С нами были девушки

С той минуты как вносовцы растаяли в предвечерних сумерках, ни от долины, ни из леса не долетел ни единый звук, который напомнил бы о них: ни голоса, ни выстрела. Только иногда начинала стонать, как ребенок, ночная птица, заставляя Зину вздрагивать. Потом вопли птицы переходили в короткий истерический смех, и от этого смеха у Зины холодела кровь.

В одну из таких минут она услышала сзади себя приглушенные травой шаги, быстро обернулась, испуганная и обрадованная. Но то снова была Давыдова. Младший сержант тенью скользнула мимо нее к могучему буку, возле которого, как и в прошлый раз, оставил свой мотоцикл Андрей. О, тот незабываемый вечер, который открыл Зине ее будущее: навеки с ним, с любимым!

Теперь Давыдова подтянула машину на наблюдательную площадку. Зина подошла, погладила шершавые ручки на рулевом управлении. Казалось, мотоцикл тоже ждет своего хозяина…

Над головами девушек промелькнула летучая мышь.

— Слышишь? — тихо спросила Давыдова.

— Что?

Давыдова не ответила.

Зина прислушалась. В самом деле, среди шелеста листвы рождался еще какой-то шум, более ровный, уверенный.

— Грузовик. Едут…

Зина мельком оглядела небо. Который час? Нет, еще очень далеко до того своеобразного, молчаливого часа, когда все вокруг успокаивается, небо бледнеет, из густо-черного становится таким, будто в воздух подмешали пепел, а звезды начинают блекнуть и подниматься выше.

Далекий равномерный шум стал четче, выразительнее, горы смелее и смелее подхватывали его.

— Товарищ младший сержант, — официально доложила Зина, — к посту приближается машина…

2

Тихо шумели деревья. Над густой травой, по которой шли, рассыпавшись в цепь, солдаты, взлетали кузнечики, над головами порхали бабочки.

Ласково светило утреннее апрельское солнце. Земля нежилась в его теплых лучах, будто умытая, поблескивала ярким изумрудом молодой травы, драгоценным рубином цветов.

Вокруг стояла необыкновенная тишина. Казалось, все богатства природы, все тепло и нежность весеннего солнца собрались в этом уголке земли.

Но где-то здесь, совсем близко, притаилась смерть, готовая в любую секунду поразить каждого из них.

Группа солдат во главе с Моховцевым медленно подымалась по густой траве в гору, держа автоматы наготове. Другая группа со старшим лейтенантом Лавриком обходила зеленый лесистый холм с противоположной стороны.

За несколько километров от поста, в глухом лесу, у подножия этого высокого холма, они натолкнулись на тяжело раненную Любу. Девушка ночью оползла по склону, но двигаться дальше, по ровному месту, у нее не хватило сил. Когда ее привели в сознание и начали расспрашивать, она не смогла собраться с мыслями и жалобно повторяла только одно: «Никто не стрелял, а всех поубивали, всех поубивали» — и в конце концов разрыдалась. Ничего не добившись, ее отнесли на пост, и солдаты продолжали подниматься на гору.

Никто из них не был трусом. Но одно дело встретиться с опасностью с глазу на глаз, совсем другое — двигаться по этой солнечной траве, к зеленой заросли молодых елей, под огромные стволы сосен, которые легонько гудят, покачивая высокими верхушками, идти и не видеть врага, а только знать, что он в эту минуту следит за тобой, целится в тебя из какого-то таинственного беззвучного оружия.

И все равно они ползли — шаг за шагом, метр за метром…

Зина, несмотря на раненую руку, вырвалась вперед, увидела возле себя лейтенанта Ляхова и майора. Она заметила взгляд командира, блеснувший из-под век серо-стальным лезвием, и почувствовала, что простила ему теперь все, за что справедливо и несправедливо гневалась на него.

Медленно поднимались они по склону, пока не оказались на большой поляне, окруженной со всех сторон высокими деревьями.

…В траве, в нескольких метрах впереди, лежали их товарищи. Андрей и сержант Куценко упали головами к врагу, почти рядом. Лейтенант откинул руку с зажатым в ней пистолетом. Лица убитых прятались в траве. Теперь можно было представить, как они шли, как упали, как неожиданно, так и не услышав выстрелов, не увидев врага, погибли в черно-серебристой тиши ночного альпийского леса. Сзади Андрея в такой же позе застыла Рая. Старый румын Петря раскинул руки, будто и в последнее мгновение жизни не хотел отдавать свои горы, свою землю бандитам.

