Ах, война, что ты сделала...

Я видел, как сник Владимир Григорьев, ведь у него было больше шансов получить вышестоящую должность; расстроился, хоть и не подавал виду, Владимир Пученков. Конечно, я сочувствовал им, но в душе радовался, что на этот раз судьба оказалась ко мне более благосклонной.

Вся прилегающая к границе местность была заполнена боевой техникой, воинскими подразделениями. Колонна батальона стояла перед шлагбаумом КПП в полной готовности к движению. Заместитель начальника политического отдела дивизии подошел к колонне, переговорил о чем-то с высоким, крепкого телосложения офицером, потом подозвал нас.

— Знакомьтесь, это капитан Николай Рыбальченко, начальник штаба вашего батальона. Он знает, что делать, и по ходу введет вас в курс дела. Желаю вам всем успехов в службе на новом месте. — И, попрощавшись за руку, пошел вдоль колонны.

— А ты говорил: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут!» — с сарказмом говорил недалеко стоящий лейтенант такому же офицеру. — Еще как послали, и даже не спросили, хочу я этого или нет.

Раздалась команда: «По машинам!» Заработали двигатели.

— Ну что, Кушка, прощай! Никогда не думал, что увижу тебя вообще, а особенно такой!

Через несколько минут мы колонной перешли границу и оказались на территории сопредельного с нашей страной государства. По календарю: 21 января 1980 года, 10 часов московского времени.

Казалось, граница разделяла не только государства, но и века. По афганскому календарю солнечной Хиджры в стране шел 1359 год.

То, что мы увидели, действительно соответствовало этому летоисчислению. Глиняные, словно вросшие в землю, маленькие домики-избушки, без привычных для нас печных труб, высоких крыш, деревянных палисадников и больших окон. Крестьяне, обрабатывающие земельные участки деревянными сохами с помощью буйволов, осликов, коров. Поражали люди с какими-то серыми, изможденными, неулыбчивыми лицами, а вокруг не подлежащая описанию убогость и нищета. Было холодно. Кое-где уже лежал снег. Солдаты кутались в шинели и бушлаты. Местные жители ходили в легкой одежде, состоящей в основном из рубахи с безрукавкой-жилеткой, шаровар из тонкого материала и чалмы на голове. Обуты — на босую ногу резиновые галоши или легкие сандалии. Многие были даже босиком. Бегали детишки, некоторые вообще без обуви и штанишек. Женщин не было видно.

Афганцы стояли вдоль дороги, протягивая в нашу сторону руки с нанизанными на пальцах цепочками, брелоками, какой-то бижутерией. Что-то кричали нам, очевидно, выпрашивая или предлагая на обмен и продажу свой товар. То в одном, то в другом месте стояли наши советские военные автомобили, БТРы или танки, возле которых местные жители с солдатами вовсю вели торг. Продавалось все, что имелось в это время в машине или под рукой, причем практически за бесценок. Мы пресекали эти сделки, отгоняя афганцев от колонны, ругая солдат, но останавливаться у каждой машины не было времени и возможности.

Дорога, по которой шла колонна, была выложена из железобетонных плит. Автомобильная и бронетанковая техника советских частей шла в одном направлении: в глубь страны. Встречные афганцы, водители автомобилей съезжали на обочину, уступая нам дорогу. Сначала колонны частей шли компактно, соблюдая установленную дистанцию, но потом этот порядок нарушился. Ровная местность переходила в гористую. Шли по перевалам. С одной стороны — высокие скалы, с другой — глубокие пропасти. Чувствовали себя немного неуютно, тем более убедившись, что многие водители не имеют достаточных навыков в управлении техникой.

