Костры на башнях

— Господин офицер, смотрите, мы окружены! Костры горят! Костры! Это сигнал! — испуганно предупреждал Татарханов.

Эбнер не обращал на него внимания, он с небольшой группой солдат уже укрылся во дворе крайнего к теснине дома.

— Дикий народ! — ругался офицер обозленно и неожиданно сообразил: — Гоните всех на улицу! Всех под пули! Под пули!..

Солдаты врывались в дома, выгоняли женщин и детей, Они испуганно сбивались кучками, плакали от ужаса…

— Осторожнее! — предупреждал красноармейцев Тимофеев. Он нервничал: как стрелять по немецким солдатам, если под пулями окажутся женщины и дети. — Обходим село слева.

Бойцы пытались приблизиться к укрывшимся немцам, чтобы стрелять по ним наверняка, но при перебежках опрометчиво открывались и попадали под пули врагов.

Но вскоре вступили в бой бойцы второй группы, которую возглавлял Алексей Соколов. Они стали обходить село с правой стороны.

— Смотрите! Красные окружают! — Татарханов норовил принять участие в бою, но оружие ему не подчинялось — дрожали руки.

— Уходите в сад! — бросил Эбнер сердито, казалось, пытался от него избавиться.

— А вы? — Без немцев Амирхан уходить не хотел. Эбнер не ответил, не до него теперь было: он целился в командира, вырвавшегося вперед. Но то ли разнервничался, то ли и его, офицера, охватила тревога, то ли устала рука, одним словом, никак не мог взять ровную мушку. Наконец выстрелил, и ему показалось, что он попал в цель. Однако командир пошатнулся, как если бы задел кого-то плечом на ходу, и продолжал бежать. Эбнер зло сплюнул под ноги.

Соколов тем временем скрылся с бойцами за валуном. Из глубины сада застрочил пулемет. Полетели в германцев гранаты.

«Чего я медлю?!» Татарханов понял, что тянуть больше не следует, если он не намерен попадаться в плен — итог боя ему был ясен. Он перепрыгнул через невысокий забор и оказался за кустарником. Здесь присел, подождал, пугливо осмотревшись, кинулся убегать задами…

Часть первая

КОСТРЫ НА БАШНЯХ

Глава первая

Шел второй год войны…

Вести с фронта поступали неутешительные. Виктор Соколов отошел от репродуктора, который висел на стене длиннющего застекленного коридора военного госпиталя, находящегося в сосновом бору под Москвой, и, когда окончилась сводка, не спеша направился, чуть прихрамывая, к себе в палату. «Создалась непосредственная угроза прорыва противника в глубь Кавказа…» — повторил он про себя с горечью. Его обогнала медсестра; рядом с ним, крупным молодым мужчиной, девушка казалась маленькой, хрупкой. «Вас вызывает главврач», — сообщила она.

Виктор постоял еще немного, провожая девушку рассеянным взглядом; он продолжал осмысливать то, что только что услышал по радио, и смысл слов медсестры дошел до его сознания немного погодя, когда она удалилась. Тем не менее Виктор не торопился идти к главврачу, чувствовал: ничего хорошего тот не скажет. Вчера сделали снимок ноги, — наверное, ничего утешительного, если вызывают. Как говорят матросы, спишут на берег. После печальной сводки стоит ли усугублять и без того испорченное настроение? Поколебавшись, однако, пришел к выводу, что идти все-таки придется: чему быть — того не миновать.

Главврач, пожилой мужчина с небольшой белоснежной бородкой, в тесном кабинете был не один. Посетитель смотрел в окно и тотчас обернулся, как только Виктор переступил порог. Это был Василий Сергеевич Тимофеев, крупный, широкоплечий мужчина, сохранивший, несмотря на свои уже немолодые годы, а было ему за сорок, стройную фигуру.

— Василий Сергеевич? — поразился Виктор и тут же, еще не опомнившись, оказался в крепких объятиях Тимофеева.

— Здравствуй, сынок! — с отеческой теплотой вымолвил тот.

— Как вы узнали, что я в госпитале? — Виктор чуть было не сказал: опять вы меня нашли.

В прошлый раз, когда часть, в которой служил Виктор Соколов, стояла в районе Днепропетровска, его вызвали к командиру полка. «Отправляйтесь в распоряжение командира дивизии», — коротко приказал командир.

