И снова через фронт

Потом Боков посмотрел на самого высокого в группе Володю Щелкунова, бывшего закройщика московской обувной фабрики. Интересно, как Володя мог добиться зачисления в армию? Через полгода ему будет только семнадцать. Да, молодчина! Вот это комсомолец!

Немногим больше семнадцати Николаю Шорину. В комитете комсомола завода «Спринклер», конечно, не знали, что их воспитанник чертежник Шорин скоро будет десантирован на территорию, оккупированную противником. А дома? Родители Шорина, жившие в Подмосковье, тоже не догадывались об этом. Они даже не подозревали, что их единственный сын добровольно вступил в Красную Армию и по комсомольской путевке стал разведчиком.

До войны Николай не был комсомольцем, но когда райком ВЛКСМ призвал комсомольцев добровольно вступать в ряды защитников Родины, юноша сразу же подал заявление с просьбой принять его в боевой авангард молодежи. Получив комсомольский билет, стал добиваться призыва в армию. И добился!

Рядом с Боковым сидел его ровесник, комсомолец из Белоруссии Николай Барашков. Василий хорошо знал его, помнил, что Николай через два месяца после начала войны ушел добровольно в Красную Армию, а спустя еще два месяца получил назначение в разведку. В середине октября выполнял задание за линией фронта, во вражеском тылу.

Рядом с девушками сидел Николай Сазонов — москвич, слесарь с Красной Пресни, по рекомендации райкома ВЛКСМ 23 апреля 1942 года он был зачислен в разведку штаба Западного фронта. В тот же день разведчиком стал и московский комсомолец Владимир Терентьев.

Самолет задрожал. Усилился шум винтов, и мы стали выруливать на взлетную полосу. В конце рулежной дорожки машина остановилась, двигатели замолкли. Разведчики переглянулись в недоумении.

Бортмеханик быстро открыл люк, спустился по трапу на землю.

— Шасси подвело, — спокойно сказал подошедший к разведчикам инструктор парашютно-десантной службы. Кажется, пневматик лопнул.

— Который? — деловито осведомился Володя Щелкунов.

— Правый.

— Так я и знал, что правый.

— Почему, Длинный? — спросил его кто-то из ребят.

— Очень просто. Вася Боков сидит на той стороне, — спокойно ответил Володя.

Все громко засмеялись, дружелюбно поглядывая на рослого, самого полного в группе товарища.

— И что же, теперь нам ждать, когда дадут другой самолет? — поинтересовалась Алла Бурова.

— Зачем нам другой самолет? Сейчас заменят пневматик.

Минут через тридцать шасси отремонтировали, и самолет поднялся в воздух, держа курс на запад.

«Дуглас» летел уже около трех часов. Линию фронта разведчики разглядеть не смогли: ночь укрыла от их взора землю и позиции прочно окопавшихся войск 4-й полевой армии вермахта, перешедших к обороне.

«Далеко все-таки забрался враг, — подумал Василий Боков. — Скорей бы наши перешли в наступление. А мы с тыла поможем!»

Он был глубоко убежден в скором наступлении наших войск.

На Василия Бокова вдруг нахлынула тревога за связь со штабом фронта: у разведгруппы не было своей рации. Доклады в штаб можно будет передавать только по радиостанции другой группы, вылетевшей из Москвы тоже сегодня, которая должна действовать на Могилевщине. Удастся ли встретить связника от той группы?..

В полночь вспыхнула красная лампочка над дверью пилотской кабины. Значит, приготовиться к прыжку. Десантники поднялись со своих мест, оправили снаряжение, перекинулись взглядами. Еще раз проверили надежность крепления подвесной системы парашютов. Появился инструктор парашютно-десантной службы. Он открыл люк и встал у его проема.

Вспыхнула зеленая лампочка.

— Пошел!

Разведчики один за другим прыгали из самолета. У Нади Кожевниковой от волнения замерло сердце. Она молча шагнула к люку. Как для нее, так и для большинства других членов группы это был первый боевой прыжок.

Там, внизу, нет ни подготовленной площадки, на которую можно приземлиться, ни сигнальных огней. Там нет друзей, ожидающих их в условленном месте. «Слепой» прыжок. Это для того, чтобы обеспечить скрытность выброски группы.