Не помня себя Зина вскочила на ноги. Она уже не видела голубых лоскутов неба над высокими соснами, яркого света солнца, не слышала шума жизни в молодой траве, не ощущала предательской лесной тишины.

С трудом поднимая отяжелевшие ноги, она вместе со всеми бросилась к ельнику, в котором, должно быть, притаился ненавистный враг.

Она не добежала туда, запуталась в высокой граве и упала возле Андрея.

Она не видела, как товарищи перебежали поляну, не знала, что никто так и не стрелял, что Моховцев несколько раз оглянулся: может, кто упал — ведь у диверсантов беззвучное оружие, и выстрелов все равно не услышишь — а через несколько минут возвратился к ней.

Солдаты нашли под деревьями клочья парашютов, обрывки радиоантенны, увидели вытоптанную хвойную падь. С противоположной стороны вышли автоматчики Лаврика, и все поняли, что враг волчьими тропами удрал ночью дальше…

Майор и Давыдова осторожно поставили Зину на ноги и повели с собой, подальше от этого места. Девушка не сопротивлялась. Казалось, она была без чувств. Поддерживаемая с двух сторон, не шла, а волочила ноги. Потом вдруг остановилась, забилась, вырвалась из рук и ухватилась за ствол дерева.

Пока солдаты укладывали погибших товарищей на брезентовые носилки, Зина, не замечая возле себя никого, жадно прижималась к шершавому, чешуйчатому стволу. Ее пилотка осталась где-то в траве, и пышные черные волосы рассыпались по шее, лицу. Она не плакала, не стонала — замерла, окаменела.

Солнце, поднимаясь над горизонтом, залило своим золотым сиянием и высокую сосну и ее. Это было апрельское солнце, солнце, озарявшее в далеком Берлине утро великой Победы…

Еще раз от автора

…Я все еще держу в руках фотографии. Откладываю те из них, на которых снят последний путь Андрея и его товарищей, и не свожу глаз с карточки, где изображены девушки, конвоирующие пленных бандитов.

Их четверо, этих убийц-парашютистов; впереди — плюгавый немец с лицом хорька, потом местные кулаки, среди которых выделяется один — черный, грузный, выше всех, тот, которого увидела на посту Зара.

Их обучали в школе диверсантов в заштатном австрийском городке.

Уже подыхая, фашистская разведка вложила в их кровавые руки новое беззвучное оружие и выбросила из самолета в трансильванских горах с заданием разведать и нарушить связь противовоздушной обороны вокруг нефтяного района.

Долго искали их солдаты Моховцева на крутых склонах, в глубоких ущельях, а поймали возле самого поста ноль девять, в вороньем гнезде — у божьих монашек…

Быстро летит время… Уже обвалилась землянка бывшего поста, буйным лесным разнотравьем порос котлован на наблюдательной площадке, еще пышнее стал бук над заросшей узкой тропкой, которая вела когда-то от дороги на пост. В долине, под горой, каждую весну слышен гул тракторов сельскохозяйственного кооператива, ярко светит электричество в бывшей боярской деревне… Лишь на лесном холме, как и пятнадцать лет назад, тихо: мелодично поют птицы, шепчется с ветерком листва и быстро спускается с гор пряная ночь…

Летит время, сходятся и расходятся в большой жизни пути-дороги людей. Иногда однополчане встречаются друг с другом. Вспоминают незабываемые дни, расспрашивают о боевых товарищах. Так они узнали, что лейтенант Грищук после расформирования части пошел учиться в военную академию и уже, наверно, не лейтенант, а капитан или майор, что Смоляров сразу после войны демобилизовался и трудится в народном хозяйстве; знают, что Ляхову наконец повезло, что он учился на курсах, стал зенитчиком и уже перегнал в воинском звании своих однокашников, но что теперь его не так волнует звание, как радует сама служба, призванная охранять мир и спокойствие на земле. Известно им и то, что осенью сорок пятого года Василий Иванович Моховцев, провожая домой своих солдат, сделал Зине предложение, но та в ответ только горько заплакала, что потом Моховцев ушел в отставку и все-таки женился и что жену его зовут Марией Горицвет. Знают однополчане, что трое девушек с поста ноль девять тоже нашли свое личное счастье, вышли замуж, даже техник связи Люба Малявина, которая после тяжелого ранения так боялась остаться одинокой, что у Кати Давыдовой двое детей и работает она в Сибири на строительстве гидростанции…