Сержант и капитан

Плотно поев и допив коньяк, Никита с сожалением ощутил, что не пьян. Чуть шумело в голове и кровь побежала чуть быстрей, не более того. Добавить бы еще, но Никита и так уже нарушил данное однажды самому себе слово не пить в одиночестве. Тем не менее, изображая сильное подпитие, он заплетающимся языком позвал официантку и залихватски бросил деньги на стол со словами: «Сдачи не надо». Резко встал, опрокинув стул, и, шатаясь, как моряк на суше, проследовал мимо закрывшегося пивной кружкой шпиона. Лестницу, ведущую из подвальчика на улицу, действительно пришлось преодолеть с некоторым трудом — все-таки коньяк в крови дал о себе знать.

Небо над Орлом было почти черным и низким-низким. Никита никогда не мог понять этот феномен — почему, чем в городе дома ниже, тем ближе небо, и чем выше, тем дальше? Как будто московские высотки изо всех сил отталкивают от себя небеса. Почему на Кавказе, когда летней ночью он лежал на земле, он мог дотянуться до звезд рукой, а в городе он их совсем не может разглядеть?

У него пропало всякое желание водить и дальше преследователей за нос. Хотелось спать. Наутро необходимо иметь свежую голову. Завтра — генеральное сражение. Но перед тем, как вступить в это сражение, нужно сделать еще кое-что — подбросить простреленный планшет во вражеский окоп с подробным, но фальшивым планом будущей битвы.

Добравшись до своего этажа в гостинице, он долго ковырялся ключом в замке и не мог открыть дверь. Мешая опьянение с игрой, Никита не справился с замком, привалился к стене рядом с дверью и тут же съехал вдоль нее на пол. Осмотрелся по сторонам — в дальнем конце коридора стали выглядывать из номеров любопытные. Возможно, среди них и нужные ему люди. Усугубляя ситуацию, Никита, закрыв глаза и отбивая ритм кулаком по полу, в полный голос запел:

— По полю танки грохотали, солдаты шли в последний бой, а молодого командира несли с разбитой головой…

— Братан, — донеслось с верхнего этажа через лестничный пролет, и на самом деле пьяный, без всякого кривляния голос, грянул в поддержку,

— По танку грохнула болванка, погиб наш славный экипаж…

Потом послышался грохот, песня оборвалась и сменилась неясными всхлипами и криками. Видимо, певец кубарем летел вниз, считая ступеньки, чтобы успеть к последнему куплету. На импровизированной эстрадной площадке появилась консьержка — бесформенная женщина лет то ли тридцати, то ли пятидесяти, с красным то ли от ожирения, то ли от дешевого вина лицом и, всплескивая руками, начала картинно причитать:

— Ай, божечки, набрался, что в номер попасть не может. Ты думаешь, мне охота тут с тобой возиться? Вот наряд вызову, они тебя вмиг приструнят.

Никита, пьяно сдвинув брови и скривив рот, недоуменно спросил:

— Наряд? Я же ничего не сломал.

Консьержка немного осеклась. Действительно, ничего не сломал. Но заложенная годами схема поведения взяла свое:

— Не сломал, так сломаешь. Знаю я вас. — Она осторожно пихнула его носком туфли, видимо, изображая бурю возмущения.

— Мамаша!!! — Никита поднялся спиной вдоль стены и широким захватом приобнял консьержку. Та испуганно содрогнулась, но вырваться не решилась.

— Мамаша, я же ведь ничего не сломал, ничего плохого не сделал, а пью я потому, что настроение у меня хорошее. А знаешь, почему настроение у меня хорошее? — Никита чуть не ткнул консьержке указательным пальцем в глаз. Палец задержал свое движение, и глаза консьержки от испуга съехались в одну точку на кончике пальца.

— Потому что завтра я буду очень богатым. Понимаешь, не просто богатым, а очень, очень и очень богатым. Потому что я узнал кое-что важное, чего не знают другие, а очень хотят знать. И это настолько важно, что они, ну то есть те, кто хотят это узнать, даже не представляют, насколько это важно. Важнее всех важных!!! И когда завтра поздно вечером я вернусь, уже очень богатым, то я, мамаша, куплю тебе отдельную гостиницу, где у тебя не будет постояльцев, а только пылесосы и стиральные машины. И один робот-надзиратель Р-2. Все они будут тебе подчиняться, не будут бить стекла и не будут ломать двери. И гостиницу назовем «Мест нет», а бар при ней — «Пиво только для членов профсоюза».

Никита широко повел рукой, открывая перед консьержкой безграничные перспективы. Она сжалась окончательно, ожидая самого худшего — разгрома заветного шкафчика с «Кока-колой» и «Фантой», откуда она черпает свой дополнительный приработок.