По-разному встретили белорусские леса добровольцев-разведчиков, «упавших с неба» глубокой ночью с 3 на 4 июня 1942 года.

Благополучно приземлился Володя Терентьев. Спрятав парашют, он начал искать товарищей и вскоре заметил увязшего в болоте Василия Бокова. Терентьев помог ему выбраться из трясины. Почти сразу же нашлась Надя Кожевникова.

— Как приземление? — негромко спросил Боков девушку.

— Нормально.

— Парашют спрятала?

— Не беспокойся. Все сделала, как положено.

— Кого-нибудь из ребят видела?

— Нет. И не знаю, где их искать.

Поблизости раздался треск сухого валежника, и между деревьями показался Николай Барашков.

— Колька! — негромко окликнула его Надя. — Иди сюда!

— Где Василий? — поинтересовался Барашков.

— Здесь. А другие?

— Никого не видел.

— Отправляйтесь искать ребят, — распорядился Боков. — Кого найдете, приводите сюда. Барашков, ты иди к опушке леса. А Надежда пойдет в противоположную сторону. Быстро! Терентьев отправляйся строго на запад. Сбор здесь через тридцать минут.

Боков, расстроенный тем, что сильный ветер рассеял группу по лесу, тоже отправился на поиск.

Еще несколько минут назад Горчаков летел к темному лесному ковру; парашют раскрылся, все в порядке. Земля стремительно приближалась. Еще мгновение, и под ним раздался треск. Это ломались ветки сосновой кроны, в гущу которой он угодил. Остроконечные сучья хватали его, словно хищники когтями, разрывали одежду, царапали кожу. На мгновение он повис на стропах между небом и землей. Затем его качнуло в сторону, и он камнем повалился на землю. Не успев ощутить боли, потерял сознание. Очнувшись, приподнял голову, посмотрел вокруг. Темно. Никого нет. Провел мокрой рукой по лбу и сразу же вскрикнул от боли в ноге. Оказывается, он зацепился парашютом за крепкие ветви сосны, обломил их и грохнулся на землю, угодив правой ногой на пень. Хотел подняться, но не смог. Ощупал ногу. Снова попытался встать.

Прислушался. Выкопал яму. Затем собрал парашют, запрятал его под сосной и, преодолевая боль в ноге, стиснув зубы, стал пробираться в глубь леса. Ему с трудом удалось пройти несколько метров. Сел на землю, осторожно стащил кирзовый сапог с сильно распухшей ноги, прилег. Небо было совсем черное, зловещее, затянутое грозовыми тучами. Казалось, вот-вот грянет гром.

В лесу раздалось кваканье лягушки — условный сигнал десантной группы. «Наши!» Овидий обрадовался.

Через минуту послышался шорох, шаги. Появился Володя Щелкунов. Овидий вскочил, запрыгал к другу на одной ноге.

Не теряя времени, они двинулись в путь. Минуты через две-три услышали приглушенную русскую речь. Сделав несколько шагов, увидели Николая Сазонова. Он был по пояс в грязи. Оказывается, приземляясь, Николай угодил в болото и с трудом выбрался из него.

Вскоре объявился и Николай Шорин.

— Как дела? — негромко спросил Щелкунов Николая.

— Все нормально.

— Не страшно было прыгать?

— По правде говоря, когда подходил к люку само-лета, было как-то безразлично, ничего не боялся. А когда парашют раскрылся, показалось, повис в воздухе.

— Повис?

— Да. Показалось, что я повис во мгле среди небес. Во мне же всего пятьдесят килограммов. Ну, думаю, не видать мне больше земли родной, — шутил Шорин. — Унесет к фашистам в лапы. — Друзья засмеялись. — Честное слово, мне показалось, что я не снижаюсь. Потом, как назло, увидел, что мимо меня медленно проплыл к земле один парашютист, другой… Все обгоняют. Это же черт знает что такое! Какие только мысли в голову не приходили. Думал, что теперь буду птицей парить в воздухе. И только когда ногами о землю ударился, обрадовался. Приземлился нормально…