Только звезды нейтральны

- Юра, взгляни-ка, это старинный поморский поселок Кола.

- Где, где?… - мальчик вырвался из рук матери, прильнул к окну.

Мимо плыли почерневшие бревенчатые избы и множество сетей, растянутых на деревянных кольях. Поезд приближался к Мурманску. Встречали нового командующего скромно. На дощатом перроне стояли всего трое моряков. Среди них выделялся невысокий квадратный человек. Юрка крикнул:

- Папка! Смотри, дядя Захар!

Душенов узнал старого друга. И опять защемило сердце…

Поезд остановился. В распахнутую дверь вагона влетел запах паровозного дыма. Юрка ладонью помахал у своего носа и засмеялся. Душенов вышел на перрон, мучительно подыскивая слова, которые должны быть сейчас сказаны. Но Захар опередил его:

- Здравствуй, Константин Иванович!

Душенов ощутил большую мясистую руку, почувствовал тяжелое нездоровое дыхание друга, и ему снова стало неловко. Он крепко обнял Захара и дольше, чем следовало, задержал руки на его плечах.

Юрка еле дождался своей очереди, бесцеремонно повис на шее у дяди Захара.

- Вырос-то как! - восхитился Захар и, улыбнувшись Леле, поцеловал ей руку.

Юрка вертел головой, цепко схватывая взглядом вокзальный пейзаж: невысокое одноэтажное здание, уходящее в синеву, сплетения рельс, водонапорную башню, маневровый паровозик под белым облаком дыма, семафор, похожий на огромный штатив фотоаппарата…

- Как штатив! - воскликнул Юрка. Душенов не понял сына, зато Леля рассмеялась:

- Действительно!

- Располнел, Захар, - сказал Душенов шагавшему рядом товарищу. - Не узнать…

- Люди от неприятностей худеют, а у меня наоборот, - нарочито бодрым тоном отозвался Захар, но Душенов все понял и сказал в раздумье:

- Да, неприятности, неприятности… От них никуда не денешься: всюду нашего брата находят. Чем больше начальник, тем больше неприятностей. Таков, брат, неписаный закон, и ничего не поделаешь.

У папиросного ларька, из окна которого выглядывало девичье курносое лицо, стояла машина. Захар распахнул дверцу перед гостями:

- Прошу!

На потертом сиденье разместились с трудом. Юрка уселся на коленях отца, шепнул в ухо:

- «Антилопа-Гну», сейчас развалится…

И смутился, встретясь со смеющимся взглядом дяди Захара.

Машина неожиданно легко, плавно взяла разбег и понеслась, мягко притормаживая на перекрестках.

Захар повез семью Душеновых к себе. Константин Иванович хотел было отказаться, удобней было бы в гостинице, но не решился. Чувство какой-то тяжелой вины перед товарищем не оставляло его.

Леля коротко взглянула на мужа, и стало ясно, что она тоже считает: упоминать о гостинице не следует.

В двухэтажном деревянном доме, где жил командующий, их приняли радушно. Жена Захара, Александра Павловна, или Шурочка, так издавна называли ее Душеновы, - маленькая, худая, с мальчишеской прической, рядом с Лелей казалась рано состарившейся девочкой. Она стояла растерянная, смущенная, будто впервые видела этих людей. Потом взяла Лелю под руку, повела на кухню и угостила свежим, специально для гостей приготовленным, пирогом. Леля похвалила пирог. Шурочка покраснела от удовольствия: кулинария всегда была ее слабым местом. В кухню заглянули Юрка и Сережа - одногодок Юрке.

- Мам, дай мне пирожка, и мы пойдем, - торопливо сказал Сережа. Схватив по увесистому куску, оба исчезли.

Леля стояла посреди кухни. Шурочка перекладывала с места на место стопку тарелок. Обе женщины чувствовали себя неловко.

- Ты где-нибудь работаешь? - спросила Леля. Шурочка взглянула на нее и горько усмехнулась:

- Считается, что не работаю. Кручусь на кухне с утра до ночи.

- И это все? Шурочка вздохнула:

- На работу хозяин меня не пускает. Что будешь делать?

- Можно ведь заниматься общественными делами! Ты знаешь какой у нас на Черноморском флоте женсовет? Всем дело находится: одни шефствуют над кораблями, другие занимаются самодеятельностью, третьи помогают воспитателям в детсадах и школах. А так жить, ты меня извини, не интересно. Скучно! Я бы не смогла, понимаешь? Засохла бы от тоски.

В бесцветных Шурочкиных глазах и впрямь была тоска.

