«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

Вместе с Османом в качестве его свиты прибыли еще двое. Первый был ингуш Ахмет, он исполнял роль изменника — агента абвера. По виду — настоящий нарт из древних горских легенд, сильный, ловкий, смелый; по характеру — драчун и забияка.

Второй был его полной противоположностью. Невысокий худой очкарик из Московского института иностранных языков. Он должен был играть роль запасного немецкого радиста. По-немецки он говорил отлично, правда, с небольшим акцентом. Звали его Вячеслав. Наша четверка с ним сразу подружилась. Он был такой славный этот Славик. Этот студент был одним из немногих русских, кто не испытывал к нам ни малейшего предубеждения. Во всех остальных, с кем мы сталкивались в плену, все-таки ощущалась неприязнь: порой явная, порой тщательно скрываемая. Нет, мы не обижались на русских, мы все понимали правильно. И еще одна черта в характере нашего нового русского друга сразу заставила уважать его. В этом хрупком на вид теле таилась огромная сила духа.

«Суворов в детстве тоже был невысоким и болезненным, — говорил Вячеслав, поправляя на носу круглые очки, — но благодаря огромной силе воли он стал великим полководцем».

Если бы кто-то сказал тогда, что вскоре этот русский мальчик своим подвигом заставит нас сделать то, что сейчас нам кажется абсолютно невероятным, мы бы не поверили. Но это случилось.

Рассказывает старшина Нестеренко:

— От настоящего абвера мы получили задание принять сброшенное с транспортных самолетов на парашютах оружие, деньги, запасные батареи для рации и т. п. Самое интересное, что рубли оказались не фальшивыми (вермахт захватил несколько советских банков). В качестве контейнеров для сброски с парашютом использовались корпуса авиабомб, которые чекисты метко окрестили «грузобомбами».

В контейнерах также оказались пропагандистские листовки на русском и чеченском языках и странного вида удостоверения.

Димпер зачитал их вслух:

Бумажки мы оставили себе, а оружие «передали в дар» подъехавшим красноармейцам. Ну, как передали — талантливо разыграли сцену скоротечного боя. Мол, не повезло — отобрали посылочку плохие дяденьки из НКВД. Но конечно, в абвер фрицы об этом не сообщили, наоборот, бодро отрапортовали: «Все оружие раздали. Но к нам постоянно присоединяются новые джигиты. Шлите побольше! Пламя восстания разгорается!»

Победные реляции в таком духе Пауль слал почти до ноябрьских праздников.

Рассказывает рядовой Гроне:

— Кстати, со вторым транспортным самолетом помимо оружия германское командование прислало железные кресты всем членам отряда.

«Сбылась мечта идиота» — грустно верчу в руках потерявший для меня притягательную силу угловатый кусочек металла. Теперь для меня это не более чем Blech — «жестянка». Зато Серега необычайно весел. Его ведь тоже наградили железным крестом, правда, как талантливого исполнителя роли эсэсовца Хайнца.

— Вот уж не думал не гадал получить нацистскую награду! — ржет мой русский приятель. — Как там у вас надо говорить, когда на грудь вешают эту железяку? У нас говорят: «Служу народу, старшине и пом-комвзводу».

Знаю, что он шутит, поэтому отвечаю в тон:

— Хальб Литтер! Пол-литра! Так мы говорили, когда было неохота настоящее «Хайль Гитлер» орать. По созвучию похоже, сразу не отличишь.

— Хальб Литтер! Наливай! — гаркнул Сергей во всю свою луженую глотку.

Обмывали награды все вместе, по русскому обычаю.

У нас хватило юмора сложить их все в одну жестяную кружку и залить русской водкой. Так и пошла кружечка по кругу, а на дне позвякивали пять железных крестов 2-й степени: мне, Гюнтеру, Алексу, Крису, Сереге в роли Хайнца и один первой степени для «оберштурмфюрера» Петрова.

Рассказывает старшина Нестеренко:

— «Есть парочка принципов ведения психологической войны, — говаривал полковник Лагодинский. — Один из них — разделяй и властвуй, а второй — вовремя сыпь соль на свежую рану». В те времена еще не было понятия «технологии черного пиара», но наш чекист занимался именно этим.

Чтобы подорвать доверие соратников к Шерипову, было принято решение скомпрометировать его. Нескольким арестованным участникам его организации намекнули, что Майрбек сам сдал их в НКВД, не желая делиться властью. Бандиты всегда готовы перегрызться между собой, поэтому Байсаев и Хамзатов проглотили наживку и на свидании в тюрьме рассказали о виновнике своего ареста женам. Ну а дальше в дело вступил «бабий телеграф». Вскоре уже каждая собака в горном ауле знала о том, что Майрбеку опасно доверять. Как результат: местное население, опасаясь предательства, начало отдаляться от Шерипова и отказывать его людям в помощи и укрытии. Что и требовалось Лагодинскому!

Именно Лев Давидович сфабриковал ложное письмо Терлоева к «представителю германского командования» Осману, а один из наших по-дружески показал его шейху. В фальшивом письме «Терлоев», не стесняясь в выражениях, порочил своего сообщника перед абвером, называя его потерявшим зубы старым шакалом, и намекал, что пользы от него повстанческому движению никакой. Старый борец с Советской властью чуть не схватил инфаркт, читая этот пасквиль. Отныне он ездил по аулам и именем Аллаха проклинал безбожника Хасана и всех его сторонников. Насчет прославления главного немецкого эфенди Гитлера-паши он тоже заткнулся. По всей видимости, разочарованный провалом гитлеровского наступления на Кавказе святоша теперь решил ставить на другую лошадку и даже начал отнекиваться от своих связей с абвером. Старый шейх был сильно напуган арестом многих своих сторонников и пожелал спокойно дожить свой век, чтобы умереть в собственной постели, а не в камере НКВД. Окольными путями он даже попытался связаться с руководством республиканского НКВД и выторговать себе некоторые льготы при условии, что он сдаст адреса тех местных жителей, кто сотрудничает с Терлоевым и Шериповым.

Однажды Лагодинский признался, что одним из его любимых исторических персонажей был Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов. Полковника приводили в восхищение методы и результаты работы монахов ордена — истинных рыцарей плаща и кинжала. И мы замечали, что он творчески использует их опыт!

Так, Лагодинский умудрился в октябре 1942 года «убрать» командира банды Расула Сахабова руками его кровника Рамазана Магомадова. Полковник поступил по сценарию, уже успешно отработанному в случае с убийством Шмеккера членами его команды. В случае успешного устранения бандитского главаря Магомадову было обещано прощение его антисоветской деятельности. Братья Магомадовы окружили дом, где находился Сахабов, и расстреляли его из автоматов.