Генеральская звезда

«Я сказал корреспондентам, что был без сознания, когда противник ворвался на нашу позицию. Это неправда. У меня были пулевые ранения в ноги и осколочное в спину, но я еще мог ходить, вернее ковылять. Я намеревался с криком броситься навстречу первому солдату, с тем чтобы он меня застрелил. Но тут, сидя в одиночестве на этой сопке в ожидании противника, я понял очень многое. Я понял, сколько горя причинил тебе. Понял, что в конце концов заслужил эту звезду на погоны. Понял, что Элен действительно умерла. Но самое главное — понял, что хочу жить, а не умереть. Я поднял руки вверх и плача сидел в своем окопе. Я плакал об Элен, о тебе и немного о себе. Как ни странно, Маргарет, но мне спасла жизнь именно эта звезда на погонах. Солдат испытывает благоговейный трепет перед генеральской звездой. Будь я пониже чином, меня обязательно застрелили бы, но генералов не убивают. Они представляют большую ценность как источник информации и в качестве заложников. Итак, меня положили на носилки, отнесли в тыл, и я стал военнопленным. Я пишу очень плохо, но хочу, чтобы ты знала, что твой муж возвращается домой. Не жених Элен, не генерал Бронсон, не человек, за которого ты вышла замуж, а твой муж».

— Видишь? — спросила Маргарет, когда я кончил читать.

— Вижу, Маргарет. И, может быть, он тоже видит.

— Ну ладно. Я готова.

— Настоящая Мирна Лой.

Мы вышли через зал ожидания. Бар был пуст. У самых ворот нас заметил полисмен и помог пробиться сквозь толпу. Оркестр, школьники, военные чины — все были на местах. Корреспонденты и фотографы уже вышли на взлетное поле. Телевизионная камера шарила вдоль толпы, собравшейся на прогулочной галерее. Я заметил военный самолет, идущий на посадку.

— Вот он, — сказал я.

— Где? — спросила Маргарет.

Я показал ей самолет, и она следила за ним, пока он не коснулся земли; она не отрывала глаз от самолета и пока он выруливал по взлетному полю. Наконец машина развернулась, двигатели замолкли, и служители быстро подкатили трап. Почетный караул замер по стойке «смирно» и взял винтовки на караул. Оркестр заиграл встречный марш, и я с удивлением обнаружил, что плачу. У меня всегда была слабость к оркестрам и парадам.

Дверь самолета открылась, и на трап вышел Чарли Бронсон. Толпа разразилась ликующими криками и увлекла нас вперед. Я оказался рядом с Маргарет у подножия трапа. Чарли стоял наверху и улыбался. Он почти не изменился — немного похудел, немного поседел, но остался тем же Чарли. Увидев Маргарет, он сбежал по ступенькам и заключил ее в объятия. Тесно прижавшись друг к другу, оба плакали.

— Я дома, Маргарет, — сказал Чарли. — Я дома и очень тебя люблю.

Я пробился через толпу, прошел через пассажирский зал, через главную ротонду и вышел на стоянку такси. Подкатила машина, я сел и скомандовал: «В «Уолдорф».

На заднем сиденье лежала газета, я ее подобрал.

«Бронсон дома» — гласил заголовок.

Кажется, на сей раз газета говорила правду.

Он действительно был дома.

Впервые в жизни.