонн. Двигаться без единого выстрела. Молча. Тихо. Вам, Малеев, быть слева начеку. Сперва не предпринимать ничего. Ждать первого проявления активности противника. Как только оживут его огневые точки, бейте изо всего наличного оружия. Шумите во весь голос! Вы, товарищ полковой комиссар, ведете своих людей и подчиняете группы и отряды МВДБ-1, находившиеся рядом с вами, и идете правее центра. Обеспечьте фланги от удара! Штаб, политотдел, хозяйственные службы включаются в колонну батальона Тимошенко. Дорогу пересекать без лыж – там валы выше полутора метров. Пока будете искать проход на лыжах, потеряете внезапность. Вопросы есть? Не слышу! Выступаем единым порывом, ровно в назначенное время. Все! Желаю успеха!..

…Зашуршали раздвигаемые кусты, заскрипели крепления на лыжах, захрустел валежник под неосторожным десантником. Достигли дороги. Расчищена до земли. Лыжи – долой. Перебежали. Перепрыгнули через валы. Через проходы провели раненых и обмороженных.

– Развернуться пошире! – тихая команда по рядам.

Справа вдали невидимо загрохотало, и эхо понесло над головами волновавшие десантников звуки, как музыку парада. Ракеты, выпускаемые на месте боя фронтовиков, не были даже видны. На гребне леса за Полой лишь вспыхивало и мерцало слабое отражение всполохов на светлых облаках.

«Не подвели!» – думали о командовании 34-й армии и Тарасов, и Дранищев, и Никитин.

Тот, чужой пока и дальний бой словно бы подхлестывал лыжников: все заторопились, без команды прибавили шагу, тем более что грохот скрывал шум их движения по скату.

– Быстрее! И без звука! – скорее просили, чем приказывали командиры.