Двадцатое июля

Единственный недостаток обиталища состоял в отсутствии клозета. Но с этим Бургдорф попробует смириться. Будет по ночам совершать вылазки на волю.

Однако имелось еще и второе неудобство. Сырость. Впрочем, летом на этот недостаток можно не обращать внимания. А оставаться в подвале на более долгий срок корректор не собирался. Как только все успокоится, он уедет в Мюнхен. Благо в пивной столице рейха его никто не знал.

Беглец бросил сумку на пол и упал на кровать.

Всё. Он свой выбор сделал. Теперь или смерть, или, как минимум, концлагерь. Что, впрочем, одно и то же.

Бургдорф посмотрел на часы: без пятнадцати девять. Нужно попытаться заснуть. Обязательно нужно поспать. Вряд ли сегодня кто-то приступит к тщательным поискам пропавшего корректора. Весь Берлин в войсках. Кругом танки. Паника. Стрельба. А вот завтра им уж точно займутся вплотную. Поэтому к утру следует чувствовать себя свежим, бодрым и готовым к действию.

Дверь распахнулась от резкого толчка. Доктор Клюге обернулся. В помещение вошли Гиммлер и шесть охранников.

— Мой рейхсфюрер, — врач спиной прикрыл тело Гитлера, — к сожалению, я вынужден напомнить: здесь нельзя находиться без медицинских халатов и масок.

— Он жив? — проигнорировал Гиммлер тираду доктора.

— Мы делаем все, что в наших силах. Однако у фюрера несколько минут назад остановилось сердце. Но шанс еще есть…

— Отойдите в сторону. — Гиммлер оттолкнул доктора, и того тут же приняла охрана. Рейхсфюрер поднял безжизненную руку Гитлера, подержал ее на весу и уронил на место. — Керстен, взгляните.

Личный врач рейхсфюрера склонился над мертвым Гитлером.

— Итак, доктор, — Гиммлер достал платок и тщательно протер им руки. — Когда скончался наш фюрер?

— Несколько минут назад, — без колебаний ответил врач.

— Несколько минут назад, — механически повторил Гиммлер. И повернулся к охране: — Этих, — он указал на доктора Клюге и доктора Гепнера, — расстрелять. Немедленно. К телу фюрера приставить охрану. Если произойдет нечто из ряда вон выходящее, ищите меня в узле связи.

— Господин рейхсфюрер, — Керстен загородил собой дверной проем, — прошу вас, отмените приказ о расстреле врачей! В кончине фюрера нет их вины!

— Я с вами согласен, доктор. Они не виноваты в смерти фюрера. — Гиммлер посмотрел на доктора Гепнера, тот опустил глаза. — Но я человек военный и прекрасно знаю, как выглядит тело покойного через минуту, и как — через полчаса. Не правда ли, господин доктор?

Керстен сник. Да, он совсем не учел, что Гиммлер действительно был хорошим знатоком в подобных делах.

Гепнер упал рейхсфюреру в ноги, умоляя сохранить ему жизнь. Однако министр безопасности остался неумолим.

— С врагами рейха следует расправляться беспощадно. — Гиммлер ткнул пальцем Керстена в грудь: — Даже если они чьи-то любимчики.

Гепнер вцепился в сапог рейхсфюрера.

— Не убивайте меня! У меня семья! Моя старая мать не перенесет моей смерти!..

Адъютант Гиммлера с трудом оторвал врача от шефа, однако Гепнер попытался снова вцепиться в обувь рейхсфюрера. Офицеру это, видимо, надоело. Выхватив из кобуры пистолет, он точным, отработанным движением приставил его к затылку доктора и нажал на спусковой крючок. Звук выстрела на мгновение оглушил Керстена.

Гиммлер брезгливо отдернул ногу: лакированная поверхность сапога оросилась кровью.

— Идиот. — Рейхсфюрер еле сдержал тошноту. — Я вам приказал расстрелять его здесь?

Бесчувственное тело второго врача поволокли к выходу из бункера.

Гиммлер расстегнул верхнюю пуговицу кителя.

— Керстен, если не хотите повторить судьбу ваших коллег, ждите меня возле самолета. Впрочем, нет. Оставайтесь со мной.

В узле связи рейхсфюрера быстро соединили с Берлином, однако ни с кем из тех, кого он хотел слышать, связаться не смогли. Ни Мюллера, ни Кальтенбруннера в их кабинетах не оказалось.

