Человек со шрамом

Андрея увели. В погребе ему опять связали руки и ноги и бросили на солому. И снова наступила темнота, и тоскливые капли воды мерно падали в миску. Андрей ворочался от боли, зло скрежетал зубами и думал о том, как глупо и непростительно попал в руки к немцам: «С этой гранатой не утерпел... как мальчишка, как дурак», — сердито думал Андрей.

Проснулся Андрей от резкого звука отодвигаемого засова. В дверях погреба мелькнул свет фонаря. По ступенькам спускались солдат и девушка. Андрей видел только босые ноги девушки и слышал ее голос и заигрывающий смешок солдата.

Солдат остановился между девушкой и лежащим в углу Андреем, а девушка, склонившись над бочкой, выбирала в глиняную миску капусту и, не глядя на пленника, весело запела какую-то песню без слов. Потом Андрей услышал странные слова песни и вздрогнул.

Так пела босая девушка. Кокетливо отбиваясь от обнявшего ее солдата, она смеялась и все пела свою чудную песню:

Андрей слушал эту песню и ему казалось, что сердце его выпрыгнет из груди. Девушка набрала миску капусты, повернулась к солдату, обняла его за талию и потащила наверх. Щелкнул засов. Погреб погрузился в темноту.

9.

Андрей подполз к бочке, поднялся и, повернувшись спиной, стал ворошить связанными руками капусту. Он не замечал, что крепкий рассол огнем жжет раны на руках, и чуть не вскрикнул, когда его пальцы нащупали рукоятку ножа и кобуру пистолета.

Разрезать провода на руках и ногах было делом одной минуты. Андрей провел рукой по пистолету — это был немецкий «парабеллум», — вогнал патрон в ствол, взял нож в правую руку и, шатаясь, пошел по земляным ступенькам вверх. Там он, потеряв силы, присел и стал слушать.

Все это было похоже на чудесный сон. На мгновение ему даже показалось, что он сходит с ума. Но нет — он чувствовал и спасительную тяжесть пистолета в руке и теплую рукоять ножа.

За дверью шагал часовой. Андрей слышал его шаги. Иногда часовой останавливался у дверей и — от Андрея его отделяла только тонкая дверная доска — слушал. Потом сморкался, кашлял и снова ходил.

Нервы Андрея были напряжены до предела. Каждая минута казалась ему вечностью. Наконец, потемнели щели в дверях. Затихли человеческие голоса, перестали кудахтать куры, замолкли птицы. Только неутомимый часовой медленно шагал за дверьми.

Но вот Андрей услышал едва уловимый шорох, потом жаркое дыхание, всхлипывание и глухое падение тела. Кто-то осторожно возился с замком. Дверь открылась, дядя Прохор шопотом сказал:

— Товарищ гвардии лейтенант!

Андрей выскочил во двор и оказался в медвежьих объятиях Прохора.

Ни один человек не услышал бы, как осторожно в темноте разведчики обнимали Андрея, с какой тревожной нежностью ощупывали его — цел ли он, здоров ли...

— Ивашко, Гелашвили, Ермолаев, Овсюгов — за мной. Остальным ждать здесь.

Андрей коротко объяснил задачу:

— Это третий двор справа. У крыльца часовой. Гелашвили снимет его. В кухне денщик — Овсюгову убрать денщика. В спальне капитан Герд Вертер. Ивашко со мною берет капитана.

Андрей повел разведчиков к знакомому двору. Гелашвили лег под плетнем и беззвучно пополз. Следом за ним исчез Овсюгов. Через десять минут Гелашвили точно из земли вырос:

— Есть, товарищ гвардии лейтенант.

— И Овсюгов?

— И Овсюгов.

Андрей и дядя Прохор пошли в хату. У порога лежал труп часового, на кухне — труп денщика.

Послушав у дверей, Андрей вошел в спальню. Герд Вертер спал, повернувшись набок. Андрей молча кивнул своему спутнику. Дядя Прохор правой рукой сдавил горло спящего, а левой сунул в рот Вертера бинт. Потом быстро и ловко связал пленного, закутал ему голову простыней, поднял на руки и понес, как ребенка. Андрей вынул из-под подушки портфель капитана, захватил со стола полевую сумку, бинокль, снял с гвоздя одежду и вышел.

