Хмара

— Лида, что ты делаешь! — вмешалась Наташа. — Ты же знаешь, какая она мнительная. Теперь будет целый час думать, толстая она или нет. Ты, Анка, не толстая и не худая, а, как говорится, в самый раз.

Анка все-таки повертелась у зеркала, разглядывая себя так и этак.

В средней школе Анка Стрельцова слыла за первую красавицу. Мальчишки влюблялись в нее скопом и по очереди, посвящали ей стихи и на переменках тайком засовывали их в Анкины учебники. На сложенных крохотными конвертиками, как аптечные порошки, записках вместе с обязательной надписью «Ане С.» красовалось, такое же обязательное червовое сердце, пронзенное зубчатой стрелой. Дома Анка показывала любовную-почту подруге и весело хохотала. А Наташа сердилась.

— Это гадко! — выговаривала она. — Добро бы один, а тут вон сколько пишут. — И брезгливо отодвигала записки. Мальчишки, авторы этих восторженно-романтических посланий, крепко теряли в ее глазах. Их чувства Наташа считала несерьезными, показными. Чего предлагать свою дружбу в письменном виде? Ты на деле дружи или хотя бы старайся дружить, а там время, покажет, что получится.

— А я что могу поделать? — изумлялась Анка. — Объявление на парту повесить, что записки подсовывать строго воспрещается! Ты же знаешь, я сама не набиваюсь на ухаживания.

Но она лукавила. Ей нравилось получать от соклассников наивные и робкие признания в любви. Нравилось перехватывать затуманенные или восхищенные взгляды. Хотелось еще и еще раз убедиться в силе своей расцветающей женской красоты.

— Ну, хватит! — сказала Лида Белова, когда ей надоело Анкино откровенное самолюбование перед зеркалом. — Наташа права: с тобой обо всем можно говорить, кроме твоей внешности.

Анка от зеркала отошла и губы надула. Лида, словно бы не замечая ее обиды, достала из-за оттоманки гитару. Мечтательная мелодия «Синего платочка» поплыла в вечереющей комнате. Ох, этот «Синий платочек»! Простенькая, немудрячая песенка, а если разобраться, то и пошловатенькая, но сколько молодых сердец сладко бередила она, сколько с ней связано чистых порывов души и светлых воспоминаний.

На мгновение, чтобы утихомирить струны, Лида прижала к ним ладошку и тут же начала:

Одна из самых популярных довоенных песен с началом войны приобрела новое, конкретное звучание. Да, тишину любимых сел и городов защищал уже не вымышленный, никому не известный товарищ, а реальные, хорошо знакомые люди. Наташа присоединилась к Лиде, потом Анка, втроем допели песню до конца и еще раз ее повторили.

После этой песни стало не до шуток, и все обыденное, привычное отодвинулось куда-то в сторону. Ничего не изменилось в Анкиной комнате и во дворе, заросшем зеленью, и на нелюдной окраинной улице, куда выходило окно комнаты; тот же фикус на табуретке, который всегда мешал танцевать, и белое пикейное покрывало на кровати, и розовый бант на грифе гитары, и запах парного молока, господствующий в этот час на улице — все-все было таким, как вчера и год назад, и вместе с тем иным, таящим в себе неясную тревогу.

— Сводку Совинформбюро сегодня слышали? — спросила Наташа.

— Как же! — вздохнула Лида. — Теперь так: поднялся с постели и — к радио. А у кого нет, к соседям бегут. Сегодня передавали результаты за все три недели войны: у немцев более миллиона убитых, а у нас 250 тысяч.

— Подумать только, миллион! — сказала Анка. — Жуткое дело!.. А как они подсчитывают? Наши все время отступают, убитые ведь у фашистов остаются. Или как?

— А так! — сердито сказала Наташа. Она уловила в Анкином вопросе сомнение, и это показалось ей кощунством. — Сказано, миллион — значит, миллион. Уж как-нибудь да подсчитали. Приблизительно подсчитали. Понятно?

Крепко чувствовалась в ней комитетско-комсомольская закваска.

— Не знаю, как насчет немцев, — сказала Лида, — а что наших 250 тысяч словно корова языком слизала, тут, надо полагать, точно подсчитано. — И, некрасиво ссутулившись, принялась нервно поглаживать себе плечо.

