Город может спать спокойно (сборник)

— Я думаю, — сердито отвечает Говорков, — что этот ваш «деятель» не верит и в то, наверное, что Павка Корчагин не только наших солдат в атаку поднимал, но и бойцов Вьетнама вдохновляет. Он и Чапаева, может быть, считает выдумкой…

— Ну ладно, Говорков, — останавливает его Дюжев.-

Тот «деятель», о котором я тебе рассказал, вовсе не против героев. Он только против потери, как он выразился, «чувства реальности». Чтобы не очень увлекаться и не подозревать каждого…

— Почему же каждого? Ведь тот тип, которого я заподозрил…

— Все, Говорков! Будем считать, что ты мыслишь вполне трезво. Я тоже думаю, что книги о бдительности пишут не для одних только развлечений. А что касается такой, как «Фронт тайной войны» (я прочел ее вчера), так это же сплошные факты. Да еще какие! И кончим на этом дискуссию. Будем выполнять наш не только служебный, но и комсомольский долг.

Некоторое время они идут молча. Говорков очень доволен, что откровенно высказал свою точку зрения. А Дюжев немного досадует на себя, что завел этот разговор, не имея возможности сказать Говоркову всего, и потому «деятель» в рассказе его выглядел слишком уж неприглядно. Хорошо еще, что Говорков не догадался, кого он имел в виду под этим «деятелем». А был это его начальник, который действительно предостерегал его от увлечений и особенно опасался за Говоркова, полагая, что тот находится под слишком большим влиянием приключенческих книг. К тому же он дал понять, что поиском подозрительного типа, замеченного Говорковым на Козьем пустыре, занимаются теперь товарищи из госбезопасности. Дюжев только не очень понял, есть ли у них достаточные причины для этого, или они заинтересовались им лишь на основании того, что он, Дюжев, доложил своему начальству?

Раздумье Дюжева прерывает звук сирены, оповестивший население западной части Ясеня о начале работ по разминированию подземного склада боеприпасов. Лейтенант смотрит на часы — на них ровно восемь. Жители трех параллельных Козьему пустырю улиц уже покинули, значит, свои дома. А саперы, наверное, выносят уже из подземелья первые снаряды и бережно укладывают их на площадку, засыпанную толстым слоем песка.

Дюжев с Говорковым тоже подошли к своему посту. С этой минуты они начнут дежурство. Говорков зайдет в газетный киоск в вестибюле гостиницы и будет помогать своему «дяде» продавать газеты и журналы. Дядя этот, правда, не его, а Дюжева. Родной брат его матери. Лейтенант еще вчера договорился с ним, что Говорков на какое-то время станет его внештатным помощником. А сам лейтенант будет где-нибудь неподалеку, и Говорков в любой момент сможет подать ему сигнал, как только появится в том необходимость.

А на Козьем пустыре в это время старший сержант Вачнадзе кладет на песчаную подстилку первый стодвадцатидвухмиллиметровый осколочно-фугасный снаряд, переданный ему капитаном Левиным. Вместе с полковником Азаровым они отбирают пока наиболее сохранившиеся боеприпасы, не занесенные песком и глиной.

Лишь спустя полчаса, когда нагрузили ими первый бронетранспортер, Азаров ушел на свой командный пункт, где установлены две радиостанции и подведены телефонные провода, связывающие его со всеми участками подземного склада, на которых начато разминирование. Тут же разместился и медицинский пункт.

Спустя полтора часа все четыре бронетранспортера, нагруженные снарядами, медленно тронулись в путь к подрывному полю. Впереди них — автомобиль ОРУДа с громкоговорителем. Движение по шоссе остановлено.

Замыкает колонну бронетранспортеров штабная машина с радиостанцией, поддерживающей непрерывную связь с командным пунктом полковника Азарова.

День на исходе, а Говорков все еще не может сообщить лейтенанту Дюжеву ничего определенного. Раза два ему казалось, что он заметил того человека среди постояльцев гостиницы, проходящих через вестибюль, но полной уверенности в этом не было. Один из заподозренных показался ему несколько ниже ростом, а другой полнее и шире в плечах. Доложить о них Дюжеву Алексей так и не решился.

