Летопись мужества

Актеры лучших театров уезжают в прифронтовые города. Бойцы в последний вечер перед отправкой на фронт приглашают к себе любимых поэтов и с мужественными строфами идут в бой.

Группы комсомольцев-добровольцев Москвы под вражескими бомбами далеко на западе роют укрепления. А вчера в церкви «Евангельских христиан» старые женщины молились о победе Красной Армии и священник говорил проповедь - о борьбе христиан в Англии в XVII веке за свободу, о преследовании христианства в гитлеровской Германии. Глубоко потрясает спайка Москвы, единство народа в эти дни испытаний. Врагов одни зовут «германцами», другие «фашистами», третьи - «гитлеровцами», но все их равно ненавидят. В нашу страну прорвались десятки танковых колонн противника. Но в нашей стране нет пятой колонны.

Эта война кровью связала все чаяния русской интеллигенции, ее любовь к прогрессу и демократии, историческую связь России с трагедией порабощенных славянских народов, заветы «западников» и «славянофилов», Октябрьскую революцию и историю России. Вот почему колхозники идут в бой рядом с интеллигентами. Вот почему пошел в народное ополчение композитор Шостакович. Вот почему пошел добровольцем в армию писатель Шолохов. Вот почему академик Капица говорит тем же языком, что и рабочие завода «Шарикоподшипник».

Москва теперь просыпается раньше обычного. Люди боятся пропустить первую сводку - ее передают в шесть часов утра. Миллионы людей затаив дыхание слушают суровые, скупые строки, душа Москвы на фронте…

Каждый день приезжают оттуда герои, рассказывают о жестоких боях, о человеческой стене, которая преграждает путь к сердцу страны. Гитлеровцы, желая успокоить Германию победными реляциями, придумали «линию Сталина», которую они якобы прорывают каждый божий день. На самом деле «линия Сталина» повсюду, она там, где находится хотя бы один красноармеец, и ее нельзя прорвать.

Враги захватили немало нашей земли. Что они нашли? Пустыню. Я не знаю ничего патетичней крестьянина, который, узнав, что немцы близко, подносит спичку к соломенной крыше отцовской, дедовской хаты. Да, помимо идей, помимо пафоса русской истории, существует еще земля, родная земля, своя земля, и ее теперь отстаивает весь советский народ.

В лесах рыщут партизаны. Вчера еще они были землепашцами, пастухами, ткачами, сапожниками, бухгалтерами, библиотекарями. Они взялись за винтовки. У них гранаты и страшное для танков оружие - бутылки с горючим. Это - население захваченных районов. Это - деревни и города, которые стали кочевыми отрядами. О мощи партизанского движения можно судить по тому, что три дня тому назад отряды партизан заняли два уездных города много западней бывшей польской границы.

Немецкие сводки неизменно говорят о победах - Гитлер хочет утишить голод и тревогу своего народа названиями захваченных городов. Советское командование дает отчеты о боях, о немецких потерях, о живой силе. В такой войне судьбы дивизий важнее судеб городов. У нас большая территория и крепкие нервы. Наших солдат не страшит треск немецких мотоциклов. Наш тыл не страшит треск немецких реляций.

Позавчера наша дивизия отбила у врага город С., захваченный немцами при помощи авиации и танков. Советская противотанковая артиллерия показала себя в этом бою: враг беспорядочно отступил. Еще не подсчитано множество трофеев. Это один из эпизодов гигантской битвы, но для умеющих думать он весьма назидателен: «непобедимая» германская армия начинает походить на буйного умалишенного, который несется к бездне и кричит: «Вперед! Я победил!»

Это не мои мысли. Это мысли германского командования. Пока я писал эту статью для «Дейли геральд», меня дважды отрывали от машинки. Первый раз - сирены. Была воздушная тревога. Немцы, как и в предшествующие дни, не пробились к столице. Сейчас меня снова оторвали от работы. Я хотел бы, чтобы мне всегда так мешали… Принесли приказ. Этот документ захвачен во время последних боев. Он лучше всего показывает всю иллюзорность немецких побед. Вот текст: приказ 18-й танковой дивизии. «Потери снаряжением, оружием и машинами, как это видно без дальнейших пояснений, необычайно велики и, несмотря на успешное продвижение, значительно превышают захваченные трофеи.

