Черное солнце Афганистана

— Вы же понимаете, что это все временные трудности.

— Мы и на земле тоже живем временно и постоянно преодолеваем трудности, которые сами же себе создаем, — начал отвечать Одинцов, любитель пофилософствовать. — Каждый раз наши так называемые временные трудности становятся резиновыми и растягиваются на неопределенно длительное время…

— Тише вы! Летит!

В раз наступившей тишине все стали настороженно вслушиваться. На аэродром заходил на посадку вертолет.

— Это не наш!

— Точно, не наш.

Екимов насторожился: надо идти встречать начальство.

— Из Кабула, но не штабной, — успокоили его инженеры, вслушиваясь в характерный хлопающий звук. — Тяжелый, транспортный.

— По нашему заказу доставляет запчасти и боеприпасы.

— Ми-шесть?

— Точно, это Ми-шесть!

— Мы спасены, Николаич! — радостно воскликнул майор Одинцов. — Это Ми-шесть, тяжелый транспортный вертолет, в котором, как известно, в противообледенительной системе лопастей используется качественная спиртоглицериновая смесь!

Инженеры загадочно переглянулись, понимая друг друга с полуслова и полувзгляда. Екимов, поддерживая общее настроение, одобрительно кивнул.

— Кого пошлем гонцом?

— Рисковать не будем, — сказал Одинцов, надевая фуражку. — Дело серьезное и ответственное. Если общество не возражает, то к вертушке пойду сам.

Вернулся он довольно быстро. Но выразительная физиономия майора говорила больше слов. Радостное ожидание потухло, как огонек зажженной спички на ветру.

— Не тяни резину, Иван. Выкладывай!

— А чего тянуть? Смесь-то есть, да не про нашу честь.

— Не темни!

— А чего тут темнить? Смесь имеется в наличии, но не такая, какая нам требуется на данный момент жизни, — и грустным тоном закончил. — Навряд ли кто-либо из вас отважится ее опробовать.

Одинцов рассказал, что бортовой техник вертолета, — бестолковый раззява и тупица, каких мало на белом свете! — по своей дурости совершил непоправимую ошибку: он залил ценную жидкость в канистру из под керосина, и теперь от нее за десятки метров несет, как от хранилища горюче-смазочных материалов.

В комнате наступила тягостная тишина. Из глубины кто-то спросил:

— А ты образец на пробу взял?

Кто-то добавил со знанием дела:

— Еще надо анализ сотворить, чтобы убедиться в непригодности этой смеси.

— Вы что же это, совсем меня за мальца-несмышленыша принимаете?

С этими словами майор Одинцов достал из-за пазухи помятую алюминиевую армейскую фляжку. Потряс ею в воздухе, как ценным трофеем.

— По самое горлышко заправили!

— Тогда открывай, чего тянешь, — раздались обрадованные голоса со всех сторон.

Фляжка с отвинченной крышкой пошла по рукам. В комнате запахло керосином. Этот запах перебивал прокуренный сигаретный дух. Инженеры кисло морщились.

— Проблема, мать твою ети…

— Задачка для химиков с двумя неизвестными.

— Надо же умудриться такую ценность испохабить!

— Хватит трепаться! — Одинцов взял фляжку, завинтил крышку. — Какие будут предложения?

— Надо помозговать…

— Безвыходных положений не бывает.

Стали совещаться. Инженеры в авиации — это научно-техническая элита, народ мозговитый и сообразительный. Перебирали разные варианты и способы очищения. Напрягали умственные возможности.

— В процентном отношении в данной жидкости количество спирта значительно больше, чем добавленного глицерина и тем более керосина. Если взять объем канистры, то в спиртосодержащей смеси керосина кот наплакал.

— Но запах гадский!

— Его и надо нейтрализовать!

— Чем? В этом весь вопрос.

Вспомнили известный фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика» и то, как его герои пили разведенный технический спирт, назвав тот напиток «Ликер-шасси».

— А что, если попробовать перебить керосин кока-колой? — предложил командир эскадрильи. — У нее тоже запах стойкий и основательный.

— Верно, командир! Минус на минус дают твердый плюс.

Скинулись и послали гонца купить кока-колу. Пока он выполнял коллективное задание, на столе появились рыбные и мясные консервы, нарезанные крупными кусками хлеб и лук.

— Доставай нурсики!

Нурсики — небольшие пластиковые колпачки от НРов — неуправляемых ракет. Их было много, и летный состав использовал их в качестве заменителей стаканов.