— Что у вас там, черт побери, происходит? — накричал Гиммлер на помощника Кальтенбруннера, но тот твердил в ответ одно и то же: в столице военный переворот, на улице стрельба, обергруппенфюрер находится в эпицентре происходящего…

Гиммлер в сердцах швырнул трубку обратно на аппарат.

— Доктор!

Керстен почувствовал ручеек холода, пробежавший вдоль позвоночника. Таким он шефа никогда еще не видел. Обычно спокойный и уравновешенный, сейчас рейхсфюрер извергал волны ненависти, злости и раздражения.

— Мне крайне не понравилось ваше поведение, когда вы встали на защиту тех двух изменников. — Гиммлер тяжело задышал прямо в лицо врачу. — Это не ваша война, Керстен, и не вам играть в наши игры. В следующий раз хорошенько подумайте, прежде чем принимать какие-либо решения. Во-вторых. Вы живы до тех пор, пока нужны мне. Бойтесь стать ненужным, доктор. А теперь вернитесь к самолету и передайте мой приказ о подготовке к вылету.

Как только Керстен покинул узел связи, Гиммлер набрал еще один телефонный номер. На сей раз ответили сразу:

— Шелленберг у аппарата.

— Вальтер, — Гиммлер говорил приглушенно взволнованно, — фюрер скончался. Настал наш час. Поднимайте части. План «168» вступает в силу. Берлин должен оказаться в руках СС в ближайшие четыре часа. Не забудьте нашего корректора.

Шелленберг сжал трубку так, что кожа на косточках пальцев напряглась и побелела. «Господи, — взмолился он мысленно, — лишь бы только нас сейчас никто не прослушивал! Какой план? Какие части? Берлин полностью во власти Геббельса и Бормана. Корректор исчез. Мюллер начал массовые аресты. Скорцени творит в городе беспредел. Сообщить правду? А вдруг меня слушают? Нет, ни в коем случае. Сейчас нужно сделать вид, что все в порядке. Хотя бы относительном».

— Вальтер, доложите, что происходит в Берлине?!

— По моим данным, но они пока не точны, батальоном «Великая Германия» захвачен штаб резервной армии.

Гиммлер почувствовал слабость в ногах. Голос моментально охрип:

— Кто? Кто отдавал приказ Скорцени?

— Не могу знать. Руководство городом взял на себя Геббельс. Заговорщиками захвачена комендатура на Унтер-ден-Линден. Там имеется радиостанция. Есть бронетехника и в правительственном квартале.

— Министерство пропаганды должно оказаться в наших руках, Вальтер) Геббельса на время необходимо изолировать. Вы меня поняли, Вальтер?) Где Борман и Геринг?

— Геринг в своем поместье. Насколько мне известно, ему лишь недавно сообщили о покушении.

— Борман?

— Его в Берлине нет.

— Хитрая лиса) Хочет если не выиграть, так хотя бы не проиграть свою партию. В самый критический час «тень фюрера» не сопровождала своего хозяина. Это ему зачтется. Тщательно следите за всеми передвижениями этой парочки)

— Да, мой рейхсфюрер.

Гиммлер облегченно выдохнул:

— Что ж, Вальтер, в целом обстановка складывается в нашу пользу. Как мы и предполагали. Итак, начинайте действовать. И свяжитесь со Скорцени. Достаточно уже самодеятельности, пусть отныне выполняет мои приказы. Мои, а не Геббельса) И еще, Вальтер. Меня беспокоит Канарис. Этот шельмец может нам сильно подпортить игру. Подумайте, как его можно нейтрализовать. Но помните, что в случае со стариком Канарисом нужна деликатность: он еще много чего может нам рассказать.

Гиммлер положил трубку.

Рейхсфюрер покинул пункт связи, приказав сотрудникам не отвечать ни на какие телефонные звонки вплоть до 17:00 следующего дня. Оставив для контроля над ними своего личного оператора, он вернулся к самолету и повторил распоряжение о подготовке к вылету. Полковник Баур хотел было воспротивиться — в конце концов, он являлся личным пилотом фюрера и обязан был выполнять только его приказы, — но, поразмыслив, решил подчиниться.

В ушах Керстена долго еще звучали последние слова рейхсфюрера. От страха его буквально сотрясала дрожь. Он понимал: теперь его жизнь не стоит и ломаного гроша. Лишь в самолете доктора вывел из нервного транса громкий голос нового коменданта «Вольфшанце». Растерянный полковник стоял перед трапом, придерживая левой рукой фуражку, чтобы ее не сдуло воздушной волной, исходившей от набирающего обороты двигателя.