С верхнего этажа наконец долетел бэк-вокал. Было видно, что это далось ему с трудом. Цепляясь за стену, вокалист встал на ноги и прошел, не разбирая дороги, мимо Никиты с консьержкой. Он их уже не узнавал.

— Во, мамаш, видала? А ты на меня нападаешь. Этот товарищ поопаснее-то будет. — Никита проводил взглядом уходящего в никуда несостоявшегося члена дуэта. Тот шел мимо выглядывавших из своих номеров знакомых лиц. Похоже, что его слова о будущем богатстве были услышаны.

— Прав ты, сынок, ох как прав. Уж его-то, голубчика, я точно прищучу.

Никита приподнял руку, отпуская плечо консьержки, и та немедленно ринулась в свою каморку к телефону. Она нашла своего врага на этот вечер, и он ответит ей за все. Никита уже уверенным движением вставил ключ в замок и открыл дверь.

Теперь он мог поспать по-настоящему. А у врагов сегодня — бессонная ночь. Они услышали о том, что Никита нашел некое осязаемое богатство. Другие слова не произвели бы должного впечатления — «нечто», «что-нибудь», «деньги», «клад» и даже «будущее»… «Богатство» — вот то сказочное слово, которое, произнесенное с должным убеждением, звучит как проповедь, как призыв к действию, как заклинание.

Теперь выход у них только один: ежесекундно отслеживать Никиту, выйти за ним на то место, где он изобразит живейший интерес, и перехватить его на этом самом месте. Дилемма. С одной стороны, еще сегодня утром Никита ставил себе более упрощенную задачу — просто захватить одного из главных в этой банде. Но теперь он понял, что можно подстрелить и второго зайца — найти клад, на который они друг друга выведут одновременно, это абсолютно очевидно. Инстинкт охотника взял верх. Загвоздка в одном — им известны приметы, которых не знает Никита, но они не знают место, известное только ему. И он знает, где это кладбище, а они — где именно на этом кладбище лежит то, что им всем нужно. Завтрашний день покажет, достигла ли сегодняшняя разведка боем Никиты своей цели.

За дверью вовсю гремела песня о расстрелянном советском танке. Милицейский наряд вязал пьяного певца. Парень, который так рвался допеть с Никитой эту песню, не сдавался. Его отчаянные крики граничили с самодовольством:

— Что, взяли, менты позорные?!. Да я сам вам сдался!.. Как я вообще на этом этаже оказался?.. Да руки не крутите-то козлы!.. Иду уже, иду… Вашу мамашу, кто-то же здесь пел!.. Ну все, иду, иду.

Никите очень хотелось выйти и спасти случайного бедолагу, который был совершенно не при чем. Но с другой стороны, как только этот певец придет в себя, он расплатится с милицией и те его отпустят. А если нет, то завтра вечером вытащит его Никита. В конце концов, сам того не желая, он ему сильно помог.

Никита проснулся из-за того, что солнце было прямо в окно. Подъем. Никита с наслаждением вытянулся в кровати. Номер был настолько лилипутским, что кровать примыкала прямо к окну. Никита выставил усталые ступни на подоконник и с удовольствием размял пальцы ног под утренним ветерком. Далее взял телефонную трубку и вызвал такси. Место, до которого он собрался ехать, не просто удивило диспетчера. Она посчитала своим долгом добавить:

— Так туда же никто никогда не ездил!

Закромский Хутор — в девятнадцатом году был одним из многих хуторов, окружавших Кромы, а теперь — скорее небольшая деревня километрах в пятидесяти от Орла по южному направлению, — вот какую точку назначения Никита определил таксисту. Эта географическая точка на карте станет конечной, если там есть кладбище.

Между Орлом и Закромским Хутором много населенных пунктов, но поселок городского типа Кромы — это не населенный пункт. Это бывшее поле боя. Никита столько раз читал про Кромы и представлял их каким-то литературным мемуарным местом, где закостенела гражданская война. Как будто там остановилась, не добежав до Москвы белая волна и, разбившись о всеобщее непонимание, отхлынула на Дон и Кубань. Исторический водораздел, не замечаемый своими собственными жителями. Все этим мысли пришли Никите в голову, когда они проезжали единственный в Кромах автодорожный мост. Похоже, это была та самая переправа, которую описывал в своем дневнике капитан Корнилов. Через этот мост через речку Недну марковцы вошли в Кромы, и по нему же отступали. Как тогда было все просто. На противоположной стороне моста Никита попросил шофера остановиться. Он вышел на дорогу. Дорога — одновременно трасса Моск-ва-Симферополь и центральная улица Кром имени Карла Маркса. Набитый до отказа «Шевроле-Субурбан» преследователей остановился на другой стороне моста. Это не машина, это танк. Противники решили играть по-серьезному.