Залог мира. Далекий фронт
Залог мира. Далекий фронт читать книгу онлайн
Постановлением Совета Министров Союза ССР от 15 марта 1951 года СОБКО ВАДИМУ НИКОЛАЕВИЧУ присуждена Сталинская премия третьей степени за роман «Залог мира»
ЗАЛОГ МИРА
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Тяжело было Лешнеру видеть, как бьются люди на своих делянках, а ещё тяжелее — смотреть на красную морду Брумбаха, наблюдать, как тот выезжает в поле на своих сытых лошадях.
Макс Дальгов приехал в Гротдорф, когда Лешнер уже засеял почти весь свой участок. Эрих очень обрадовался представителю СЕПГ и стал рассказывать ему о жизни в деревне.
— А где тракторы? — первым делом спросил Дальгов.
Выслушав Лешнера, Макс пошёл к Брумбаху. Тот, приветливо улыбаясь, показал почти разрушенную машину. Он в любую минуту готов отдать эту развалину, если только она ещё на что-нибудь годится.
— Так вот, — сказал Дальгов, — во избежание неприятностей верните её поскорее на бывший помещичий двор.
Когда они с Лешнером обошли все поля и вернулись в усадьбу, второй трактор уже оказался на месте. Брумбах привёз машину и поставил её под навес, не скрывая усмешки: чем только люди собираются работать!
Дальгов созвал беднейших крестьян, из тех, что недавно получили наделы, и сказал им:
— Вот что, друзья. Так вы из беды не выберетесь. Надо придумать что-нибудь другое. Мой вам совет: организуйте у себя комитет крестьянской взаимопомощи. Этот комитет будет владеть всем инвентарём бывшего помещика. Сев вы проведёте, это я вижу, но дальше хозяйствовать без машин не сможете. Тракторы необходимо отремонтировать. Вы доставите их в Дорнау, а там уж мы всё устроим. Рассчитайте также, какое количество удобрений вам понадобится, иначе тут у вас ничего не уродится..
Дальгов уверенно учил крестьян хозяйствовать, будто сам он всю жизнь трудился на этой неплодородной, красноватой земле. Крестьяне слушали и удивлялись: откуда этот высокий красивый человек так хорошо знает их нужды?
— Раздел помещичьих владений — это не конец, а только начало демократических преобразований, — прощаясь, говорил Дальгов. — Реформу надо закрепить. Вот выберете комитет крестьянской взаимопомощи, и пусть председатель приедет ко мне, мы вместе подумаем, как помочь вам.
На следующий день бургомистр общины Гротдорфа Иоганн Зибель созвал народ. Собрание продолжалось недолго: слишком горячая была пора. Эрих Лешнер внёс предложение образовать комитет крестьянской взаимопомощи. За создание комитета голосовали все, даже Брумбах.
Начались выборы. Первой кандидатурой кто-то выставил Брумбаха, вторым шёл Лешнер.
— Брумбах хорошо знает хозяйство, — говорили в толпе, — он-то уж сумеет руководить комитетом.
— Этот ваш Брумбах о себе в первую очередь позаботится! — возражали другие. — Нужен такой, чтобы сам из бедняков был.
Голосовали открыто, поднятием рук. Лешнер получил большинство голосов: его единодушно поддержали все те, кто некогда просиживал долгие осенние вечера в сторожке лесника.
Брумбаха тоже избрали, но председателем всё же стал Лешнер. Казалось, это вполне удовлетворило старого Брумбаха. Во всяком случае, он не преминул поздравить Лешнера с избранием. Кроме них выбрали ещё Вальтера Шильда.
Первым делом Лешнер составил опись машин, обнаруженных в помещичьих усадьбах. Если бы все они были исправны, сев удалось бы закончить очень быстро. Но пока рассчитывать на машины не приходилось.
Брумбах предложил просто продать этот хлам, а на вырученные деньги купить две-три пары лошадей. В первый момент Лешнеру предложение понравилось, но потом он понял, что так хозяйничать нельзя. Конечно, отремонтировать машины сложнее, чем продать, но зато в случае успеха комитет будет располагать тракторами и настоящим инвентарём.
Брумбах и с этим согласился. Вообще он менял свои мнения очень быстро. Вальтер Шильд с первого же дня отнёсся к его деятельности недоверчиво. С богатеем следует вести себя осторожно. Такие люди способны на любую каверзу.
Лешнер решил повидаться с Дальговым и Михаэлисом, чтобы выяснить, на какую помощь можно рассчитывать в городе. Ясным апрельским утром он появился в здании городской организации СЕПГ.
