Птицы поют на рассвете

«И этот тоже будет все возлагать на Гитлера? — вспомнился Кириллу разговор с генералом в Москве. Кирилл тяжело вобрал в себя воздух. — Он и есть Гитлер!» Кирилл снова нащупал гранаты в кармане.

Колонна медленно приближалась к повороту.

13

— А теперь я в гости к тебе.

Кирилл узнал густой голос Лещева. Голос этот разом заполнил землянку и потеснил мрак, — Кириллу показалось, что даже видит Лещева.

Вместе с ним в землянку вошел Ивашкевич, Кирилл услышал его грузноватую неторопливую походку. И еще кто-то вошел. «Кто бы?» Но тот, третий, молчал.

Кирилл затянул плащ-палаткой окошечко, за которым стояла тьма с одинокой звездой в середине. Это была уже непрочная темнота, предвещавшая скорый рассвет.

— Епархию свою обходишь? — доволен Кирилл приходу Лещева.

— Епархия, скажу тебе, немалая, — в тон ему сказал Лещев.

— Как видишь, Клим, по роду службы живу в земле, — сказал Кирилл с видом насмешливой покорности обстоятельствам.

— В земле! — хмыкнул Лещев. — Для живых на войне земля мать родная.

Кирилл зажег жестяную плошку. Она загорелась низким желтым пламенем.

Теперь он увидел и третьего, вошедшего в землянку. Голова его, и лицо, и грудь проступили в жидком круге света. Кирилл догадался: Трофим.

— Трофим? — протянул он руку.

Тот улыбнулся тихой, почти застенчивой улыбкой человека, не любившего бросаться в глаза.

— Здравствуйте.

— И переполошила же ваша лошадь обком, — сказал Кирилл. — Я как раз был там. Ладно, хорошо обошлось.

— А почему б иначе? — пожал Масуров плечами. Весь вид его выражал желание перейти к разговору о чем-нибудь другом.

Лещев, поеживаясь, осматривался. «Печку ищет», — понял Кирилл.

— Пока, Клим, ни печки, ни водки, чтоб согреться, — не то виновато, не то смущенно пробормотал он. — Но скоро будут.

— Подождем, — согласился Лещев. — Ветхозаветный самоварчик бы, как у нас, — жестом путника, старающегося согреться после холодной дороги, потирал он руки. — Жаль, звенящие предметы в выкладку десантника не входят…

Все уселись у грубо сколоченного столика, словно квадратный гриб, торчавший на одной ноге, врытой в землю.

— Так спасибо тебе, — сказал Лещев. — В два наших отряда прибился народ. Пленные. Человек сорок. Хороший народ. Бежали из-под станции Буды. Твоя работа.

— Моя, — с иронической гордостью тряхнул головой Кирилл. — Не отпираюсь.

— Прямо скажем, хорошая работа, — медленно и уважительно произнес Масуров.

— Отметку принимаю, — уже серьезно сказал Кирилл. — Как аванс.

— Вот что, Кирилл. Немцы большой бензосклад сварганили в смолокурне возле Буд, рассказывают пленные. И покоя не дают командирам отрядов — взорвать да взорвать. Решил посоветоваться с тобой, — вскинул Лещев глаза на Кирилла. — Что-то же ты надумал, раз полез туда?

— Надумал. Пусть спокойно свозят горючее. Трогать их не надо. Хоть из всей Европы пусть бензин свозят. А начнут заправляться, тогда — костер.

— И Трофим говорит то же. Сговорились? Раз так, давайте так. Костер, значит, за тобой, Кирилл. — Лещев приподнял ладонь, как бы говоря: об этом все. — Мы вот к тебе с чем. Немцы, сообщили нам, собираются угнать в Германию скот.

— Слышал о том и я, — сказал Кирилл. — Вместо тяжелораненых скот вывозят. Слышал.

— Должен был слышать. Дело у тебя под боком происходит. В загоны колхоза «Новая жизнь» немцы согнали большое поголовье. Это километров двенадцать севернее тебя. Обобрали все деревни вокруг. Даже телки теперь не найти. А к зиме идет. Выпустим из рук скот, будет плохо населению, и отрядам нашим лихо придется. Твоему тоже.

— Наверное.

— Мы решили отбить этот скот. Поручено Трофиму. Все разведано чин чином. Часть коров разгоним в разных направлениях, на хутора. Теперь народ будет лучше прятать своих кормилиц. Да и себе кое-что прихватим. Ты же, скажем, в своей глуши можешь целое стадо припрятать. И стога за болотом есть. Подмерзнет, и стаскивай сено. Народ не обидится. Так вот…

— Понял, — кивнул Кирилл.

