Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

Разгоряченные воздушным боем, один за другим садились наши летчики. В их возгласах были слышны слова некоторой разочарованности, что на этот раз им не удалось сбить ни одного немецкого самолета. Но то, что немецкие стервятники были вынуждены удирать от аэродрома под натиском наших истребителей, дало большую уверенность летчикам в их боевой жизни. До этого мы много раз слышали от них о неуверенности в будущих воздушных боях. Они считали в то время, что они еще плохие летчики, так как не имеют никакого боевого опыта. Но при встрече мы увидели их возмужавшими и уверенными в своем боевом мастерстве.

Но вернемся снова к нам. Весь день и всю ночь мы ехали в поезде. Часов в десять утра прибыли в Крымск, где нас с большим нетерпением ожидали инженер и водители грузовых автомашин, прибывшие за нами с аэродрома. Быстро перегрузив с железнодорожных платформ наше аэродромное оборудование, мы на этих же машинах выехали на аэродром. Стоял очень жаркий солнечный летний день, хотя и был еще только май месяц. Дорога до аэродрома была проселочной, но хорошо наезженной машинами. Дорожная пыль, напоминающая цемент, тучами обволакивала нас. Дорогой мы с большим интересом и изумлением впервые рассматривали небольшие горные нагромождения, которые лежали в предгорьях Северного Кавказа и которые находились слева от нашей дороги. Нам не терпелось поскорее увидеть наш новый аэродром.

Часа через полтора мы уже подъезжали к нему. Он находился в долине, окруженной со всех сторон небольшими холмами. На юг от аэродрома находился какой-то населенный пункт, а еще южнее были видны высокие здания Анапы. На аэродроме самолетов стояло мало, остальные находились на боевом задании. Нас встретил политрук полка, который был чем-то очень взволнован и даже не поздоровался с нами.

— Где вы так долго были? — грубо спросил он нас.

Мы были изумлены этим вопросом, так как мы же не на самолете прилетели, а нас везли по железной дороге, что политрук должен был прекрасно знать. Но когда мы увидели осунувшиеся и посеревшие лица техников, то поняли, в чем дело. Мы не успели до конца разгрузить автомашины, а на аэродром стали возвращаться наши самолеты, и мы с изумлением увидели, в каком состоянии они совершают посадку. У одного из них правая консольная часть крыла была так изуродована, что совсем не понятно, как только наш летчик привел и посадил свой изуродованный самолет. Мы увидели совершенно изменившиеся от возбуждения лица наших боевых товарищей. И, с восхищением глядя на своих героев, пытались расспросить их: «Ну, как там дела?» Но они только тяжело хмурились и ничего не говорили. Видимо, дела на фронте были совсем плохие.

Полеты они совершали в сторону Керчи, откуда эвакуировались наши войска, оказавшиеся в очень тяжелом положении.

Весь остаток этого дня и всю ночь, загнав изуродованный истребитель под большую палатку, мы меняли у него исковерканную во время боя консольную часть крыла. Хорошо, что у нас оказалась запасная консоль такого типа. С переносной лампой, которая питалась от аккумулятора, мы с большим трудом сняли эту консоль, а затем установили новую. Вот тут-то нам и пригодились те знания, которые мы получили в период обучения на курсах в Военно-воздушной академии, а затем накопленный опыт по ремонту самолетов на аэродроме в Тамбовской области. Работали мы дружно, помогали друг другу. К утру самолет был в исправном состоянии и готов к вылету. Другие наши товарищи ремонтировали остальные самолеты, заправляли их горючим и смазочными материалами, а также загружали боеприпасами пулеметы и пушки истребителей. Шла напряженная боевая жизнь нашего полка. В таком напряжении прошло несколько дней и ночей. Ежедневно наши летчики вылетали на боевое задание теперь уже в район Севастополя, где тоже шли тяжелые бои наших войск с наступающим противником. У нас уже были потери наших дорогих товарищей-летчиков. Осталось очень мало пригодных для полетов истребителей, а пополнения к нам ни самолетов, ни летчиков пока не было.

Через несколько дней пришел приказ о перебазировании нашего полка на другой аэродром. На этот раз за всем техническим составом полка на наш аэродром прилетел бомбардировщик ТБ-3, на котором мы прилетели на большой и хорошо оборудованный аэродром. Наши летчики со своими истребителями были уже там.

