Черное солнце Афганистана

— Да, — распорядился Паршин.

«Сейчас самый удобный момент для того, чтобы приобрети навыки посадки, — решил капитан. — Вертолет почти пустой, горючее выработано. Боеприпасы израсходованы. Пусть учится!»

— Все делай сам.

— И приземление?…

— Да! — сказал Паршин и добавил. — Только чтоб без перелета, не как в прошлый раз.

Александр смущенно поджал губы.

Неделю назад капитан позволил ему совершать посадку, и он, не рассчитав скорость подлета, вовремя не сбавил мощность двигателя. Вертолет «промахнулся». Хорошо еще, что в тот момент никого из начальства на аэродроме не было, даже вездесущий замполит отлучился в город по своим делам.

— Чтоб без перелета, — повторил Паршин.

— Не промахнусь, товарищ капитан! — уверенно пообещал Беляк. — Перелета не будет.

Управляя мощным боевым вертолетом уверенно и сноровисто, он невольно вспомнил родное Сызранское училище, первые робкие полеты на крохотном учебном Ми-2 с инструктором, а еще почему-то — коллективную драку на дискотеке и очередную отсидку на «губе»…

Глава восемнадцатая

1

Четвертый семестр, второй курс.

Отучившимся полтора года курсантам предстояло осваивать технику не в учебных классах и тренажерах, а на практике. Одно слово, что они едут «на полеты», вдохновляло и окрыляло. Александр помнил те весенние дни, когда он, как и его товарищи по курсу, в одночасье почувствовал себя летчиком. Как их радовало новое распределение личного состава курса! Уже не армейская система — отделение, взвод, рота, а приятно ласкающие слух, ставшие родными — эскадрильи, звенья, летные группы.

Поселок городского типа Безенчук, что в двух часах езды на электрички от Сызрани, памятен курсантам многих выпусков. Именно здесь, на учебном аэродроме, на поношенных и неказистых, но еще добротных учебных винтокрылых машинах Ми-2 — нестареющих и добросовестных железных трудягах — начинали они робкое освоение воздушного пространства.

Сколько им, этим винтокрылым работягам, приходилось терпеть нерасторопность и бестолковость курсантов, которые на первых своих полетах забывали обо всем, что выучили на земле в классах, отработали на тренажерах. Бессмысленные и бесконечные дергания и рывки рычагами управлениями и ножными педалями, несогласованные действия и бестолковые команды, которые обязан был выполнять сложный механизм, терпеливые винтокрылые машины сносили безропотно. Благо еще, расторопные и дотошные инструктора не дремали и успевали вовремя вмешаться, переиначить бестолковые команды курсантов и дать возможность винтокрылым труженикам проявить свои летные качества.

Дорогу в небо Александру Беляку открыл летчик-инструктор Антон Горобец, недавний выпускник училища. Высокий худощавый лейтенант с блеклыми глазами, больше рассказывал, чем показывал на практике. Он по своей молодости — первый год службы! — еще не наработал опыта преподавателя, действовал сугубо по инструкциям и шпарил заученными наизусть параграфами наставлений. Но Александру было все едино, он ни на что не обращал внимания. Главным и основным было то, что молодой лейтенант помог ему сделать шаг в небо, шаг к осуществлению своей мечты! Он, Александр Беляк, сел в кабину летчика! Он оторвался от земли! Он поднялся в небо не пассажиром, а летчиком! В руках — ручка управление, ноги — на педалях. Такие дни незабываемы, они навсегда остаются в сердце каждого пилота!

Вывозную программу (по сути — азбуку летного дела) Беляк выполнил, как говорят, с первого захода. Без срывов и оплошностей. Полеты по кругу, по заданному маршруту, в зону. А вот с висением получалось не совсем ладно.

— Как успехи у курсанта? — спросил у инструктора старший летчик капитан Кизяков.

Был он фигурой знаковой. Мастер спорта СССР по вертолетному спорту, участник крупных всесоюзных и международных соревнований. А с виду ничего особенного — летчик как летчик.

— Прямо отличные! Всю программу осваивает легко и быстро.