- На Севере ничего такого нет… Сплетни да пересуды. Вошел Захар.

- Довольно вам куковать, соловья баснями не кормят. - Он взял женщин под руки и повел в столовую.

Посреди комнаты стоял стол, щедро заставленный закусками: рыбой, салатом, икрой. К водке, приготовленной хозяином, Душенов добавил бутылку крымского рислинга, подаренного ему товарищами перед отъездом из Севастополя.

Пили, вспоминали и снова пили. Разговор начинался слегка грустным: «А помнишь?…» Обоим было что вспоминать…

Только к вечеру, когда женщины удалились в другую комнату, захмелевший Захар уронил голову на руки:

- Эх, Костя, Костя! Не думал, что так получится… Душенов страдальчески смотрел на поседевшую голову друга и молчал.

Захар поднял голову. Глаза у него были пьяные, взгляд расплывался, губы обиженно кривились:

- Проморгал я. Понимаешь? Не проверял, не требовал. А люди, сам знаешь, только волю дай!… - Он так постучал кулаком по столу, что мелко задребезжали бокалы. - Ведь я считал, Костя, что у меня тут сплошь друзья. В глаза заглядывали, каждое слово ловили… А приехала инспекция, начали капать со всех сторон. Кто виноват? Ясно кто! Командующий! Кого под удар? Командующего! Все остальные сухими из воды вышли. Мне одному ответ держать приходится.

Душенов сказал:

- Иначе быть не может. Кому много дано, с того и спрашивается.

- Оно так. Только почему именно я оказался козлом отпущения? Ты мне скажи: почему?

Захар совсем раскис. Казалось, что он вот-вот заплачет. Душенову было неприятно смотреть на захмелевшее багровое лицо друга с отвислыми влажными губами.

- Пойдем-ка спать…

- Пойдем, пойдем, дружище, - проговорил Захар, но с места не двинулся.

Душенов обнял его и повел в соседнюю комнату. На широкой тахте, покрытой ковром, свернувшись в клубочек, спал Юрка. На полу лежала раскрытая книга. Душенов поднял книгу, положил на стол. Шурочка хлопотала у кровати с высокими спинками, с большими металлическими шарами, похожими на светильники.

- Вот тут и ложитесь. Мягко и удобно, - сказала она Душенову.

Он засмеялся:

- Ночное ложе вроде как у Петра Великого. Когда хозяева ушли, Душенов спросил жену:

- Тебе здесь нравится?

- Я еще не знаю.

- Я тоже не знаю… - Он привлек ее к себе. - Но знаю, что мне всегда будет хорошо, пока ты со мной…

Душенов знал, что Леля сумеет устроить уют в любом уголке, даже в сарае… Сколько раз за свою жизнь они переезжали с места на место, пока не обосновались в Севастополе. И все, к чему прикасались руки жены, сияло уютом и покоем.

Леля уселась перед зеркалом, чем-то белым намазала лицо, ее глаза на этой белой маске сверкали, как огоньки.

- Представь, у них нет ни женсовета, - сказала она, - никакой общественной жизни!

Душенов засмеялся:

- Теперь будет, - он подошел ближе, зарыл пальцы в золотистой копне волос. - Ведь будет, а?

Леля весело согласилась:

- Конечно!

Утром Душенов и Захар отправились в порт. Всю дорогу молчали. Захар прятал глаза. Он сам вел машину, и его короткопалые мохнатые руки цепко держались за руль.

У причалов, рядом с рыбными траулерами и торгашами, стояли боевые корабли. Это они в 1933 году пришли сюда по Беломорско-Балтийскому каналу. Именно этим кораблям предстояло составить ядро будущего флота, стать форпостом обороны на Севере. Вероятно, вот так с тех пор они и стояли в Мурманске, перемешавшись с мелкими рыболовными судами, как шуга с айсбергами. Ничего, по-видимому, не изменилось.

Душенов легко поднялся по трапу и увидел шеренги моряков. Дежурный по плавбазе вытянулся перед ним, отрапортовал четко и старательно. Душенов прошел вдоль строя. К его встрече, должно быть, давно готовились, все было надраено до блеска. В салоне он в первую очередь обратил внимание на карту, лежавшую на столе рабочего кабинета командующего. Карта была новенькая, без помарок и карандашных пометок. Значит, на нее вряд ли кто смотрел. Это Душенов отметил про себя. Отметил он также, что не видно книг. Кроме лоций и уставов, аккуратно составленных на полке. Даже не видать «Морского сборника», что является спутником каждого моряка.