Год назад, после окончания педтехникума, Лида Белова вышла замуж за командира-танкиста. Сейчас у нее грудной ребенок, маленький Николенька. А большой Николай, ее муж, где он? Жив ли? Или числится в зловещей цифре потерь?

У Анки на фронте старший брат. Перед самым началом войны он окончил Одесское пехотное училище, сообщил об этом уже из действующей армии — и с тех пор ни слуху ни духу.

Лишь у Наташи из родных никого в армии нет. Отцу, записавшемуся добровольцем, сказали: ждите, вызовем. Но он продолжает работать в своем «Дорстрое», с вызовом почему-то не спешат. Оттого, может быть, что отец все-таки пожилой человек — ему за сорок. И Наташа испытывает чувство внутреннего неудобства: у подруг близкие на фронте, а ее семья словно в стороне от общих опасностей и тревог.

Движимая желанием оправдаться, хотя никто ни в чем и не думал ее обвинять, Наташа торопливо рассказывает о заявлении отца и своем собственном посещении райвоенкомата.

— И ты ничего не сказала мне, своей подруге?! — пылко, дурашливо кричит Анка. — Мама, Наташа санитаркой в армию идет. И я с ней!

Показывается встревоженная Ксения Петровна, она внимательно вглядывается, читает девичьи лица: шутейно разговор или всерьёз? Но спрашивает с простинкой:

— Это в какую армию?

Наташа объясняет: райком комсомола, возможно, будет посылать девушек на военные курсы — то ли санитарок, то ли связисток, но когда объявят набор, никому не известно.

— Мы вместе пойдем, — решительно заявляет Анка. — За одной партой в школе сидели и в армии будем вместе.

— Ось объявят сперва, яки там курсы, тоди и по-балакаемо, — говорит Ксения Петровна. Она поняла, что беспокоиться пока рано, и ушла на кухню.

Лида обхватила себя руками за плечи и сидит оцепенело, уставившись невидящими глазами куда-то в угол. Курсы санитарок ее не трогают: куда ей с грудным ребенком!.. Думает она о своем. О муже.

Странно у нее с Николаем получилось. Приехал-танкист со службы в отпуск, познакомились с ним на-танцах в сельском клубе, а через две недели сыграли свадьбу. Не успела как следует разглядеть мужа — кончился его отпуск, уехал в часть. Со свекровью она не ужилась, переехала в Знаменку к родителям. И вот ребенок! Стыдно перед подругами признаваться, но до сих пор сама понять не может: любит мужа или нет? Порой кажется, что любит. Вот подумала сейчас, Николенька без отца может остаться — не дай бог погибнет на фронте, — и заныло сердчишко. В другой раз жалеет, что рано выскочила замуж. Не поддайся она тогда, была бы свободной птицей сейчас. Как Наташа с Анкой. Завидует она подружкам. А разве, когда любят, бывают такие сомнения?

Всего на два года Лида старше своих подруг, а чувствует себя опытной, пожившей женщиной.

Это она так о себе думает. Для подруг она была и осталась озорницей и хохотушкой Лидкой Беловой, которая хорошо играет на гитаре и еще лучше поет. Ее скоропалительное замужество воспринималось как курьез, как очередная хохма, выкинутая на потеху честной компании. В серьезность ее брака верили с трудом. Замуж она выходила в чужом селе, где учительствовала в начальной школе, а в Знаменке ее танкиста никто в глаза не видел. Если б не ребенок, то вообще считали бы, что Лидка треплется и никакого мужа у нее нет.

Покамест Лида была погружена в свои невеселые раздумья, девчата разыскали школьный учебник географии и принялись за стратегические подсчеты.

— Всего населения в Германии, — разыскала нужную страницу Наташа, — 63 миллиона человек. Теперь соображаем: половина мужчин и половина женщин. Из мужчин сколько могут служить в армии? Ну, примерно тоже половина-15 миллионов, а остальные — старики, дети, больные… Пускай 20 миллионов! Теперь считай, сколько времени понадобится, чтобы уничтожить вражескую армию в 20 миллионов солдат, если за три недели Красная Армия уничтожила один миллион? Задачка для третьего класса…