Черное солнце Афганистана

Один из артистов, по видимому старший, на сносном русском языке пояснил, что они пришли к советским братьям в день их важного праздника и от чистого сердца исполнят перед храбрыми советскими летчиками старинные афганские песни, сыграют народные музыкальные мелодии, а женщины будут не только петь, но и танцевать красивые танцы.

Екимов в свою очередь, стараясь не дышать в их сторону, поблагодарил артистов за столь приятный сюрприз, и сказал, что он лично несказанно рад их приходу. И еще добавил, что личный состав воинской части с радостью и большим интересом познакомится с музыкальным искусством древнего афганского народа, что концерт, если артисты не возражают, можно будет начать сразу же после праздничного построения летного состава, здесь же на свежем воздухе, на аэродроме.

Артист перевел речь командира своей команде. Афганцы дружно закивали, давая понять, что согласны.

— Может быть, у вас имеются какие либо просьбы или пожелания? — спросил Екимов. — Я к вашим услугам и готов их рассмотреть.

Афганец кивнул и приложил руку к сердцу:

— Есть маленькая у нас просьба, дорогой товарищ советский командир. Маленькая, маленькая!

— Слушаю вас внимательно.

То, что услышал Екимов, говоря боксерскими терминами, сбило его с ног, бросило в нокдаун. Руководитель группы артистов попросил дать им перед началом концерта немного… настоящей русской водки или спирта! Как он выразился, «для настроя души». И это произнес спокойным голосом, как само себе разумеющееся, представитель интеллигенции, представитель культуры в традиционно непьющей мусульманской стране, где, как наставляли Екимова, строгие законы шариата исключают употребление любых спиртных напитков, жестко карают нарушителей и вероотступников! Политработники особо заостряли на этом внимание, чтобы летчики в Афганистане случайно не оскорбили правоверных мусульман одним лишь упоминанием о выпивке, об употреблении спиртных напитков…

Екимов мельком посмотрел на дежурного офицера, тот на Екимова. Они понимающе переглянулись. Нет, не ослышались. Артисты просили именно водки или спирта. На ум невольно пришли слова из кинофильма «Белое солнце пустыни» на счет того, что «восток — дело тонкое», а значит, еще полон загадочного и противоречивого.

Майор мягко и деликатно пояснил артистам, что в настоящее время у летчиков нет в наличии водки и спирта, их еще не привезли из Советского Союза, просто не успели доставить к празднику.

— Есть только технический спирт, который, извините, пахнет самолетом, — и тут же добавил, стараясь не дышать в сторону артистов: — Очень пахнет, как керосин! Летчики его разводят кока-колой, но запах все равно присутствует.

Артисты полопотали между собой, потом дружески заулыбались и закивали.

— Можно и такой! Даже очень хорошо, когда будет пахнуть самолетом!

— Ну, дают афганцы! — шепотом произнес дежурный офицер.

Но руководитель артистов оказался с острым слухом, однако понял смысл сказанного по-своему. Он заулыбался и закивал:

— Обязательно будем давать хороший афганский концерт!

По приказу Екимова дежурный офицер принес полную флягу спиртосодержащей жидкости и кока-колу. Артисты по очереди понюхали, попробовали на язык, радостно заулыбались.

— Спасиба! Ташакур! Спасиба по-русски будет.

Разделили содержимое фляги на шестерых по-братски, разбавили кока-колой и выпили все до капли. Керосиновый запах их ни сколько не смущал. Довольные, порозовевшие, о чем-то быстро заговорили между собой.

— Дорогой товарищ советский командир, мы будем давать вам очень хороший концерт, — сказал Екимову повеселевший руководитель бригады артистов. — А когда песни и музыку будем кончать, пожалуйста, подарите нам еще такую железную бутылку водки, которая пахнет самолетом.

— Ну, если так вам понравилось, то сделаем обязательно, — пообещал Екимов и приказал дежурному офицеру. — Это на твоей совести! Я могу замотаться, а ты заранее приготовь фляжку.

