Страна Лимония

— Заходите, не стесняйтесь, — пригласил хозяин дома.

— Здравствуйте, Олег Семёнович, — стараясь сохранить независимый вид, поприветствовал хозяина Герман.

На столе у партийного советника красовался «Шарп — три пятёрки», а перед ним — фотография симпатичной девчонки в пионерском галстуке.

— Мы уже где-то встречались? — приглашая к разговору, спросил Волин.

— Да, только тогда вы в трусах были.

— Ах, да... припоминаю. Знаете, Герман, ведь вас Германом зовут?

— Да.

— Так вот, Герман, я постараюсь вас не обременять. Я не привык быть с охраной, но приказ есть приказ. И уж если честно, не хотелось бы мне, чтобы эта девочка, — и он показал на портрет, — осталась сиротой. — Волин сделал паузу. — Полёты как переносите?

— Нормально, не тошнит.

— Вопросы есть?

— Скажите, а где вы «Шарп» купили?

— Это подарок афганских коммунистов, — слегка недовольный меркантильностью своего охранника, ответил Волин и тут же перешёл к делу. — Тогда давайте начнём работу с сегодняшнего дня. Экипируйтесь, как положено, через полчаса выезжаем на собрание партийного актива афганской бригады. Вечером вылетаем в Нуристан.

Ехать в белой «Волге» было много приятнее, чем в бэтээре, но представительскую машину трясло на ухабах немного сильнее. Волин сидел в шляпе и курил в окно. Его крепкая шея и сбитые плечи внушали уважение.

На пороге Дома культуры Олег Семёнович предложил своему охраннику на выбор: погулять в саду или послушать выступления актива. Любопытство взяло верх, и Герман, опуская автомат на вытянутую руку, пошёл следом за Волиным.

В зале было душно. Партийный актив в серой и коричневой униформах монотонно гудел, как обычно гудит зрительный зал перед началом фильма. В воздухе витал неистребимый афганский запах. Герман вдруг почувствовал, что он уже привыкает к нему и что куча афганцев пахнёт ничуть не хуже, чем куча русских в переполненном автобусе.

Вошли члены президиума. Зал встал. Мощные репродукторы исполнили гимн Демократической Республики Афганистан. Зал сел. Сотни глаз устремились на сцену. Молодой охранник вдруг осознал, что это не те люди, что встречались ему до сих пор. У них был неподдельный энтузиазм. Они были собранными и, пожалуй, действительно верили во всё, что говорили.

Начались выступления. Герман, не понимая, о чём идёт речь, разглядывал президиум. Лысеющий Волин обменивался репликами с афганцем с седой профессорской бородкой, большим лбом и буйной, с залысинами, шевелюрой. Рядом с «Профессором», откинувшись, сидел «Штатив» — высоченный худой мужик с хрящеватым с горбинкой носом. Других членов президиума Герман рассмотреть не успел. Под монотонное выступление оратора он начал клевать носом.

Герман проснулся от рукоплесканий и мощного скандирования «Зенд`е бод!» (да здравствует!) На трибуну вышел новый выступающий.

— Рафиг (товарищ) Бабрак Кармаль гофт (сказал)...

Зал встал. «Зенд`е бод!» Зал сел. Оратор довольно эмоционально продолжил. Делегаты то суровели, то, словно дети, улыбались. Но тут выступающий опять вскользь помянул руководителя Апрельской Революции. «Зенде бод!» — вставая, выдохнул зал. Снова сели. Оратор продолжил. Герману становилось интересно. Наконец выступающий дошёл до «рафига» Брежнева. Зал встал. «Зенде бод!» Зал сел. Следующий партийный активист сразу «взял быка за рога»: уже во вступительном предложении он дважды упомянул лидера Афганистана. Зал встал. «Зенде бод!» Зал сел. И так два раза. Пройдя мазком по состоянию дел в провинции Нангархар, а это Герман понял по трескотне цифр и обилию имён собственных, относящихся к названию уездов и населённых пунктов, всё более заводящий себя полковник афганской армии перешёл к «Большому Шайтану» — Соединённым Штатам Америки. Имея намерение вскрыть истинную сущность их руководителей, он скороговоркой перечислил все мыслимые и немыслимые пороки нового американского президента и, наконец, бросил в зал его подлое имя — «Рон`алд Рейг`он!», после чего сделал театральную паузу. Видимо, у некоторых партийных активистов сдали нервы и чуть ли не с десяток из них повскакали с мест с криками «Зенде бод!» По залу покатились смешки. Ведущий собрания ударил в колокольчик, что-то сказал оратору, тот помахал головой и продолжил. Дальнейшее перечисление имён ведущих империалистов проходило без эксцессов.