— Подмогу дадите? — спросил Ивашкевич.

— Конечно, — протянул Лещев. — Несколько гуртоправов, — посмотрел он на Ивашкевича. — Отряды, которым обстановка позволяет держать скот, вышлют в «Новую жизнь» вооруженных гуртоправов, и те через лес погонят коров к себе. Так вот, гуртоправы. А больше ничего и не понадобится. Все другое только помеха. Дело это тихое. Тут без танков и орудий обойдется. Даже без пулеметов. Автоматы разве. И то… — Жест сомнения.

— Дело хоть и тихое, но срочное, — вмешался Масуров. По привычке коснулся пальцем переносицы. — Очень срочное.

— Все теперь срочное, — уставился на него Кирилл. — И все очень. Я вот, например, — взглянул на часы, — в шесть утра еду в город. Осмотреться хочу. Кое-что засечь. И вообще побывать там надо. Оказия подвернулась. А Ивашкевич отправляется выполнять приказание обкома. К этому самому Сариновичу. Завтра, донесли нам, как раз приедет к себе на хутор. Все, как видите, срочное.

— Все, — согласился Лещев, — все. Отправляйся, Кирилл. И комиссар пусть отправляется. Нам что нужно? Выделите человек пять бывалых бойцов. Хорошо бы из колхозников.

— То есть половину отряда? — улыбнулся Кирилл.

— Меньше если, зачем секретарю обкома приходить?..

Лещев перевел взгляд на затянутое плащ-палаткой окошко, видно, что-то обдумывал.

— Кирилл, — сказал он. — У меня поручение тебе. Собирался связного в город посылать, но раз ты едешь… Дам тебе адрес ресторана «Шпрее». Передай Федору, что мясо получит. Много мяса. Твои бойцы под командой Трофима отобьют же скот… Дня через три пусть в Снежницы машину посылает, Мефодий нагрузит несколько туш. Документы уже оформлены. На всякий случай. — Он опять посмотрел на окошко, завешенное плащ-палаткой. — А в «Шпрее» тебе не мешает бывать иногда. Форма у тебя правильная — мужицкая, и вид в этой форме подходящий, да и возраст неподозрительный. Можешь через Федора и связь держать с кем надо. Днем в «Шпрее» всем харчиться позволено, вечером не ходи, вечером ресторан только для немцев.

Кирилл вспомнил тот утренний разговор Лещева с басовитым Федором об открытии ресторана в городе.

— Так кого выделяете Трофиму в помощь? — вернулся Лещев к делу, с которым пришел.

Кирилл поднял глаза на Ивашкевича:

— Михася, так? По прятаным дорогам проведет наших хлопцев с коровами — ни знака, ни следа. Еще Якубовского, Толю Дуника. Петрушко? Дело же тихое, а? И, конечно, Пашу.

— Да, и Петрушко. И Пашу, — согласился Ивашкевич. — Вернутся, и завтра — со мной, к Сариновичу.

— Прошу поднять их сейчас же, — посмотрел Масуров на Кирилла и Ивашкевича. — Пока ночь, успеть бы до «Новой жизни» добраться.

Рассвет уже пробивался сквозь толщу леса, и Масуров проявлял беспокойство. До опушки, у которой раскинулись уцелевшие постройки колхоза «Новая жизнь», было еще далеко.

— В болото идем, — сказал Михась.

— Да, восточной стороной «Новая жизнь» выходит к болоту, — ответил Масуров. — Болотом и пойдем.

Все уже знали, как должна быть выполнена операция. Масуров дорогой объяснил план действий.

— Там два немца. К скоту приставлены, — сказал он. — Самое главное, сбить этих двух немцев.

— Сделаем, — уверенно пробасил Паша. — Я их приштопаю.

— Это как?

— Ну, приштопаю, — дернул Паша плечом, как бы удивляясь, чего Масуров не может понять. — Совсем.

— Нет, — потребовал Масуров. — Ни в коем случае не убивать.

— Пашка по-другому не может, раз гитлеровцы. — В голосе Толи Дуника слышалась ухмылка.

— Тогда пусть Толя. У меня рука тяжелая, — обиженным тоном подтвердил Паша.

— Нет, ты. И Якубовский, — сказал Масуров. — А Толя будет держать охрану, пока скот не выведем в лес. Михасю и Петрушко, вместе с товарищами из других отрядов, выгонять коров, потом они отобьют себе, сколько надо, и повернут в свою сторону.

Масуров видел, что Паша нахмурился.