Венгры

Дома у железнодорожной станции стояли пустые, но без видимых повреждений. Колеса загремели по булыжнику Пулавской. Мертвые окна сверкали сохранившимися стеклами. Все безжизненно застыло в свете солнца. Внезапно сзади заурчал мотор. Из поперечной улицы выскочил серый «опель», повернул направо, догнал бричку и, взвизгнув шинами, притормозил. Гуркевич съежился за спиной у ездового. Из машины выглянул юный эсэсовский офицерик. За ним бесстрастно восседал седоватый полковник. Офицерик удивленно оглядел пассажиров брички, после чего небрежно козырнул.

— Вы кто такие? — спросил он по-немецки.

— Лейтенант Койя из королевской венгерской армии, — сухо ответил поручик.

— Вот это да! — ухмыльнулся немец. — Прямо как в императорско-королевские времена [13]. Где тут комендатура?

Койя взглянул на него с удивлением. Гуркевич, снова вытиравший лоб платком, внезапно распрямился.

— Kommendantur? — воскликнул он с готовностью. — Jawohl! Hier… Diese Schule links! [14]

И он указал на окруженное рядами заграждений здание на улице Воронича. Эсэсовец кивнул и подал знак шоферу. «Опель» укатил. Койя приподнял левую бровь; Гуркевич виновато улыбнулся. «Опель» замедлил ход у перекрестка, свернул на Воронича, выехал на тротуар и скрылся в школьном дворе. Мгновение спустя стукнули два одиночных выстрела, застрекотал пистолет-пулемет, и все стихло. Из школы вышел человек в комбинезоне, с автоматом наизготовку. Гуркевич взглянул на поручика и вытер платком ладони.

— Ну, я пошел. До завтра… Morgen.

Он соскочил на тротуар. Снял и бросил ездовому венгерский китель и пилотку, оставшись в своей холщовой куртке. Койя с улыбкой отдал честь.

— Приветик Зосе, — ухмыльнулся в ответ Гуркевич.

Венгр протестующе замахал рукой. Бричка развернулась. Гуркевич быстро направился к школе. На ходу вытащил из кармана белый платок и стал энергично им размахивать.

— А вы откуда? — спросил его высокий подпоручик.

Гуркевич огляделся. Посреди двора стоял серый «опель»; офицерик уткнулся в дверцу окровавленной головой. У стены, держа руки на затылке, дрожали седой полковник и шофер. Из машины извлекали свертки.

— Я подарил вам этих эсэсовцев, — ответил с гордостью Гуркевич. — Отведите меня к коменданту Мокотова.

Они дошли до желтой кубообразной виллы, где располагался штаб. У калитки Гуркевич с удивлением остановился. Возле ограды в компании парней стояла хорошенькая блондинка с продолговатым смуглым лицом, стройная, в подчеркивающем фигуру сером комбинезоне.

— Лёля! А ты что тут делаешь?

Девушка стремительно обернулась.

— Пупсик! — радостно воскликнула она. — Я участвую в восстании! Но ты-то что тут делаешь?

— Сейчас вот иду к полковнику, — гордо ответил Гуркевич. — Прибыл с важным поручением.

— Ты? — изумилась она. — Я думала, ты сидишь возле Зоси в Залесье. Вот ведь чудеса! А меня всегда предостерегали, чтобы я не говорила с тобой об организации… Что ты не годишься для этой работы…

Гуркевич ухмыльнулся.

— Ну, конечно, на твоем уровне… Извини, я очень тороплюсь. В случае чего… где тебя можно найти?

— Через два дома, на пункте связи. Я там сижу на коммутаторе. Мой псевдоним — Ягодка. Запомни: Ягодка. Пока, Пупсик! Я бы меньше удивилась, встретив тут покойную бабушку.

Гуркевич холодно кивнул и прошел в калитку. В прихожей виллы крутились посыльные. Гуркевич гордо застыл в сторонке. Через несколько минут его вызвали к начальнику. В светлой просторной комнате за круглым столом изучал план города седовласый полковник.

— А вы кто такой? — спросил он резко. На щеках его играли желваки.

— Я Гуркевич. Пришел из Залесья. Там венгры…

— Ну и что? — буркнул полковник.

У Гуркевича сползла с лица улыбка.

— Ничего, — ответил он обиженно. — Они всего-навсего хотят перейти на нашу сторону… Десять тысяч человек. С пушками.