Прошли город Герат. Узкие улочки. Перекресток, через который мы проходили, был так мал, что, пропуская через него конную повозку или мотороллер, регулировщик отходил в сторону, освобождая им проезжую часть. Улицы были рассчитаны на одностороннее движение. Шли осторожно, то и дело останавливая колонну и пропуская через дорогу пешеходов. Они спокойно ступали на проезжую часть, словно не замечая нашу технику. Иногда движение останавливал требовательный жест регулировщика и его пронзительный свисток. Было заметно, что преимуществом у него пользовались свои граждане, а не иностранная колонна. Для него мы были чужими. Слева и справа возле домов сидели жители города. Детишки приветливо махали нам руками, что-то выкрикивая, взрослые хмуро глядели на нас, о чем-то переговариваясь между собой. Иногда кто-нибудь из них поднимал вверх руку, словно в приветствии, но лица при этом все равно были неулыбчивыми, застывшими, словно в маске.

Было уже темно и очень поздно, когда мы прибыли в указанный район. В долине меж гор горели несколько костров, вокруг которых стояли люди в армейских телогрейках, шинелях, многие с обильной щетиной на лице. При нашем появлении они начали приветливо размахивать руками, оружием, восторженно кричать. В некоторых местах взмыли в небо огненные трассы автоматных очередей.

Это были так называемые партизаны, то есть военнослужащие запаса. В связи с известными уже событиями и до ввода и прибытия регулярных воинских частей они были срочно призваны на военные сборы. На пунктах приема личного состава их переодели, вручили оружие и на приписанном к военкоматам государственном автотранспорте ввели из приграничных районов и областей в Афганистан. Надо сказать, что за это время они натерпелись страху и услышали, как свистят пули над головой.

Один офицер, бывший с «партизанами» с самого начала их прибытия, рассказывал, как с усмешками принимали они предупреждения своих командиров о бдительности, осторожности, необходимости беречь свое военное имущество, ходить всегда парами и только с оружием. Однако никто и ни во что не верил. Но через несколько дней после их прибытия в район местные басмачи небольшим конным отрядом, поднявшись на одну из окружающих долину гор, обстреляли из стрелкового оружия расположение партизан. Что тут началось?! Некоторые нерадивые военнослужащие, растеряв или распродав свое имущество, при первых же выстрелах врага начали срывать с голов своих сослуживцев стальные каски. Командир роты говорил, что был свидетелем сцены, когда два солидных по возрасту партизана, не обращая внимания на стрельбу, катались в пыли, пытаясь поделить одну каску.

— Отдай, — кричал тот, что был без нее. — Тебе она зачем? Отдай!

Он пытался сорвать с головы второго заветную каску, но хозяин крепко держал ее обеими руками и не отдавал. Свистели пули, и любая из них могла оборвать жизнь дерущихся, но они забыли об этом. Животный страх парализовал их мышление, волю, заставил забыть о чести, порядочности и даже человечности. Зациклившись на том, что без защиты головы можно погибнуть, что без нее опасно, потеряв человеческий облик, они готовы были на самое подлое, лишь бы спасти свою жизнь.

И вот, наконец, и на их счастье, мы пришли им на замену.

Начальник штаба завел нас в палатку. Тускло горела керосиновая лампа «летучая мышь». В палатке было сильно накурено, пахло потом, грязью и необустроенностью. За деревянным столом сидели несколько человек, играли в карты. На одном из них поверх спортивного костюма был наброшен на плечи армейский бушлат с майорскими погонами. Капитан Рыбальченко доложил ему о благополучном прибытии колонны и указал на нас.

— Командир батальона майор Пархомюк Александр Николаевич, — представился он нам, встав из-за стола.

Выслушав рапорта о назначении нас на должности, сказал:

— Ладно, завтра поговорим подробнее, а сейчас уже ночь, не до формальностей. Располагайтесь по свободным койкам. Отдыхайте.

— Александр Николаевич, вам жена и детишки посылочку передали, — сказал начальник штаба, поставив на землю большую картонную коробку, перевязанную бельевой веревкой.

— Вы разберитесь сами, что там в ней есть, и выставляйте все на стол — будем кушать, а я пока почитаю письмо, — попросил он одного из офицеров, а сам, подсев ближе к лампе, углубился в чтение.

Заметив, как погрустнело лицо комбата, офицеры забеспокоились.

— Александр Николаевич, какие там новости из нашего Тахта-Базара? — деликатно задал ему вопрос один из сидящих за столом.