Разведчики бесшумно покинули станицу, благополучно миновали немецкие сторожевые посты и вышли на тропу, где их ждали коноводы с лошадьми.

В лесу, когда рассвело. Андрей остановил свой отряд и осмотрел разведчиков. Всадники, радостно улыбаясь, приветствовали его, сняв шапки. Рядом с весельчаком Ермолаевым Андрей увидел незнакомого бойца. Молоденький боец в лихо заломленной кубанке сидел на высоком сером жеребце и, усмехаясь, смотрел на командира.

— Новичок? — спросил Андрей, подъехав к бойцу.

— Так точно, товарищ гвардии лейтенант.

— Фамилия? Откуда?

Боец смутился, беспомощно посмотрел на товарищей.

— Девушка я... Галина Старовойтова... из станицы...

Голос девушки показался Андрею знакомым.

— Постой, постой, — взволнованно сказал он, — не ты ли песню пела в погребе?

— Я пела, — покраснела Галина, — песню разведчики сочинили, а я пела...

Андрей посмотрел в карие с золотистой искоркой глаза девушки и, перегнувшись в седле, обнял и поцеловал ее в губы.

— Спасибо тебе, Галя...

В полдень разведчики поднялись на высоту, где их встретили казаки из боевого охранения. Выбрав хорошо укрытую поляну, Андрей приказал сделать привал и подошел к дяде Прохору, который охранял капитана.

— Развяжи его, Ивашко, — сказал Андрей.

Развязанный Герд Вертер, прищурившись, осмотрелся и увидел Андрея.

— Вы? — удивленно спросил он.

— Я, — спокойно ответил Андрей. — Сейчас вам дадут мундир и брюки. Неудобно офицеру стоять в кальсонах.

— Спасибо, — ответил Вертер.

Одевшись, он присел на пенек и сумрачно бросил:

— Это все странно. Вы меня перехитрили, значит, я начал стареть.

— Между нами есть очень существенная разница, капитан, — серьезно сказал Андрей, — советский разведчик никогда не испытывает тягостного чувства одиночества, он знает, что ему помогут товарищи, у него тысячи друзей в народе. А вам не поможет никто, потому что у вас нет человеческих целей...

Вертер подумал, выкурил папиросу и, понизив голос, прошептал:

— Должен сказать вам, господин Одинцов, что я не столь несговорчив, как вы. Если угодно, я готов отправиться с поручениями вашего командования в Румынию или в Венгрию...

Сделав паузу, Вертер многозначительно добавил:

— Если мне хорошо заплатят...

Андрей сухо засмеялся.

— Нет, капитан. У нас достаточно наших разведчиков, бескорыстных, отважных. Теперь уже вам придется отдыхать...

10.

Прошло пять месяцев. В жестоких боях с немцами наши полки отстояли Кавказ и зимой погнали врага на север. И опять для разведчиков наступила страдная пора: отступая, немцы создавали мощные узлы сопротивления, огрызались, хитрили, заметали следы, бросались в контратаки.

И в этом огромном потоке событий, в этом движении трудно было разобраться, даже на том маршруте, по которому шел казачий полк.

Андрей и его разведчики шли по пятам отступающего врага, опережали его, разведывали укрепленные рубежи, спешно возводимые немцами, захватывали пленных, и уже по всему фронту шла слава о заслуженных мастерах разведки казачьего гвардейского полка...

Пришла весна. На истоптанных полях зазеленели травы, над степью, как волшебные корабли, поплыли золотые облака. В разоренные станицы вернулись взмученные люди.

Первого мая в приморский поселок, где стоял казачий полк, пришел указ правительства о награждении гвардии лейтенанта Андрея Михайловича Одинцова орденом Ленина. Утром член Военного Совета, седой генерал в очках, вручил Андрею четвертый по счету орден и горячо поздравил его с наградой. Днем Андрей читал разведчикам первомайский приказ Главнокомандующего.