— Такого не бывает, — усмехнулся Кизяков, добрым взглядом рассматривая смущенного от похвалы Александра. — Перехваливаешь.

— Можете проверить, — твердо сказал летчик-инструктор.

— Обязательно проверю, — пообещал Кизяков и спросил Александра. — Сколько налетал?

— Десять часов, товарищ капитан, — ответил Беляк с некоторой гордостью.

— Нормально для начала!

— Стараюсь, товарищ капитан!

— В чем слабина?

— В висении, — честно признался Беляк.

— Это другое дело, — сказал капитан и повелел инструктору: — Запланируй на завтра мой полет с курсантом.

На рассвете Кизяков сам вывел вертолет с курсантом в центр квадрата. Квадрат стандартный — пятьдесят на пятьдесят метров, обозначен флажками белого цвета.

— Держи управление! — сказал капитан.

— Взял управление! — ответил Беляк.

Удержать вертолет на одном месте в положении «висения» над заданной точкой далеко не просто. Боковой ветерок давал о себе знать, да еще сказывались и не особенно умелые действия курсанта. Потихоньку утренние воздушные потоки начали разбалтывать вертолет и выносить его за пределы квадрата.

— Повторим! — сказал старший летчик и снова поставил вертолет в центр квадрата.

Так повторялось раз пять. Кизяков говорил мало, подсказывал руками и ногами. Александр успел схлопотать от капитана добрую полусотню тычков по голове и ударов по правой ноге, с предельно кратким пояснением:

— Крен!.. Шарик!.. Высота!..

С каждым новым заходом в середину квадрата тычков и пинков Беляк получал все меньше и меньше.

— Нормально, — скупо похвалил Кизяков, снова вводя вертолет в центр квадрата, и там завис. — А теперь слушай мою команду! Я сейчас буду вводить разные отклонения, а ты старайся удержать вертолет.

— Буду стараться, товарищ капитан! — выдохнул Александр, понимая, что настоящее обучение только начинается.

Управление учебного вертолета двойное. Оба они — капитан и курсант, — держались за свои ручки и держали ноги на педалях.

— Готов? — спросил Кизяков.

— Да, товарищ капитан!

— Начали!

Неожиданности посыпались со всех сторон. То вдруг рванется ручка управления, то педаль, как живая, упруго упрется или утопится до предела, то дернется «шаг-газ». Александр старался изо всех своих сил. Был предельно внимателен и насторожен, быстро и четко реагировал, действовал руками и ногами, порой чисто автоматически, по интуиции. Но всегда оказывалось, что он действовал правильно. Винтокрылая машина, подчиняясь его воле, упрямо держалась на заданной высоте в центре квадрата. Висела над землей, словно ее привязали к этому месту.

— Нормально, — снова скупо произнес капитан, когда они совершили посадку, и добавил: — Через смену пойдешь на зачет.

И в его голосе Александр почувствовал похвалу.

Но сам Беляк в эти минуты был, как выжатый лимон, как на финише после многокилометрового кросса в полной нагрузке да еще по пересеченной местности. Пот стекал ручьями по лицу, щипал глаза, тек ручейками по спине. Одежда противно липла к телу. «Как мокрая кошка», — подумал он о себе. Вспомнилось, как когда-то, в детстве, спасал кошку, которую соседские мальчишки кинули в бочку с водой. Когда ее удалось вытащить, она была мокрой, жалкой, шерсть прилипла, а кошка царапалась, дрожала от пережитого страха и отчаянно мяукала…

Лейтенант Горобец, едва вертолет приземлился, поспешил к ним.

— Ну, как? — настороженно спросил летчик-инструктор у капитана, ожидая оценки не столько работы курсанта, сколько своей.

— Спланируй ему на завтра зону и круг, четыре-пять висений, и — на зачет!

Это была высшая похвала.

Лейтенант Горобец счастливо заулыбался. Он был весьма доволен уже тем, что его добрые слова о курсанте оказались верными, что Беляк не ударил лицом в грязь, не растерялся, что новичок не дрогнул перед высоким авторитетом мастера спорта, не подвел своего инструктора.

— Есть спланировать полеты на зачет! — бодро ответил Горобец.