Голубые солдаты

— А вдруг облава случится? — спросил он.

— Тогда будем ждать тебя у Днепра, на Владимирской горке…

Через полтора часа Рязанов вернулся вместе с невысокой полной женщиной в легком сером пальто и темной косынке, из-под которой выбивались тронутые сединой волосы. Подходить к ней сразу всем было рискованно. Поэтому, пока я разговаривал с ней, Бодюков, Колесов и Галя продолжали слоняться от ларька к ларьку в толпе покупателей, а Рязанов, отойдя в сторону, следил за тем, не обратит ли кто подозрительного внимания на меня и на мою собеседницу.

Клавдия Петровна держалась свободно, и в ее больших черных глазах не было ни тревоги, ни страха.

— Я сделаю все, что в моих силах, — сказала она мягким голосом, с той улыбкой, которой встречают добрых друзей. — Васю я пристрою у себя, а остальных — у знакомых и родственников. Квартира у меня просторная, можно было бы приютить всех, но вы, конечно, понимаете, этого делать нельзя. Соседи, дворник… К тому же в доме поселилось несколько немецких офицеров. Слишком много посторонних глаз. Задерживаться здесь, на базаре, тоже нельзя. Я поочередно разведу всех. Вася сам пойдет ко мне. Вы с девушкой отправляйтесь к памятнику Богдану Хмельницкому и ждите меня там. Другие два пусть следуют за мной на некотором расстоянии. Определю их, потом вернусь за вами к памятнику.

— Договорились! — кивнул я.

— Ну вот пока и все, — снова улыбнулась она. — Связь с вами и остальными установит Вася. Я сообщу ему адреса. Пора уходить.

Подождав, пока я переговорил с Колесовым и Бодюковым, Клавдия Петровна направилась с рынка в сторону Днепра. Николай и Борис последовали за ней на расстоянии около полуквартала. Вася заковылял в противоположную сторону, а мы с Галей пошли по Крещатику…

К вечеру все мы были размещены по квартирам у гостеприимных и вполне надежных людей. Они не были подпольщиками и не имели связей с народными мстителями. Никто из них, кроме Клавдии Петровны, не знал правды о том, откуда и зачем мы прибыли в Киев, но, поскольку нашим «квартирмейстером» была их близкая родственница, отрекомендовавшая нас в качестве Васиных друзей, бежавших вместе с ним из плена и вынужденных скрываться, мы нашли у них временное убежище. В тот вечер Рязанов побывал у каждого из нас, и таким образом связь между членами группы была установлена. Чтобы не злоупотреблять гостеприимством людей, приютивших нас, и не накликать на их головы беды, я на следующее же утро отправился на явочную квартиру, адрес которой сообщил мне накануне вылета с Большой земли начальник особого отдела нашей школы. Явка находилась невдалеке от пристани в недавно открывшейся частной гостинице с кафешантаном. Как и положено в подобных заведениях, в небольшом вестибюле, у входной двери, стоял швейцар в ливрее — огромный, пышноусый, с окладистой седой бородой.

Едва я переступил порог, эта туша двинулась на меня и рявкнула густым басом:

— Куда прешься, мазница?

Кроме нас двоих, в вестибюле никого не было.

— Дядя Терентий? — спросил я.

Швейцар остановился, сурово сдвинул брови к переносице.

— Проваливай отсюда поскорее, не знаю я таких племянников.

— Ну что вы, дядя! — промолвил я с обидой. — Я же Гриша, сын вашей сестры Горпыны. Не узнаете? Из Борисполя.

Глаза старика сощурились, подобрели. Быстро оглянувшись по сторонам, он улыбнулся.

— Погоди, дай разгляжу. Неужто и впрямь Гришка?

— Он самый, ей же богу! — подтвердил я. — Приехал работы искать…

Швейцар снова оглянулся, затем, кивнув на лестницу, сказал:

— Второй этаж, номер двадцать шестой. Стучать три раза. — И поторопил: — Давай, давай быстрее.

Двадцать шестой номера находился в самом конце длинного полутемного коридора. На мой стук из-за двери откликнулся мужской голос:

— Да, да, войдите!