Спиртосодержащую смесь разбавили кока-колой. С общего согласия напиток окрестили именем «ликер-винт». Шутки шутками, а добиться положительного результата не удалось, несмотря на своеобразную пахучесть кока-колы. Керосиновый запах по-прежнему шибал в нос. Никто не решался пригубить напиток. В комнате повисла тягостная тишина. В открытое окно доносились людские голоса, шум проехавшей машины, пискливый голосок какой-то птички. Ситуация за столом сложилась почти гамлетовская — «пить или не пить».

Первым поднял свой нурсик Иван Одинцов.

— Вы как хотите, а я эти сто законных за нашу Советскую Армию приму! — и добавил со знанием дела: — Да и врачи рекомендуют болезни горла лечить именно керосином, как проверенным народным средством. Так? Ну, а если что не так, считайте меня коммунистом!

После этих слов, майор одним махом опрокинул содержимое пластикового стакана в открытый рот. Все, сидящие за столом, настороженно наблюдали за ним. Майор, шумно выдохнув, сунул в рот лук и, откусив кусок хлеба, стал торопливо жевать. Эксперимент продолжался в полной тишине. Все ожидали.

Одинцов молча придвинул к себе свиную тушенку, вилкой, не спеша, ополовинил банку. Потом посмотрел на застывшие в ожидании физиономии, весело улыбнулся:

— А что? Ничего! Можно! Пошла, родимая, согревать нутро. — И стал делиться опытом: — Главное, когда пьешь, то во рту никакого керосина не чувствуешь. Он, этот противный запах, появляется потом, когда выдохнешь. Понятно? Поэтому, как выпьете, рот закройте и носом не дышите!

— Ваня, мудришь!

— Чем же тогда дышать, если рот закрыть и носом нельзя?

— Как чем? — нарочито удивился Одинцов. — Я ж пояснил! Ладно, повторяю. Как выпьешь, сразу закрывай рот и носом не дыши.

Все дружно рассмеялись. Подняли свои нурсики, сдвинули их над столом, чокнулись.

— За нашу непобедимую и легендарную!

Майор Екимов выпил вместе со всеми, еще раз поздравил инженеров с праздником и направился встречать прилетающее начальство. «Благодаря стараниям наших правителей, — грустно думал он, — в прошлом непобедимая в настоящее время становится только легендарной». Противное ощущение, что выпил не спиртосодержащий напиток, а чистых сто пятьдесят грамм керосина, не проходило, стойко держалось и напоминало о себе при каждом выдохе.

— Товарищ майор!

Екимов остановился. Отдав честь, приблизился дежурный по части офицер. От него попахивало знакомым еще с курсантских лет запахом тройного одеколона. «Везет же людям», — понимающе подумал командир эскадрильи.

— Поступила секретная информация. Приказано вам доложить немедленно.

— Слушаю.

— Передаю дословно. Из Пакистана, по агентурным источникам, в провинцию Нангархар тайными горными тропами начинают перебрасывать вооруженные отряды Хикматиара, которые прошли специальную военную подготовку, — и добавил, что целевых конкретных указаний на боевые вылеты из штаба не поступало.

— Значит, надо ждать гостей, — высказал вслух свою мысль Екимов.

— Так точно, товарищ майор! Джелалабад — центр провинция Нангархар…

— Проверить и усилить охрану стоянок вертолетов, — приказал Екимов.

— Сам обойду посты, товарищ майор.

— Это все?

— Нет, не все. Есть и приятная новость. Прибыли афганские артисты, — с улыбкой доложил дежурный. — В честь нашего праздника они дадут концерт.

— Сколько их? — спросил Екимов.

— Шестеро. Четыре афганца и две женщины.

— Где они?

— Около штаба на перроне, товарищ майор. Хотят с вами договориться, когда разрешите им устраивать концерт.

— Пошли к ним.

Артисты почтительно приветствовали командира. Бросалась в глаза некая изысканность в одежде, интеллигентность в жестах. Мужчины смуглолицые с аккуратно подстриженными бородами, кисти рук тонкие, холеные, не знакомые с повседневным простым трудом. Две симпатичные молодые женщины, на вид которым можно было дать лет по двадцать пять. Брови у каждой подведены по-восточному сурьмой. Афганки стреляли черными глазами из-под дорогих шелковых платков, покрывавших их головы. Артисты принесли с собой старинные музыкальные инструменты, напоминающие волынку, дутар, пастушью дудку и восточный бубен, на основании которого поблескивали медные бляшки.