Афганский дневник

В маленькой палатке удобнее жить, например, экипажу танка, расчету орудия, в палатке побольше — отделению мотострелков, которые по сигналу «Сбор» должны быстро занять места в боевой машине пехоты.

Внутри палаточные домики тоже выглядят разнообразно. В некоторых с первого дня стоят деревянные нары — значит, командир запасливый, догадался прихватить из Союза побольше досок. В других нар нет, но зато пол сантиметров на двадцать застелен мясистыми стеблями долинной травы — трудолюбивые люди живут, не поленились запастись подручным материалом. Печки нередко своеобразные, с усовершенствованиями, хитростями. Наилучшие — так называемые «поларисы»: труба с горловиной для заливки солярки и полосой дырок — поддувом.

Общая деталь интерьера — деревянные стояки с автоматами.

…Первая ночь на афганской земле. Почти на ощупь шел от штабной машины, где изучал по карте обстановку и читал донесения, к длинной шеренге палаток. Светили маленькие колючие яркие звезды, словно наклеенные на гигантское полотно купола, нижние прижимались к земле. На гребнях холмов просматривались силуэты боевых машин сторожевого охранения. На горизонте едва различались, только лишь угадывались дальние пирамиды гор: вообще-то в Афганистане трудно найти местечко, возле которого не возвышалась бы какая-нибудь горушка.

Перед палаткой споткнулся о столбик, свалил крышку привязанного к нему рукомойника. Откинув в тамбуре один за другим три брезентовых полога, протиснулся-таки внутрь, на мгновение ослеп от яркого электрического света. У центральной опоры под лампой брился электробритвой незнакомый офицер, придерживая коленкой ненадежное соединение вилки с самодельной розеткой.

Пока глаза привыкали к свету, меня уже взял под локоть майор Владимир Чичканов, с которым познакомились днем в штабе.

— Сосед сегодня не ночует, место самое хорошее, у печки. Располагайся.

Прислушиваясь краем уха к разговору офицеров о службе, я тихонько и — стыдно признаться — сладко начал похрапывать. Сквозь дремоту привиделась вдруг прелестная иранская певичка, которую чао назад показывали по местному телевидению вслед за шестым выпуском — нашего «Ну, погоди!».

Что другое, а вот уж открытое женское лицо в Афганистане увидишь не часто, разве что в Кабуле: он издавна сложился как культурный центр страны, легче воспринимает новые веяния, и женщина без паранджи на его улицах — не редкость. Но в Кабуле я пробыл мало, а в афганской глубинке нравы куда более круты.

Волей-неволей надо сказать несколько слов по женскому вопросу. Потому хотя бы, что контрреволюционеры и некоторая враждебная часть духовенства пытаются и его обыграть в свою пользу. Дело в том, что женщин в Афганистане меньше, чем мужчин. По некоторым данным, разница составляет почти десять процентов. К тому же надо учитывать, что мусульманские законы допускают многоженство и что традиционно велик (хотя официально он вообще отменен) калым — выкуп, который жених выплачивает за невесту. В итоге, далеко не каждый бедняк получает самое человечное и, казалось бы, неотъемлемое право — продлить свой род, продолжить жизнь в детях. Многие бедняки работают на феодала за единственную плату, которую богатей выдаст через десятки лет эксплуатации их труда, — первоначальный взнос калыма. Поэтому и попадают порой в сколоченные бывшими феодалами банды обманутые, целиком зависимые от произвола хозяина бедняки. А когда на афганскую землю, выполняя интернациональный долг, пришли советские солдаты, контрреволюция поспешила в поток ненависти и клеветы влить мутный ручей «слез сочувствия» к трудолюбивым и обездоленным крестьянам: дескать, русские завоеватели заберут себе лучших женщин, и вы потому не сможете найти себе жену, продолжить угодный аллаху род.

Здесь, в Союзе, подобный вымысел кажется настолько нелепым, что смешно было бы и опровергать его. Но в Афганистане это пока серьезно.