Это положение или его продолжение в течение длительного времени недопустимы, иначе мы напобеждаемся до своей собственной гибели. У меня сложилось впечатление, что к этим потерям относятся с недостаточным вниманием. Для выяснения положения с потерями приказываю в ротах составлять письменные акты о потерях за данный период времени, командирам делать на них краткие, но ясные отметки». Подпись - генерал-майор Неринг. Что может быть красноречивей этого документа? Несмотря на заботы генерал-майора, «положение» будет продолжаться. Оно будет даже обостряться - после написания приказа произошли некоторые события. В итоге 18-я танковая дивизия потеряла не только бумажку с подписью генерала…

Да, они скоро «напобеждаются» до разгрома!

23 июля 1941 года

Сегодня ночью Москва снова подверглась беспощадной варварской бомбардировке. Сгорели десятки жилых домов и домишек. Надо ли объяснять, какие «военные объекты» уничтожает гитлеровская авиация? Госпиталь, поликлиники, Книжная палата, школа - вот куда метили фугасные бомбы. Уничтожен один из красивейших домов Москвы эпохи ампира. Я шел на рассвете через город - бомбардировка меня застала далеко от дома. Развороченные дома, битое стекло, гарь. Вот выносят из дома труп женщины. Вот санитары несут раненую девочку. Улицы полны народом. На всех лицах решимость и ненависть. Погорельцы из деревянных домиков на окраине проходят по улице. У некоторых узлы с вещами. Одна старуха торжественно, по-библейски, проклинает Гитлера. Молодой красноармеец ей говорит: «Вы не сомневайтесь - мы его прикончим».

Я не видел слез - только гнев. С необычайным мужеством всю ночь москвичи гасили зажигательные бомбы, ликвидировали пожары. Героически вытаскивали людей из-под обломков, из огня. И только-только прозвучал отбой воздушной тревоги, как сейчас же стали убирать обломки, подметать тротуары, вставлять оконные стекла. Сейчас - полдень, и Москва, проведшая две бессонные ночи, работает, работает еще яростней обычного. Может быть, гитлеровцы рассчитывали вызвать панику, пробудить малодушие? Они просчитались. Фашистские бомбы лучше всех статей, всех радиопередач рассказали Москве о жестокости и низости врага.

После первого месяца войны мы вступили в новую фазу. Я не раз указывал, что Гитлер торопится. Сопротивление Красной Армии разбивает его планы. Он теперь готов на все. Вчера его авиация возле Новгорода трижды возвращалась, чтобы расстрелять на дороге беженцев - женщин и детей. Среди беженцев не было ни одного мужчины. Гитлеровцы аккуратно, с бреющего полета убивали детей. Передо мной фотографии - детские трупы. Гитлер хочет устрашить русских. Он пойдет на все. Его химические батальоны уже в нетерпении разгружают ящики с минами - зеленые или голубые полоски - газ…

Они не знают наших людей. Выдержка и ненависть - вот ответ. Грозное слово «месть» встает из-под дымящихся обломков, глядит из мутных глаз убитых детей. «Мы отомстим!» - говорят красноармейцы, уходя навстречу врагу.

24 июля 1941 года

Тревога меня застала в Наркоминделе после пресс-конференции. Я оказался в убежище с иностранными корреспондентами. Среди них американский писатель Колдуэлл. Помню его рассказы - жестокие и человечные. В них много от глины и от мастера. В два часа ночи он надел шлем и поехал на радио: выступает для Америки. Верт был в Париже и в Лондоне, другой англичанин был в Испании: это специалисты по войне и по фугаскам. Многие из них настроены скептически: опасаются «молниеносной» развязки. Они не знают русской силы сопротивления…

В театрах актеры - дежурные по противовоздушной обороне. Сирена, и вот испанцы эпохи Лопе де Вега бегут на крышу к насосам.