К трибуне подходили всё новые и новые активисты. Герман, не обращая внимания на регулярно повторяющиеся «Зенде бод», начал клевать носом и вскоре снова уснул.

После совещания он первым вышел на улицу. Свежий весенний воздух сразу привёл его в чувство. На ступенях перед входом маялся Олег Филимонов в каске, бронежилете и с автоматом. Подсумок с рожками съехал и болтался на ягодицах.

— Привет, Гера, ты моего не видел? — спросил Олег, поправляя подсумок.

— А твой который? — оборачиваясь к выходящим членам президиума, уточнил Герман.

— Да хрен его знает, я с ним ещё не встречался.

— Олег Семёнович, — позвал Герман своего нового шефа, — не скажете, а кого ещё охранять надо, кроме вас?

Волин со словами «Иди, знакомься со своей охраной» подтолкнул идущего рядом с ним мужчину. Тот, не сразу разобравшись в ситуации, заулыбался и потянул руку Герману.

— Локшин, Валерий Иванович, — представился он.

— Герман. Только я не ваш. К вам Филимонов прикомандирован, — указывая на своего друга, пояснил Герман.

— А-а-а! Значит вон тот Че Гевара — мой?

Олег втянул живот, вытянулся в струнку и попытался отдать честь, но тяжёлый подсумок вместе с ремнём шумно упал на асфальт.

С этого момента личная охрана партийных советников приступила к исполнению своих обязанностей. В присутствии афганцев при Волине неизменно находился переводчик Фархад, а при Локшине — Акбар. Первые часы Герман с Филом работали вместе. Правда, работой назвать это было трудно. Семеро мужчин сидели в кабинете губернатора провинции Аткаля. Трое, включая Аткаля, общались; двое — переводили, а ещё двое — сидели с автоматами на коленях и пили чай. Между делом Акбар и Фархад рассказывали охранникам о своих «патронах», делились уездными «тайнами мадридского двора», а те, в свою очередь, травили анекдоты. Губернатором провинции оказался тот «Штатив», что так выделялся своим ростом среди участников президиума. Когда он сидел на традиционно низком кресле, его колени почти закрывали лицо, отчего губернатору приходилось изредка раздвигать ноги, чтобы видеть человека, с которым он общался.

Все участники переговоров непрерывно пили зелёный чай вприкуску с марципанами из фруктов и ягод. Пока Акбар переводил беседу трёх руководителей на тему перспектив развития сельского хозяйства и мелиорации, Фархад, потягивая из пиалы ароматный напиток, рассказывал Герману о губернаторе. Молодой, чуть за 30, пуштун с хорошей родословной, получил блестящее образование в Гарварде. Имеет степень доктора медицины. Защитился по теме «Отличие красных кровяных телец арийцев от красных кровяных телец неарийцев».

— Он что, расист? — шёпотом спросил переводчика Герман.

— Отнюдь, — изящно оттенил свою речь редким словом Фархад, — все пуштуны являются потомками ариев, также как и таджики, иранцы.

— А немцы?

— Поздние арии с признаками вырождения.

— Понятно...

Фархад ненавязчиво позиционировал себя интеллектуалом. Кандидат филологических наук мог с выражением прочесть стихотворения Фирдоуси, часами рассказывал историю таджикского народа. Герман в его присутствии чувствовал себя неловко. Историю своего народа Потскоптенко знал в первом приближении: мог воспроизвести пять-шесть имён русских царей, в то время как одно перечисление восточных владык из уст Фархада могло занять двадцать минут. Именно Фархад открыл глаза Герману на нерусское происхождение Александра Невского. Также, по его мнению, Чингисхан был величайшим гением всех времён и народов.

— А Ленин? — не выдержал Герман.

— Но он же не управлял всем миром!

Совещание у губернатора закончилось. Олег с Локшиным остались в городе, а Герман со своим советником рванули в Самархель. До вылета в Нуристан оставался час.