— Ну, как ваш комитет? — спросил Дальгов.
— Комитет уже действует! — постарался бодрым тоном ответить Лешнер.
— Кого выбрали?
— Вальтера Шильда, Брумбаха и меня.
— Брумбаха?
— Да, именно его.
— Хорош общественник! — рассмеялся Дальгов. — Что же он у вас там делает?
— Работает, — неохотно ответил Лешнер, неожиданно почувствовав стыд за односельчан, которые выбрали в комитет кулака.
— Ну, ну, пусть работает, — снова усмехнулся Макс. — Только вы хорошенько за ним присматривайте. Помощь должны получить в первую очередь бедняки. Комитет создан не для таких, как Брумбах. Тащите сюда оба ваших трактора, а также все сломанные машины. Здесь вам их отремонтируют. Работа будет производиться в кредит. Ландрату уже отпущены специальные ассигнования. А вы подумайте сейчас о том, как бы побольше засеять. Если в этом году удастся собрать хороший урожай, всем вам будет значительно легче. Больше производить — лучше жить, такой у нас сейчас лозунг. А осенью получите удобрений вдоволь.
Лешнер зашёл ещё в магистрат, поговорил с Михаэлисом, потом вернулся домой и рассказал в комитете о своих городских беседах. Брумбах страшно заволновался.
— Не дам я ремонтировать в городе машины! — закричал он. — Они там реквизируют их и отправят в Советский Союз вместо репараций. Я-то знаю, русские подобных машин и не видели!
— Что же ты предлагаешь? — спросил Шильд.
— Отремонтировать самим или продать.
— Тракторы мы сами не отремонтируем. Их надо отправить на завод.
Шильд говорил твёрдо, стараясь скрыть волнение. А что, если этот Брумбах окажется прав, ведь тогда за отданные машины придётся перед всем народом отвечать.
— Глупости! — прекратил их спор Лешнер. — Я беру это на свою ответственность.
— Да? — закричал Брумбах. — А чем ты ответишь, когда машины пропадут? Ты что, никак уже разбогател?
— Таким богатым, как ты, я ещё не стал, — ответил Лешнер. — Но бояться смешно. Оккупационные власти не меньше нас заинтересованы в том, чтобы в зоне было больше хлеба, чтобы люди жили лучше.
— Трогательное единение! — иронизировал Брумбах.
— Послушай, друг, — возразил Лешнер. — Если тебе не нравится майор из комендатуры, можешь свои мысли держать при себе. А только не будь тут русских, никогда бы мне не сеять на своём участке. Ты за свою землицу боишься, потому и говоришь так.
— Да нет, ты меня неправильно понял. Я только одного хочу, — чтобы всей общине было лучше, — сразу же сдался Брумбах.
— Знаю я твои заботы, — не унимался Лешнер. — Позаботился волк о ягнятах!
— Бессмысленный разговор! — возмутился Брумбах. — Можете везти эти тракторы, куда хотите! Я считал своим долгом вас предупредить, а там поступайте, как знаете.
Оба разбитых трактора отправили в город. Михаэлис приказал доставить их на пустырь у ремонтного завода «Мерседес».
Лешнер так и сделал.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Первое мая в комендатуре Дорнау отпраздновали пышно. Утром состоялись спортивные соревнования. После торжественного обеда бойцы направились в зал смотреть новый фильм. А полковник Чайка пошёл к Соколовым, где его давно уже ждали.
У Соколовых собрались все офицеры. Настоящее грузинское «Напареули» подняло настроение. За столом ни на минуту не прекращался весёлый, непринуждённый разговор.
На вечер в городском театре был назначен концерт прибывшего в Дорнау ансамбля красноармейской песни и пляски, и потому часам к шести гости стали расходиться.
В столовой остались только полковник Чайка, майор Савченко, лейтенант Дробот и хозяин. Сегодня впервые офицеры надели парадную форму. На груди у них сияли ордена. Сидя у невысокого круглого столика, они курили, потягивали прозрачное вино и вспоминали утреннюю демонстрацию.
Неожиданно Чайка вынул из кармана и показал офицерам небольшую фотографию. Маленькая ясноглазая девочка серьёзно и в то же время чуть-чуть лукаво смотрела на большую куклу.
— Вот, сразу трёхлетняя дочка у меня появилась, — сказал полковник, думая о письме Марии и не видя ничего, кроме больших ясных детских глаз.