Когда я вошел в номер, навстречу мне с дивана поднялся высокий мужчина в полосатых черных брюках, черной жилетке, с галстуком-бабочкой на крахмальном воротнике. Волосы, зачесанные кверху, узкие усики и бородка клином придавали его приятному лицу какую-то старомодность. Окинув меня взглядом с головы до ног, он спросил высокомерным тоном:

— Что вам угодно?

— Мне нужно видеть господина Калошина, — ответил я.

— Вы хотите сказать, коммивояжера фирмы Жигарева?

— Вот именно! Я из Борисполя.

— Что же вы задержались?

— Родственницу встретил.

— И как она вас приняла?

— Замечательно.

Калошин протянул мне руку.

— Ну, здравствуйте. С благополучным прибытием. Товарищ Игнатов, не так ли?

— Валентин Петрович, — представился я.

— А я Сергей Михайлович, — назвал себя Калошин и, снова оглядев меня, неодобрительно покачал головой. — Наряд у вас, с конспиративной точки зрения, не выдерживает никакой критики. Разве можно являться в таком деревенском виде сюда, в гостиницу? Не только шпик, но любой самый тупоумный полицейский заинтересуется, зачем это такому вахлаку понадобилось завернуть в кафешантан, где по вечерам развлекаются немецкие офицеры.

— Что поделать? — пожал я плечами. — Одежда соответствует документу.

Калошин взглянул на мой паспорт.

— Вы ошибаетесь. Вам нужно было одеваться под рабочего, а не крестьянина. Ведь в сельской местности паспорта не выдаются. Вам просто повезло, что вы не нарвались на опытного полицая при проверке бумаг.

Я сообщил, что, к счастью, все обошлось без каких-либо проверок…

У Калошина я пробыл немногим больше часа. Он ознакомил меня с порядком, установленным военной администрацией интересовавшего нас завода при приеме на работу советских граждан. Каждый проверялся самым тщательным образом и в большинстве случаев с запросом по месту довоенного жительства, если эта местность находилась на оккупированной немцами территории.

— Фотографии для паспортов принесли? — спросил он.

Я передал ему снимки, заготовленные за два дня до вылета с Большой земли. Эти снимки были сделаны в особом отделе школы. И я, и мои друзья фотографировались специально для этого случая в гражданской одежде.

Калошин просмотрел их и удовлетворенно кивнул головой.

— Подойдут.

— Когда будут готовы документы? — поинтересовался я.

Калошин пожал плечами.

— Ничего определенного не могу сказать. Зайдите ко мне послезавтра примерно в это же время. А пока старайтесь не показываться на улицах во избежание неприятностей. На всякий случай сообщите мне ваши адреса. Если придется изменить явку или возникнут какие-либо осложнения, мы заранее предупредим вас об этом.

Из объемистого портфеля, лежавшего на стуле, он извлек папки с заполненными и пустыми бланками торговой фирмы купца Жигарева, затем, порывшись на дне портфеля, протянул мне тоненький узкий пакет.

— Здесь биографии людей, на имя которых будут оформлены для вас паспорта и пропуска. В частности, вы, Валентин Петрович, станете на время Константином Ефремовичем Харитоненко. Был такой дальний родственник известного на Украине сахарозаводчика. Сейчас он отбывает наказание где-то в Якутии. Остальные эвакуировались до прихода немцев и работают на Урале. Девушка служит санитаркой в одном из медсанбатов на северо-западном фронте. Надеюсь, вам понятно, насколько важно досконально изучить биографии тех лиц, за которых вы будете себя выдавать в Броварах. И уж, конечно, инженеру Харитоненко никак не подходит ваш нынешний наряд.

— И остальные одеты не лучше, — заметил я.

— Одежда найдется для всех, — сказал Калошин. — Адреса броварских явок и пароли я сообщу вам при следующей встрече. А сейчас мы распростимся. Я вызову швейцара, чтобы он вывел вас черным ходом. Пользуйтесь этим путем и послезавтра. — Он улыбнулся. — Через парадный ход кафешантана я выпущу вас только тогда, когда у вас на руках будет паспорт Константина Ефремовича Харитоненко и когда вы примете надлежащий вид…

Не без опаски добирался я до своей квартиры. Мне казалось, что все встречные слишком подозрительно поглядывают на мой наряд и на мои сапожищи, будто догадываясь, что паспорт, лежавший в моем кармане, оформлен неправильно.