Мы с Яковом Калиновичем Гречушкиным находились в одном звене и обслуживали самолеты его всегда вместе, помогая друг другу. Мы очень подружились с нашим командиром звена младшим лейтенантом Соколовым. Он был опытным и смелым летчиком. Невысокого роста, всегда с улыбающимся и приветливым лицом, он просто покорял нас добродушием и умом. Мы его очень любили и уважали, поэтому всегда особенно тщательно готовили его самолет к боевому вылету.

Когда мы прилетели на аэродром, то поспешили на розыски самолетов нашего звена. Мы не сразу их нашли, так как на аэродроме самолетов было очень много. Найдя наших летчиков, мы увидели их очень озабоченными. Лица летчиков были хмурыми, и они что-то очень оживленно обсуждали между собой, но, заметив нас, прекратили свою беседу. Мы поприветствовали их и начали расспрашивать, как прошел полет и все ли в порядке самолеты. При этом я заметил, что наш командир звена что-то уж очень хмур, чего я никогда не замечал за ним, даже после тяжелых боевых полетов. У меня закралась в голове какая-то смутная тревога, но спросить у командира звена я постеснялся. Присматриваясь внимательно к расположению самолетов и оборудованию аэродрома, я обнаружил, что несколько в стороне от нас стоит большая группа девушек, одетых в форму младших авиаспециалистов. Я не придал этому никакого значения, и мы с Гречушкиным стали заниматься своими делами. Обошли свои самолеты, осмотрели, хорошо ли они стоят в специально вырытых для них траншеях-стоянках. Во время нашей работы я не заметил, как к нам подошел младший лейтенант Соколов. Подойдя ко мне, он жестом показал, чтобы я следовал за ним. Мы отошли от самолетов и зашли за какие-то склады на краю аэродрома. Соколов меня спросил:

— Вы знаете, зачем я вас сюда попросил пройти со мной?

— Нет, товарищ младший лейтенант, не догадываюсь.

— Дело вот в чем, Ильин: мы прилетели на этот аэродром раньше всех вас примерно часа на два. И когда мы посадили самолеты и подрулили к стоянкам, то получили приказ собраться к командиру полка на совещание. Там нам объявили приказ о том, что большую часть младших специалистов, а именно мужчин, будут заменять девушками, которые только что окончили какую-то школу младших специалистов и прибыли в наш полк. Тут же нам зачитали приказ по полку, в котором было сказано, что из нашего звена Гречушкина и вас, Ильин, также будут заменять девушками, а старшего сержанта Абрамова оставляют в звене. Я обратился к командиру эскадрильи с просьбой, чтобы вас оставили в нашем звене, так как вы имеете среднее техническое образование и хорошо проявили себя по обслуживанию истребителей в нашем звене. Кроме того, вы комсомолец и член комсомольского бюро полка. А Абрамов совсем полуграмотный специалист, и образование он имеет всего четыре класса школы. Он беспартийный, но никто меня не захотел слушать. Говорят, приказ есть приказ, и его надо выполнять. Я, Ильин, очень огорчен этим, и не только я, но и все наши летчики в звене. Мы просто обескуражены этим приказом. Что же это такое — в самый разгар боевых действий заменять опытных младших специалистов на девчонок. Они же окончили только что школу и, возможно, еще пока не умеют ничего делать. Ведь это же сложная техника — самолеты, а не флажок, которым размахивают регулировщицы.

И еще многое другое изливал передо мной наш командир звена. А у меня стоял в голове один вопрос, и когда он закончил, я спросил:

— А куда же теперь нас пошлют?

— Я пока этого не знаю. Вам, наверно, сегодня об этом объявят.

— Ну, что же, товарищ младший лейтенант, жаль, что нам с вами приходится расставаться. Очень мы к вам привыкли и полюбили вас. Но ничего не поделаешь, война.

Ошеломленный таким неожиданным сообщением, я пошел собираться в дорогу, пока еще не известную мне. Гречушкину я ничего не сказал, так как думал, что его, как члена партии и более старшего по возрасту, еще, возможно, оставят в полку.