В шесть часов вечера протяжный звук сирены оповестил жителей Ясеня о прекращении работ по разминированию. Они могут теперь вернуться в свои квартиры. Многие из них, наверное, проведут ночь спокойно: они не знают ведь, что в городе притаился диверсант.

А у Говоркова нет больше никаких сомнений, что этот диверсант лишь ждет удобного момента. Алексей сам еще не представляет, что он сможет предпринять, чтобы помешать его замыслам, но считает себя лично ответственным за безопасность родного города.

Надо бы, пожалуй, зайти за инвалидом отцом к тетке и отвести его домой, но это может сделать и старший брат или мать, возвращаясь с работы, а он не покинет своего поста, хотя бы ему пришлось продежурить тут еще и ночь.

В семь часов дядя Дюжева, Никита Андреевич, собирается закрывать свой киоск.

— Мне давно уже пора, — говорит он Алексею. — И так сегодня дольше, чем положено. Так что уж ты…

Но в это время к киоску под видом покупателя газеты подходит Дюжев.

— Кончай дежурство, Алексей, — шепчет он Говоркову, расплачиваясь за газету. — Выходи из гостиницы и жди меня у автобусной остановки.

И он ушел, а Говорков, попрощавшись с Никитой Андреевичем и условившись, что завтра придет к нему снова, не спеша направился к выходу.

И тут вдруг в толпе людей, вошедших в вестибюль из ресторанного буфета, он видит высокого сухопарого человека, в котором тотчас же узнает того, кого выслеживал весь день.

Что делать? Как сообщить об этом Дюжеву? Он ведь уже на улице в условленном месте, и если пойти туда, упустишь этого типа. А он торопливо идет к лифту, не подходя к дежурному администратору. Значит, не сдавал ключа и не выходил из гостиницы, а спускался только в буфет.

Говорков расталкивает стоящих впереди него людей, но поздно — дверца лифта захлопывается перед самым его носом: в нем уже полный комплект.

Узнать бы хоть, на какой этаж он поднимается? Это можно было бы установить по вспыхивающим на панели цифрам, отмечающим перемещение лифта, но он ведь не один там, в нем еще три человека.

Вот ли‹Ьт минует третий… четвертый этаж и останавливается. Значит, кто-то уже поднялся до своего этажа… Идет дальше. Снова остановка. Седьмой этаж. Неужели дальше не пойдет?… Диверсант, по расчетам Дюжева, должен ведь подняться на десятый. Но вот на панели гаснет цифра семь и загорается восемь, за нею девять. И всё!

Говорков не успевает сообразить, что же ему теперь делать, как рядом с ним оказывается Дюжев. Он нажимает кнопку вызова и, ни слова не говоря, ждет лифта, спуск которого отмечают вспыхивающие в обратном порядке цифры на панели. Едва кабина достигает первого этажа, Дюжев тотчас же распахивает ее дверцу.»

— Ну? — коротко спрашивает он Алексея, как только лифт начинает подниматься.

— Тут он… — задыхаясь от волнения, шепчет Говорков. — Только что поднялся. А на какой этаж, не знаю. Он был не один. И лифт почему-то дошел только до девятого…

— Не почему-то, а потому, что до десятого он вообще не ходит, — уверенным тоном заявляет Дюжев.

Они поднимаются до девятого этажа и торопливо выходят в коридор. В нем никого нет. Говорков бросается к лестнице, шагая сразу через две ступеньки…

— Ты что? — хватает его за локоть Дюжев. — Никак, брать его решил? А ну-ка убавь прыть! Нам с тобой не дано на этот счет никаких полномочий.

— Но нужно же посмотреть, в каком он номере…

— А он, конечно, стоит там возле дверей и ждет нас.

— Можно ведь и постучаться в две-три двери наугад, спросить какого-нибудь Петрова или Сидорова?…

— Чтобы насторожить? И потом, знаем мы разве, как его фамилия? Может быть, он как раз и окажется Сидоровым. Нет уж, посматривай лучше по сторонам, да так, чтобы незаметно было, что высматриваем кого-то.

Они идут теперь по пустому длинному коридору, прислушиваясь, не скрипнет ли какая-нибудь дверь, и разговаривая вполголоса о предстоящем матче местной футбольной команды со сборной области. Пока доходят до конца левого крыла коридора, из одного номера выходит женщина. На обратном пути встречается бородатый мужчина, возвращающийся из туалета.