Боевой 19-й

— Ох, да что ж это меня доктор не выписывает! Ну здоров же я, совсем здоров, — вздыхал и жаловался третий.

— Гляди, гляди, братва! — закричал, захлебываясь, раненый с забинтованной головой, обращая внимание остальных на то,- что он увидел. — Гляди вон на того беляка... бегит он, бегит!.,

— Где?

— Вон, прячется промеж деревьев.

— Далече он не уйдет, — заметил Зиновей, — сейчас наш сшибет его.

— Во! Упал!

— Кто?'—тревожно спросил Зиновей.

— Беляк, — ответило ему несколько голосов.

— А не Устин ли сшиб его, ей-богу, это он, — по-ребячьи за-смеялся Зиновей. Теперь в каждом бойце он готов был видеть своего друга*,

В палату вбежали доктор Зимин и сестры.

— Друзья, что вы делаете! — возмутился доктор. — Сейчас же по койкам! Вы привлекаете внимание врагов, в вас будут стрелять!..

Но выдержать повелительного тона Зимин не мог« Он знал, что чувствуют раненые»в этот час, и сам был глубоко взволнован радостью победы.

У растроганного |Зиновея из смеющихся глаз бежали слезы.

Вера подошла к нему, ласково взяла его под руку И повела к койке, а он, кивнув в сторону окна, сказал:

— Наши взяли. Повоюем, сестренка.

Вера с трудом осмысливала то, что произошло в эти скоротечные часы остатка ночи и дня. Словно от сладкого опьянения кружилась голова, и все неслось перед ней как в розовом тумане. Она не помнила, как, убедившись, что перед ней действительно ее муж, вы* шла из палаты, как добралась до комнаты дежурного. Сев за стол, она уронила на руки голову и впала в вабытье. Она слышала, как по лестнице бегали люди, хлопали дверями, разговаривали, смеялись, и ей хотелось встать и побежать туда, но по всему телу была разлита расслабляющая и приятная истома, и Вера даже не пыталась освободиться ст нее.

Она не слышала, как вошел Григорий Андреевич и положил на ее плечо широкую мягкую руку,

— Вера! Вера Георгиевна!

— Что-о? — произнесла она.

— Проснитесь.

— А я и не думаю спать, — отвечала она, не поднимая головы.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Ну, говорите.

Она открыла глаза, посмотрела отсутствующим взглядом на Зимина.

— Вы очень устали, Вера. Ну что же делать, голубушка. Когда-нибудь отдохнем.

Вера вдруг вскочила, прижала к груди руки и, широко открыв глаза, попятилась назад.

— Он умер? — в ее дрогнувшем голосе прозвучали отчаянье и страх.

Зимину стало не по себе, и он пожалел, что потревожил ее.

— Вера, что с вами! Никто не умер. Успокойтесь.

Зимин взял ее за руки. Они мелко дрожали. Он налил ей в стакан воды и усадил на диван.

«Нервная она и очень впечатлительная, — подумал он, — да и немудрено. Последние ночи она не спала или спала урывками и, конечно, переутомилась. А тут в городе такие события. Несомненно, она знает или догадывается о раненом Быльникове, и это» видимо, ео потрясло. Как в самом деле удивительно складыва* ются судьбы людей...»

Верой, как это бывает после сильного возбуждения, овладело спокойствие и полное безразличие.

— Вот и хорошо, — сказал Григорий Андреевич, гладя ее руку. — Вам необходимо отдохнуть.

— Нет-нет, — слабо улыбнулась Вера, — я не хочу отдыхать. Это пройдет. Это... — она вздохнула и закусила губы. Она попыталась сдержать слезы, но вдруг припала к плечу Григория Андреевича и зарыдала.

— Возьмите себя в руки, Вера, нельзя же так...

— Григорий Андреевич! Дорогой мой, вам все известно, я это знаю, помогите же мне. Не посылайте меня в третью палату. Мне не надо встречаться... невозможно, нельзя.

— Почему? — с легким удивлением спросил Зимин.

— Вы знаете почему.

— А если я скажу вам, что он с казачьим отрядом прорвался через линию белых и перешел на нашу сторону?

