А смерть подождет

Ой, что было с Линдой! Она и вырываться из колен Рискина стала, и прыгать из стороны в сторону, и даже укусить его хотела. Но Рискин знал, как обращаться с собаками, тотчас обмотал ей морду концом длинного поводка, да ещё в бок кулаком саданул — молчи, дескать! Делай, что от тебя требуется.

А что от суки в таких случаях требуется? Только покорность. Стой и молчи.

Но Линда протестовала, как могла. Со стянутой мордой, в коленях у Рискина, который поддерживал её ещё и под живот, чтобы Альфонсу было удобнее, она визжала и по-прежнему вырывалась из рук человека и лап ротвейлера. Но и тот, и другой, знали свое дело хорошо, Линде оставалось только глухо, в зубы, визжать, а потом и стонать — от боли и позора.

«Нельзя же! Не хочу! — горячо протестовало её отчаявшееся собачье сердце. — Хозяин, где ты? Да посмотри же что делается! Как можно!? Хозяин, помоги!!! Альфонс, прекрати! Я не хочу! Не надо-о!…»

Альфонс, может, и понимал её протест в глухом и отчаянном визге, но слышал сейчас только себя, свою похоть и плоть, и продолжал кидать распалённым коротким задом.

Потом они стояли хвост к хвосту, не в силах расстаться. Рискин, покуривая, довольно усмехался (дело сделано), Альфонс отдыхал, позёвывал: «Хорошо, однако…», а Линда плакала горючими собачьими слезами: «Что теперь хозяин о ней подумает?!»