Год рождения 1921

Капитан с неудовольствием покосился на него. Он недолюбливал Гиля с того дня, когда пьяный ефрейтор по ошибке вломился в комнату капитана и узрел своего начальника голым. Капитан был еще пьянее своего подчиненного, но моментально отрезвел, осознав, в каком виде предстал перед ефрейтором. Он выгнал перепуганного Гиля за дверь и со злости даже поломал мебель в комнате. Тщеславие Кизера было жестоко уязвлено: он очень стеснялся своего уродливого тела. С тех пор он возненавидел Гиля и всячески давал ему это понять.

Ненависть Кизера к Нитрибиту носила совершенно иной характер. Фельдфебеля он побаивался и завидовал его росту, воинской выправке, решительности и находчивости. Нитрибит угрожал карьере капитана, ибо обладал всеми данными, чтобы стать офицером и самому командовать ротой.

Нитрибит отлично знал, что если за год службы он не получил повышения, то причиною этому только враждебность капитана. Он постоянно был настороже, но вместе с тем никогда не упускал случая показать капитану свое превосходство.

— Я хотел бы услышать мнение фельдфебеля Нитрибита по этому вопросу, — сладко улыбнувшись, предложил капитан.

Нитрибит выпрямился на стуле, словно по команде «смирно».

— Я вполне согласен с вами, герр капитан, — строго сказал он. — По-моему, решительные меры надо было принять уже после первого случая в Саарбрюккене. Мягкое наказание в тот раз способствовало вчерашнему случаю.

Капитан все еще сладко улыбался, хотя хорошо понял колкий намек. Он молча кивнул и оглядел собравшихся. Его взгляд задержался на санитаре Бекерле. Тот ел капитана глазами и всем своим видом выражал такую преданность, что Кизер недовольно отвернулся и поглядел на Бента. Тот откашлялся и сказал:

— Я полагаю, в роте есть несколько зачинщиков. Все осложнения и непорядки из-за них. Особо обращаю ваше внимание на чеха, который вызвал инцидент в Саарбрюккене. Его фамилия… гм… не помню… его зовут Карел. Он коммунист… по крайней мере, я уверен в этом.

— А хуже всех Кованда, — поспешил высказаться Гиль, — старый болван!

Приземистый фельдфебель Рорбах, любитель преувеличивать, лаконично заявил:

— Все они друг друга стоят. Чешская рота — сборище лодырей и саботажников!

Унтер-офицер Миклиш зевнул со скуки и, заметив, что капитан смотрит на него, поспешно прикрыл рот рукой.

— Правильно, — торопливо согласился он, глядя на Рорбаха. — Совершенно правильно.

Ревматический буфетчик Шварц приподнялся и заерзал на стуле.

— Чехи крадут все, что попадется под руку, — вставил он. — При последнем налете они выкрали из буфета десять бутылок вина.

Шеф-повар Гюбнер махнул рукой.

— А в Саарбрюккене растащили все съестное из офицерской кухни. Это тоже не пустяки.

Кизер выслушивал всех, соображая, что бы им ответить. Его разозлил упрек Нитрибита, и он изменил свои намерения. Только потому, что на строгости настаивал Нитрибит и, по обыкновению, был прав, Кизер решил не уступать фельдфебелю, пусть даже остальные согласны с этим рыжим чертом. Потому-то и надо показать им всем, что тут все зависит лишь от воли его, Кизера, а их советам — грош цена.

— Я полагаю, — объявил он, — что надо выслушать и хауптфербиндунгсмана. Он лучше знает чехов, и сам — надежный человек. Как вы думаете?

Отозвался только Липинский.

— Это правильно, — сказал он тихо. — Не следует забывать, что чехи, хоть они и не без греха, присланы сюда работать. А работают они хорошо.

— Хорошо? — язвительно фыркнул Нитрибит. — Работают они, как им вздумается. Делают ровно столько, чтобы их не заподозрили в саботаже. При желании они могли бы работать много лучше.

— Мне говорили, что чехи работают не хуже наших соплеменников, — возразил Кизер.

— Из наших соплеменников в тылу остались только старики и больные. Как же можно сравнивать их с молодыми людьми?

Капитан повернулся к Липинскому.

— Позовите Коварика, — спокойно приказал он, и все же по голосу было заметно, что капитан раздражен и наверное не прочь пырнуть Нитрибита своим парадным кортиком.