Она недоверчиво подняла голову.

— Да-да. Я не обманываю вас, Вера. Я получил о нем самые достоверные сведения.

— Григорий Андреевич, вы уверены в этом?

— Да.

Она облегченно вздохнула всей грудью.

— Он очень тяжело ранен?

— Мы постараемся поставить его на ноги. И обязательно поставим, — уклонился он от прямого ответа. — Вы, разумеется, поможете... Нет-нет, только не сейчас. Потом.

XII

Мамонтовды отступили в западную часть города и больше активности не проявляли. По разведывательным данным, штабу укрёпрайона стало известно, что колонна генерала Постовского поспешно очищает город и движется в западном направлении, к Дону.

Отряды защитников были готовы к новым боям, если бы вдруг противник попытался вернуться обратно. Отдельные группы появлялись на флангах белоказаков, расстраивая их ряды.

В городе за эту неделю впервые было так тихо.

Задержавшийся в бронепоезде Устин Хрущев покинул его позже всех и начал искать свой отряд. К этому времени бои закончились, но воинские части продолжали занимать оборону. На окраине города Устин наткнулся на расположение роты курсантов и среди них встретил знакомого молодого стрелка. Он подошел к нему и, дружески похлопав по плечу, сказал:

— Вот, дружок, должно быть, и война когда-инбудь окончится вот так, враз. И шагай тогда себе по всей земле, куда хочешь, не таясь.

Он спросил о своем отряде и, не получив ответа, смотрел по сторонам, щуря глаза. То здесь, то там появлялись и проходили стрелки, расспрашивая о выбывших из строя раненых, о судьбе товарищей.

На пригорке стоял командир роты курсантов и смотрел в бинокль. На дороге ветерок срывал пыль, за-вихривал ее в столб, гнал и рассыпал в воздухе. Ласково шумели сады, роняя желтые листья. Хорошо было в эту минуту на душе.

— Закурим, что ли, товарищ Хрущев, — предложил молодой стрелок.

— Закурим. Теперь можно. Но хорошо бы сейчас водички. Во рту пересохло.

Устин сел на землю и стал вертеть цыгарку. Из калитки ближнего дома вышла женщина с ведром. Она постояла в нерешительности, а потом робко спросила:

— Товарищи, можно пройти к колонке?

— А почему нельзя? Можно, — обрадовался Устин появившейся женщине.

— А белые ушли? — оглянулась женщина по сторонам.

— Не сами ушли, красные их прогнали, — ответил молодой пулеметчик.

Женщина скрылась во дворе, через минуту вышла с дочерью. Обе несли ведра. За матерью высыпали ре-

273

58 м. Булавин

бятишки и последним, не спеша, вылез пожилой мужчина. Все они столпились у калитки, с любопытством разглядывая красноармейцев. Когда женщины с полными ведрами возращались к дому, Устин попросил попить. Девушка с готовностью подбежала к Устйну, и поставила перед ним ведро.

— Подождите, — сказала она, увидев, „ что Устин намеревается поднести ведро к губам, — я вам сейчас кружку принесу, — и побежала домой.

Около калитки ей что-то сказал отец.

Устин прямо из ведра жадно пил холодную воду.

Вернувшись, девушка принесла белоснежное полотенце, а на нем ломоть хлеба, огурцы и помидоры.

— Это что? — удивился Устин.

Женщина, старик и ребятишки подошли ближе.

— Кушайте. Не побрезгуйте. Мы от чистого сердца, — просила женщина. — Вот и помоетесь тут.., Варюша, полей водички товарищам, — сказала она девушке, а сама совала Устину обмылок.

— Да зачем это вы, спасибо вам.

— Не нам, а вам'спасибо. — И она с таким умилением смотрела на Устина, что он не посмел отказаться.

— Ну, я пойду, мать, — заторопился мужчина. — В депо надо сходить, поглядеть, как и что там.

Устин, от удовольствия крякая, вымыл лицо, шею, голову. Около него собирались горожане. Ребятишки протискивались к бойцам, чтобы хоть пальцем прикоснуться к оружию, поднимали с земли стреляные гильзы и потихоньку прятали в карманы.