Меня, однако, интересовала совсем другая сторона женского, а точнее сказать, семейного вопроса. Нашим офицерам не в диковинку, конечно, частые разлуки с семьями, порой продолжительные, связанные с полевой учебой или другими обстоятельствами службы. И все же неделями, месяцами не видеть детей, жену, не иметь возможности позаботиться о них — разве такое для мужчины легко? Личные переживания, если говорить честно, могут не только сплачивать, но и разобщать людей. В палаточных гарнизонах на афганской земле они наших воинов сплачивают…

Заметки по истории

До декабря 1979 года знал об Афганистане лишь общие сведения, печатавшиеся в периодике, да кое-что понаслышке. Откровенно говоря, из всех соседей нашей страны Афганистан воспринимался наиболее отвлеченно и как-то сугубо экзотически. Не берусь объяснять причин такого явления, но что было, то было.

Всамделишный Афганистан удивил, заинтриговал. Восток всегда притягивает, а порой и губит человеческую душу. «Кто услышал зов с Востока, вечно помнит этот зов», — так писал еще Редьярд Киплинг, у которого, кстати, немало стихов об Афганистане. Но очарование и ошеломленность быстро сменились вопросами без ответов, законами без закономерностей, загадками, казалось бы, без отгадок. Привычный трюизм «Восток есть Восток» ничего не объясняет: на Востоке тоже люди живут, не могут же они быть совсем непохожими на нас…

Вот после таких размышлений я и решился вставить в книжку небольшие главки-прослойки по истории Афганистана.

В главках-прослойках, которые я называю заметками, разумеется, нет научных открытий, помещаю лишь то, что останавливало при чтении источников взгляд, будоражило мысль, вызывало ассоциации, а также то, что по ряду причин пока малоизвестно или вовсе неизвестно широкому кругу читателей-современников.

Народы всегда бывают старше своих современных названий. Афганцы существовали еще до того, как в письменных источниках конца первого тысячелетия нашей эры их впервые назвали теперешним именем, и уж тем более — до первого централизованного государства, образованного в восемнадцатом веке Ахмад-шахом. Но на прямой вопрос, когда все-таки появились афганцы, в ученых книгах ответа пока нет. Как, впрочем, и на вопрос, откуда они пришли.

Да и кто такие афганцы? Достоверно известно, что это не одно племя, а многие племена, в трудах историков шестнадцатого-семнадцатого веков их число определяется в пределах четырех сотен.

Древнейшая и средневековая история Афганистана, а точнее, того участка Азии, который занимает ныне Афганистан, насыщена походами, завоеваниями, образованием и крахом огромных государств. Мидийская держава и Бактрия, империя Ахменидов и путь вождя персидских племен Кира на восток; завоевания Александра Македонского; возвышение державы Селевкидов; расцвет греко-бактрийского царства — «страны тысячи городов»; вторжение кочевников и смутный период, завершившийся образованием могучей империи Кушан; набеги и завоевания арабов; государства Газневидов и Гуридов; кровавые походы орд Чингиз-хана; борьба Тимура с государством Куртов; вторжение полководца и поэта Мухаммада Бабура с территории Афганистана в Индию и, наконец, провозглашение независимости афганскими племенами Кандагара и Герата — все это предшествовало рождению самостоятельного афганского государства, всему этому была свидетельницей афганская земля…

К середине семнадцатого века относится первое упоминание об афганцах в русских источниках — в делах о посольстве князя Козловского, выехавшего в Персию в 1646 году. Царь Алексей Михайлович отправил с посольством и двух гонцов: казанского купца Никиту Сыроежкина и астраханского жителя Василия Тушканова. Гонцы должны были ехать дальше, но не смогли этого сделать, поскольку афганские племена в очередной раз перекрыли все пути в Индию.

Через двадцать лет ситуация, похоже, не изменилась. Русский посланник Василий Даудов в «Отписке», посланной из Бухары в Посольский приказ, сообщал о восстании афганцев: «…А в Индейской, государь, земле заметил великия, авганы индейскому шаху изменили и воюют на него индейского шаха, а те авганы живут в горах, и будет их авганской силы с 300 000».