Липинский быстро поднялся и вышел.

— Липинский прав, — объяснил капитан. — Нет смысла ослаблять роту, ведь пополнения ждать неоткуда. Если мы избавимся от некоторых чехов, это нанесет ущерб работе, которую они делают для нас. Я решительно не разделяю вашего мнения, — обратился он к Нитрибиту.

Рыжий фельдфебель закусил губу.

— Если смотреть с этой точки зрения, — ответил он, глядя на сидящего напротив Бента, — а именно так мы и должны смотреть, то я с вами вполне согласен.

Капитан самодовольно усмехнулся.

— Я рад, что мы всегда находим общий язык, — сказал он, сощурясь, и оглядел собравшихся. «Какие вы лицемеры, — думал он. — Все до одного! Не будь у меня этих погон, вы бы в ложке воды меня утопили. Но пока погоны на мне, ваше дело — подчиняться. Я командир роты, ваш начальник, и все будет делаться по-моему, если даже я приму неудачное решение. Ну, а с сегодняшнего дня я стану строже. И прежде всего с вами! Я вам докажу, что я не бесхарактерный горбун, над которым можно исподтишка подсмеиваться. Кого из вас мне надо больше всего опасаться? Нитрибита? За ним я стану присматривать особо, не уступлю ни в чем. Бента? Этот старый осел навсегда останется лавочником, солдата из него никогда не выйдет. Правда, в последнее время он изменился, стал тверже и решительнее. Тем лучше. Надо держать чехов в ежовых рукавицах, и я это сделаю. Бекерле надежен. Этот мальчишка предан мне, как собака, в голове у него только медикаменты да «Майн кампф». Гиль — животное, по моему приказу он кинется в огонь и в воду или пристрелит Нитрибита. Гюбнер и Шварц — кретины, Миклиш у меня в руках, потому что я покрываю недостачи провианта. Пусть попробует мне помешать, я отправлю его на фронт. Он отлично понимает, что ему грозит. Рорбах глуп как пробка и умеет только повиноваться. Я позабочусь о том, чтобы он слушался меня, а не Нитрибита. Кто же еще? Липинский? Куммер? Куммер — судетец, стало быть, не вполне надежен. Один глупее другого. Так кого же опасаться? Некого!»

В эту минуту в комнату вошел Олин и вытянулся в струнку:

— Hauptverbindungsmann Kowarik zu Befehl, Herr Hauptmann [56].

— Я хочу предать преступника военному суду, — сказал капитан. — Как вы думаете, какое впечатление это произведет в роте?

Олин изумленно уставился на капитана. «Избавлюсь от Гонзика!» — мелькнуло у него. И потом: «А ведь я могу спасти его, видимо все зависит только от меня, потому и вызвали… Если я его выручу, отношение ко мне в роте улучшится. Ребята снова будут доверять мне, а это мне так нужно. В конце концов Гонза мне ни сват ни брат. Согласись я сейчас с капитаном, никто из ребят и не узнает! Но пока в этом нет надобности».

— Коварж совершил тяжелый проступок, — сказал Олин капитану, — и, безусловно, заслуживает строжайшего наказания. Но та мера, о которой вы упомянули, герр капитан, взбудоражила бы всю роту. Его там очень любят.

«Он завидует Коваржу», — подумал капитан. Та же мысль пришла в голову и Нитрибиту.

— Безусловно, — продолжал Олин, — это плохо сказалось бы на трудовой дисциплине.

— Вздор, — вспыхнул Нитрибит. — Мы сумеем заставить их работать. А этого негодяя надо наказать построже.

Кизер поощрительно улыбнулся Олину, и тот осмелел.

— Я отлично понимаю, что наказать его необходимо, — упорствовал он, — но не так, как предлагал герр капитан. В противном случае я не в силах буду выполнять обязанности фербиндунгсмана и не смогу отвечать за выполнение ваших распоряжений, герр капитан.

Кизер удовлетворенно кивнул.

— Так я и думал, — сказал он, — Итак, я и на сей раз воздерживаюсь от суровых мер… но теперь лишь ради вас, Коварик.

— Ich danke Ihnen, Herr Hauptmann [57], — учтиво отозвался Олин.

«…а главное, из-за тебя, Нитрибит, — мысленно злорадствовал капитан, поглядывая на рыжего фельдфебеля, — так и знай, что твое мнение для меня пустой звук».