— Будет исполнено, товарищ майор! — отчеканил тот, мысленно, как и командир, удивляясь афганским артистам.

3

Праздничное построение личного состава эскадрильи состоялось на временном плацу — так была названа просторная площадка перрона около здания аэровокзала. В этот день боевых вылетов практически не было, а для выполнения экстренных задач, если они вдруг возникнут, было назначены звено боевых Ми-24, или как их любовно именовали «крокодилов», и пара вертолетов Ми-8.

Из динамика лилась бравурная музыка. На обшарпанной серой стене аэровокзала со следами и выбоинами от пуль и осколков, — следы от автоматных очередей, оставленные нашим десантом в конце ноября 1979 года, — был укреплен лозунг на красном полотнище, творение замполита и армейских самодеятельных художников: «Вам выпала великая честь с оружием в руках надежно защищать святые идеалы Страны Советов и на деле осуществлять интернациональное братство наших народов!»

В паре десятков метров от здания росла одинокая пальма, бросавшая жидкую тень. В этой тени и стоял длинный стол, покрытый кумачовой материей, для командования и гостей. А весь личный состав, соблюдая равнение, стоял на плацу, жарился и потел под палящими лучами афганского солнца, показывая своим бравым видом, что готов и далее выполнять ленинский завет по защите идеалов, укреплять брежневское интернациональное братство на этой необъявленной войне, претворять в жизнь девиз социалистического соревнования в армии и даже полезть к черту на рога или слетать к кузькиной матери.

Александр Беляк стоял во втором ряду, позади командира своего экипажа капитана Паршина и видел, как у того под мышками на форменной одежде расползались пятна пота. Такие же темные разводы под мышками возникли и у других пилотов, стоявших в строю. Александр и сам чувствовал, что нижняя майка-безрукавка уже прилипала к телу, а торжественное мероприятие только начало набирать обороты. После выноса знамени и исполнения государственного гимна, командир полка подполковник Белозерский, гладковыбритый и важный, поздравив личный состав эскадрильи с праздником, предоставил слово начальнику штаба полка майору Склякину. Тот раскрыл красную папку и стал торжественным голосом зачитывать длинный праздничный приказ Министра обороны Советского Союза.

А за кумачовым столом в жидкой тени от пальмы находился худощавый, подполковник Корниловский, начальник политотдела, сжимавший в руке папку с тезисами доклада. Тут же рядом стоял прилетевший из Кабула начальник штаба Авиации 40-й Армии рослый полковник Чернявин, который непременно скажет «зажигательную» речь, и невысокий, плотный телом, полнолицый черноусый подполковник в светло-бежевом парадном мундире — начальник политотдела 11-й афганской пехотной дивизии, который похоже не только не чувствовал зноя, а скорее зяб в это по-ихнему еще зимнее время. Рядом с ним стояли начальник Джелалабадского аэропорта в светом костюме военного покроя, два советника, афганские артисты и группка загорелых афганских же пионеров в белых рубашках с красными галстуками на шее и букетиками цветов в руках.

— По самым скромным подсчетом, милые кузнечики, нам предстоит париться под солнцем еще час с хвостиком, — тихим голосом сказал Друзьякин, от которого разило луком и густым запахом тройного одеколона. — Санек, ты как?

— Нормально, — так же тихо ответил Беляк.

— А мыло прихватил?

— Какое еще мыло? — удивился Александр, не чувствуя подвоха.

— Обыкновенное.

— Зачем?

— Чтоб намылить спину и задницу! А то ведь зазря потеешь.

В строю послышался легкий смешок.

— Без мочалки, Вася, у него не получится, — со знанием дела сказал старший лейтенант Гусаков. — У меня есть дельное предложение.

— Выкладывай, Гена.

— Первой шеренге сомкнуться поплотнее, плечом к плечу, чтобы стенка образовалась. А вторая сможет пригнувшись, перебежками, смотаться к арыку, искупаться и вернуться в строй.

— А мы что, рыжие? — возразил шепотом Друзьякин. — Или купаться не хотим?