— Командира дивизии? — насторожился Виктор.

— Да, в распоряжение нашего нового комдива генерал-майора Тимофеева, — еще строже добавил командир полка.

Тогда Виктор промолчал, но дорогой, естественно, стал прикидывать: «Почему Василий Сергеевич решил взять меня под свое крылышко сразу же, как только возглавил дивизию? Ну конечно же наверняка мать обратилась к Тимофееву с письмом: так, мол, и так — убереги сына… Полно, однако! Можно ли в такой обстановке рассчитывать на какие-то исключительные условия!» С разными, противоречивыми, думами и предстал Виктор Соколов перед генералом.

Василий Сергеевич, казалось, сразу проник в его затаенные мысли.

— Не скрою, Виктор, хотел бы уберечь тебя, — признался он откровенно после того, как осмотрел внимательно Соколова-младшего и нашел поразительное его сходство с отцом, Соколовым-старшим. — И, если по-честному, понять меня не так уж трудно. Ради отца твоего, которого мы потеряли в расцвете сил, молодым и здоровым, надо было бы. Дорог ты мне, как родной сын. Да время нынче такое…

Бывалый генерал сразу понял, что творится в душе вполне взрослого сына его друга-однополчанина. И тут же одобрил его ответ, когда тот заявил, что готов выполнить любое задание.

— Иных слов я от тебя и не ожидал, сынок.

Они были в блиндаже одни, и Василий Сергеевич мог себе позволить столь непривычное на фронте и вообще между военными обращение.

Виктор понадобился в штабе дивизии в качестве переводчика: он неплохо знал грузинский, понимал осетинский, кабардинский, говорил по-немецки.

— Если надо, я готов!

— Вот и славно, — удовлетворенно кивнул Тимофеев. — Трудности, голубчик, возникли в наших национальных соединениях и подразделениях. Некоторые солдаты и сержанты не владеют русским языком. И все это, сам понимаешь, затрудняет боевую и политическую работу. Думаю, в ближайшее время положение выправится. Но время не ждет. Нам сейчас нужны кадры. Направляю тебя в грузинский стрелковый полк. Кстати, в этом подразделении немало горцев из Южной Осетии.

Так и воевал в грузинской части, пока не ранило, и он, Виктор, попал в этот подмосковный госпиталь.

«Что же предложит мне Василий Сергеевич на этот раз?» — подумал Виктор, освобождаясь из объятий Тимофеева.

— Я за тобой, — сказал генерал бодро. — Пять минут на сборы. Нас ждут…

Виктор покосился на пожилого полнотелого доктора: и он, выходит, не возражает, если не вмешивается в разговор? А ведь утром на обходе главврач в категорической форме отказался выписывать его из госпиталя: шутите, сказал он, куда вы с такой ногой? Что же изменилось за эти два-три часа?

Главврач понял, что тревожит Соколова, пожал в ответ покатыми плечами, подчеркивая тем самым свою беспомощность — не по своей, мол, воле вынужден согласиться. Печально предупредил:

— Если бы не предписание, капитан, не отпустил бы. Берегите ногу. Вот и все, что я могу вам посоветовать на прощание. — И посмотрел на генерала, который нетерпеливо дожидался у двери.

— Спасибо, доктор. — Виктор крепко пожал протянутую ему руку.

Они сели на заднее сиденье черной эмки, и машина покатила вдоль аллеи тополей по гладкому асфальту.

— Соскучился по дому? — несколько неожиданно спросил генерал, чем ошарашил Соколова: шутит он, что ли? Между тем Тимофеев и не думал шутить, а в голосе его даже ощущалась грусть. — Представь себе: ты дома. Елизавета Христофоровна, мать твоя, откармливает тебя вкусными южными блюдами. А жена…

— Товарищ генерал! — вырвалось у Виктора; при шофере он не осмелился обратиться к Тимофееву по имени и отчеству, как это делал прежде. — Что вы этим хотите сказать?

Он чувствовал, что на этот раз Василий Сергеевич что-то явно недоговаривает. Неужто дела его настолько плохи, что отправляют в тыл?

— Есть, Виктор, возможность отправиться домой, в родные места. — Гладко выбритое лицо Тимофеева стало вдруг строгим. — А если откровенно, то речь пойдет об очень ответственном задании.