В глазах у полковника вспыхнули искорки.

— Что-что?

— Я бы и сам провернул это дело, — небрежно заметил Гуркевич, — да они вот требуют письменных полномочий на переговоры от командующего восстанием.

Полковник распрямился.

— Расскажите все с начала!

Гуркевич рассказал. Полковник поднялся и подошел к двери.

— Связь с центром есть? — громко спросил он кого-то.

— Радиосвязь по-прежнему через Лондон, — ответили из соседней комнаты. — На приземной волне не получилось…

— Что? — поразился Гуркевич. — В центр города через Лондон?

— Через Лондон, — процедил полковник. — Подождите.

Он вышел. Гуркевич присел и посмотрел на план Варшавы.

Легко было сообразить, что красным карандашом обозначены польские позиции, а синим — немецкие. Возле Садыбы путь на Вилянов перерезала жирная синяя черта.

— Ох, — вздохнул Гуркевич.

В соседнем помещении трезвонили телефоны, одновременно говорило сразу несколько человек. Полковник вернулся минут через двадцать.

— Подождите майора Грома, — сказал он, сверля Гуркевича взглядом из-под густых бровей. — Он будет здесь под утро. Придет через канализацию из центра. Вы отведете его в венгерский штаб.

— А как? — жалобно переспросил Гуркевич, бросив взгляд на план Варшавы. — Я вижу, они и Садыбу окружили…

— Через Садыбу из города выходит гражданское население, — сурово ответил полковник. — Пройдете. И помните, никому ни слова, хоть бы вас на куски стали резать. Совершенно секретно.

— Даже нашим? — спросил Гуркевич.

— Никому! — отрезал полковник. — Всюду могут быть немецкие шпионы. Если получится, я вас представлю к награде.

Гуркевич хмыкнул.

— Мою супругу тоже?

Майор Гром был низеньким, лысым и полным мужчиной лет сорока — сорока пяти, с лицом довольного жизнью обывателя. За стеклами очков блестели маленькие глазки. В бриджах и кургузом пиджачке, он семенил рядом с Гуркевичем с небольшим узелком на спине. Они обгоняли группы людей, навьюченных огромными тюками, толкающих коляски, несущих на руках детей. Августовское солнце жарило вовсю. Шедшая рядом взмокшая от пота женщина в ондатровой шубе, в черной фетровой шляпе волокла внушительный мешок; ее муж, в черном пальто с воротником из опоссума, сгибался под тяжестью двух чемоданов. Он со злостью взглянул на Гуркевича — легко шагавшего в своей холщовой курточке и помахивавшего пустыми руками.

— Господи! — простонал мужчина. — Моя жена…

— Быстрей, майор, — проговорил Гуркевич. — Нам еще топать и топать.

— Тише вы… — прошептал, ускоряя шаг, майор. — Никаких званий. Мы познакомились случайно, по дороге. Если нас разделят, встречаемся в Залесье.

— Пилсудского, шесть, — добавил Гуркевич.

— Бедный маршал! — выдохнул майор. — А может, и хорошо, что он умер? Если что-нибудь случится… бумаги в моей левой подошве.

— У меня в рукавах вы найдете товар получше — две золотые пятирублевки. Если я… того, отдайте их жене. Впрочем, нет!

— Нет? — удивился майор.

— Нет, — ответил со злостью Гуркевич. — Отдайте сиротам.

Оба задрали головы. На Варшаву, поднимаясь дугой от Окентья, шли пикирующие бомбардировщики. Люди вокруг загомонили.

— На Средместье летят, — вздохнул Гуркевич. — Если выйдет с венграми, у нас появятся зенитки и мы спокойно дождемся большевиков. Где они, черт возьми?

— В Отвоцке [15], — сухо ответил майор.

— Да, напортачили вы с этим восстанием! — не удержался Гуркевич. — Нельзя было, что ли, получше согласовать?

— С кем? — удивился майор.

— С красными, ясное дело, не с Царицей же Короны Польской! — возмутился Гуркевич. — Скоро уже две недели, а они всё никак не дойдут до Варшавы!

— Немцы их малость отбросили, — объяснил обстановку майор. — А договариваться было незачем. Они нас все равно не признаю́т.

— Что значит, не признают? Вы ведь деретесь с немцами. Восстание помогает…